Франсуа Мари Вольтер - Кузнецов Виталий Николаевич (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Однако отстаиваемая Вольтером детеологизация природы являлась при всех ее достоинствах еще ограниченной, неполной. Она не была и не могла быть последовательной потому, что опиралась на сугубо механистическое миропонимание, обусловленное тем, что в течение более двух с лишним столетий, вплоть до второй половины XVIII в., механика была единственной научно разработанной областью естествознания. Предметом исследования механики является такая форма движения, при которой оно только передается от одних тел к другим и сводится к перемещению в пространстве. Поэтому с точки зрения механицизма было невозможно понять движение как существенное свойство самой материи, осознать ее внутреннюю активность. В поисках ответа на вопрос, каким образом первичные корпускулы, наделенные в ньютоновской физике лишь свойствами протяженности и плотности, приходят в движение, образуют системы космических тел, на которых появляются живые существа, способные чувствовать, а в своих самых высших формах — и мыслить, естествоиспытатели обращались к идее бога. Характеризуя естествознание первой половины XVIII в., Энгельс отмечал, что в этом смысле «наука все еще глубоко увязает в теологии. Она повсюду ищет и находит в качестве последней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы. Если притяжение, напыщенно названное Ньютоном всеобщим тяготением, и рассматривается как существенное свойство материи, то где источник непонятной тангенциальной силы, которая впервые только и осуществляет движение планет по орбитам? Как возникли бесчисленные виды растений и животных? И как, в особенности, возник человек, относительно которого было все же твердо установлено, что он существует не испокон веков? На все подобные вопросы естествознание слишком часто отвечало только тем, что объявляло ответственным за все это творца всех вещей» (1, 20, 349–350).
Сравнительно легко доказав несостоятельность идеи божественного мироправления, механистическое естествознание долгое время не только не посягало на идею божественного мироустройства, но и всячески утверждало ее в качестве своего теоретическо-мировоззренческого вывода. Ньютон со своим «постулатом божественного первого толчка» (там же, 350) и устроения мира в соответствии с божественной мудростью лишь шел по стопам других творцов нового естествознания, завершая его определенную стадию. В противоречивом сочетании своих сильных и слабых сторон она отразилась также в развитии передовой философской мысли от Бруно, Ф. Бэкона и Декарта до Спинозы, Локка и Толанда, в учения которых при всей материалистичности основного содержания все еще включена в той или иной форме идея бога.
Признание наряду с атомами пустоты рассматривалось Вольтером как первое препятствие на пути чисто материалистического понимания природы. Ибо отсюда, по мнению Вольтера, следовал вывод, что материя реально ограничена в своем существовании и это не позволяет считать ее бесконечным и всеобъемлющим бытием. Данное соображение выявляло действительную трудность, возникающую перед философской мыслью, которая отождествляла материальное бытие с веществом, а на пространство смотрела как на совершенно внешнее по отношению к материи вместилище. Вторым препятствием явился восходящий к античности метафизический предрассудок, что бытие, существующее с необходимостью, должно быть неизменным. С этой точки зрения изменчивость форм материальной Вселенной представлялась несовместимой с тем, что последняя существует по внутренней необходимости, и источником этой необходимости объявлялось имматериальнее надприродное существо — бог. Третьим препятствием являлся также метафизический предрассудок — абсолютное противопоставление необходимости и обусловленности существования. В свете этого Вольтер, констатируя наличие обусловленности существования каждого вида природного бытия, но не возвысившись до понимания онтологической самодостаточности универсального взаимодействия, обнаруживаемого в природе, полагал себя вынужденным признать, что «некое существо существует само по себе вечно и является причиной всех других существ» (6, 22, 195). На роль такого существа Вольтером выдвигался бог на основании того неубедительного соображения, что бог, как существо имматериальное, не должен чем-либо обусловливаться в своем бытии («космологический» аргумент в пользу реальности бога).
