Раса хищников - Лем Станислав (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Чем все это закончится? Разумеется, история не имеет конца, но в процессе ее развития могут происходить довольно крутые перемены и резкие повороты — перед лицом подобной опасности нынче и стоит человечество. Приближается переломный период, старые методы хозяйствования и управления будут постепенно уступать место каким-то новым, но эти новые пока еще не народились. Если б только знать, что делать, я немедленно бы об этом сказал — но я не знаю.
Ноябрь 2004
Спор о восстании{38}
В только что полученном мной 144-м номере парижского журнала «Зешиты хисторычне»[172] я обнаружил полемику трех авторов по поводу книги Нормана Дэвиса[173]о Варшавском восстании[174].
Автор главной статьи — историк Ян Чехановский; свое мнение также высказывают Юлиуш Лукашевич и Эмануэль Халич. Сознаюсь сразу, книгу Дэвиса я не читал, однако три разных мнения позволили мне ухватить ее основной тезис: западные союзники нас предали — если бы Рузвельт и Черчилль надавили на товарища Сталина, он, возможно, дал бы себя убедить и помог восстанию, которое имело шансы на успех. Кроме того, мне известно, что ход восстания Дэвис рассматривает лишь в части книги — две трети он посвятил отношениям Польши с Советами и западными союзниками; но ведь писал он не для поляков, а для тех, кто путает Варшавское восстание с восстанием в Варшавском гетто[175] и не слишком хорошо понимает, кто, с кем и за что там сражался.
Необъективность Дэвиса для нас лестна, но не соответствует реальной фактической картине. Беспристрастное обсуждение восстания должно было бы вестись в трояком аспекте. Во-первых, более глубокое представление мог бы дать политический фон того времени. Во- вторых, следовало бы задуматься над тактикой повстанцев и, в-третьих — над их военной выучкой и вооружением. Как ни странно, мне пришло в голову сравнение с Ираком и боями, которые американцы ведут в Фалудже. У американцев — вертолеты, ракеты, броневики и вообще все, что только доступно в наши дни из вооружения, а тем не менее они не в состоянии быстро победить исламских боевиков.
Главное различие, если говорить о тактике, состоит в том, что боевики в Ираке наносят удары по группировкам американских и правительственных войск, но не заинтересованы в захвате территории. А в Варшавском восстании речь шла о территории, однако атаки, направленные на ее захват, не оправдали надежд; не удалось заполучить ни мосты через Вислу, ни предмостные укрепления, ни аэродром в Окенче, а значит, не было шансов на высадку крупных воздушных подразделений с возможной помощью.
Далее: люди Аль Заркави[176] прекрасно вооружены, а у наших повстанцев не было даже гранатометов. Сражения американской армии с суннитами показывают, что, если имеется хорошо вооруженный тыл, можно долго и успешно противостоять превосходящим силам противника. Конечно, современный принцип ведения войны не таков, как полвека назад, он основан на изолированных ударах в избранных местах. Американцы пытаются отвечать на первые ракетные выстрелы концентрированным огнем 155-миллиметровых гаубиц. Это, впрочем, мало что дает, поскольку противник, сделав выстрел, тут же убегает, а не ждет с гранатометами или ракетными установками, пока американцы нанесут удар.
Самым же главным в 1944 году была политическая ситуация. Сталин держал все козыри в рукаве, а Запад не имел, собственно говоря, ничего. На Восточном фронте находилось более 160 хорошо вооруженных советских дивизий, а в Западной Европе, считая войска вторжения как на юге, так и во Франции, союзники располагали лишь одной третью этих сил. Идея, к которой, похоже, склоняется Дэвис, говоря о том, что Запад должен был оказывать на русских давление, всегда представлялась мне утопической. Польша была пешкой на большой шахматной доске военных сражений, судьба Варшавы не трогала сердца западных союзников, Сталин же получил небывалый шанс ликвидировать руками немцев один из самых мощных очагов польского сопротивления — не только антигитлеровского, но и антисоветского — и заодно (хотя в этом он, по всей вероятности, особо заинтересован не был) разрушить польскую столицу.
С точки зрения тогдашних западных политиков и военных, не было никаких причин ставить вопрос союза со Сталиным в один ряд со спасением Варшавы. И в самом деле, трудно представить, чтобы кто-либо на Западе в то время готов был ради нашей столицы рискнуть головой. Это не вопрос эмоций, таково реальное положение дел. У Сталина не было оснований уступать гипотетическому давлению союзников. Напротив, он хотел, чтобы немцы сделали за него черную работу. И такова историческая правда, не зависящая от того, нравится это кому-то или не нравится. То, что мы вдобавок были плохо вооружены и стратегические цели повстанческого удара не были определены четко, уже другой вопрос.
Командование, которое приняло решение о начале восстания, отправив лучших из нашей молодежи на истребление и погибель, взвалило на свои плечи огромную ответственность. Я не соглашусь с Чехановским, что это решение было преступным и что те, кто его принял, должны были предстать перед (не знаю каким) судом; такие вопросы не рассматриваются в категориях правосудия. Однако несомненно, что восстание было проиграно с самого первого дня. Мы должны отдавать себе отчет в бесполезности этого трагического действа, которое привело к разрушению столицы и после которого мы до сих пор не можем полностью восстановить силы, ибо потеряли самых лучших.
Часто, словно тень отца Гамлета, возвращается один и тот же аргумент: даже если бы первого августа дело не дошло до приказа о восстании, варшавская молодежь и без того поднялась бы на борьбу. Этот тезис базируется на предположениях, которые не имеют под собой доказательного материала: историю нельзя воссоздать на основе подобных спекуляций. Восстание было непродуманным и с военной точки зрения, и с точки зрения политической. Немцы могли разрушить Варшаву, что они и сделали, а вялая реакция Запада с точки зрения чисто военной, к сожалению, понятна. Трудно было рассчитывать, что с неба сойдет воинство англо-американских, а может, еще и польских парашютистов. Реальное соотношение сил должно рассматриваться в отрыве оттого, кому принадлежат симпатии историка. Между тем Норман Дэвис настолько влюбился в поляков и так называемую Божью игру[177], что сделался необъективным; его любовь к нам, признаюсь, сильно меня удивляет.
Я тогда жил во Львове, то есть находился уже по советскую сторону фронта, и через Лондон до нас доходили лишь слабые и неясные отголоски кампании, ведущейся в Варшаве. Мне было двадцать три года, и я более или менее понимал, что творится, но не предполагал, что как политические, так и военные планы нашего подпольного руководства были настолько немотивированны логикой непреложных фактов. Сегодня вся эта история поросла быльем, и никому не хочется больше ломать копья. И все же: с чего бы Сталин, который уже поглотил полПольши, стал бы вдруг отказываться от своих далеко идущих намерений? Ведь не для того он отнял у нас восточные земли и передвинул Польшу на запад, чтобы нам досадить; речь шла о создании подходящего плацдарма для удара по крупным западным странам. Так называемые Возвращенные земли[178], которые нам подарили, были, собственно говоря, учебным плацем, place d’armes, с которого можно будет начать нападение.
Что история подставила проектам Сталина ножку, это отдельный вопрос. Сегодня Путин силится реставрировать советскую империю, но уже методами экономического давления. В нашей стране царит кажущееся сознательным неведение о преднамеренности его действий, лишь изредка можно услышать предостерегающие голоса единиц, которые видят надвигающуюся угрозу. Россия не собирается вновь порабощать нас с помощью армии, но достаточно того, что она постепенно начинает перекрывать нефтяные и газовые краны. Я не стал бы уповать на то, что нас спасет НАТО или Европейский Союз; если мы сами себя не спасем, никто нам не поможет.