Целый комплекс трудностей был также связан с пониманием принципов организации и усложнения материи. Сугубо механистическая трактовка движения приводила Вольтера к мысли, что если бы все в природе определялось одним только движением материальных частиц, «то существовала бы первичная материя, а никак не животные, растения, солнца, планеты, вращающиеся вокруг этих солнц по кривым в соответствии с математическими законами» (8, 150). Ложные традиции в понимании «первичной материи» как некоего хаоса корпускул заставляли Вольтера искать в боге источник законов природы, открываемых естествознанием: «Устройство Вселенной, лучше познанное, доказывает существование демиурга, а существование стольких постоянных законов доказывает наличие законодателя» (6, 17, 455). При этом Вольтера, как и многих других мыслителей XVII–XVIII вв., буквально гипнотизировала математическая форма, в которой ученые выражали законы природы: она казалась ему не только результатом познавательных усилий человеческого разума, но и прежде всего следствием математической разумности планов «верховного зодчего». Человеческие приемы исчисления упорядоченных движений материальных тел рассматривались Вольтером как калька со скрытых математических предписаний божества, и он заявлял, что, «чем более являешься математиком, тем более следует признать архитектора природы» (там же).
Понятия божественного «демиурга», «законодателя», «архитектора», «геометра» были органически связаны с телеологическим воззрением на мир, и Вольтер полагал необходимым для философа «рассматривать не только порядок, но и цель, которой каждая вещь представляется соответствующей» (6, 22, 194). Понятие осознанных целей, имеющее смысл лишь в рамках человеческой деятельности, экстраполировалось Вольтером на акты мнимого «демиурга», рассматриваемого также как «верховный разум», и трансформировалось в ложное представление о «конечных причинах». Ссылки на эти причины использовались как для неудачных попыток объяснить возникновение сложных материальных образований, так и при обосновании реальности «верховного разума». Через соответствующие рассуждения Вольтера красной нитью проходят неоправданные и в сущности ничего не объясняющие аналогии с созидательной активностью человека: «Я вижу в природе, как и в ремеслах, конечные причины. И я думаю, что яблоня создана для того, чтобы приносить яблоки, подобно тому как я думаю, что часы созданы для того, чтобы показывать время» (6, 18, 368). Именно применение понятия конечных причин к чисто природным образованиям ведет Вольтера к «открытию» их божественного творца («физикотеологический» аргумент). «Когда я, — писал Вольтер, — вижу часы, стрелка которых указывает время, я заключаю о разумном существе, устроившем пружины этого механизма так, чтобы стрелка указывала время. Вот почему, когда я вижу пружины человеческого тела, я заключаю, что разумное существо устроило эти органы так, чтобы быть воспринятыми и вскормленными в течение девяти месяцев в матке, и что глаза созданы для того, чтобы видеть, руки для того, чтобы брать, и т. д.» (6, 22, 194). Такие выводы делает Вольтер и относительно Вселенной, акцентируя внимание на строгой упорядоченности и функциональности движений, открываемых в ней учеными: «Если даже простой дом, построенный на земле, или корабль, совершающий кругосветное плавание, неопровержимо доказывают существование мастера, то движение звезд и вся природа доказывают существование их творца» (6, 26, 316).
На основании всех этих соображений Вольтер делает вывод, что философ обязан признать акт божественного творения в отношении природы — наряду с убеждением в том, что после этого творения природа существовала и функционировала в полной независимости от бога. Воззрение, согласно которому бог после разового акта творения (понимаемого нередко в ограниченном смысле «внедрения» нм в извечно существовавшую материю движения с характерными для последнего законами) затем навсегда перестал оказывать какое-либо воздействие на природу и целиком предоставил ее собственному ходу вещей, получило название деизма (от лат. deus — бог). Оно широко распространилось в философии Нового времени, оттесняя на второй план пантеистические представления о природе, свойственные большинству передовых мыслителей эпохи Возрождения. И возрожденческий пантеизм, и более поздний деизм существенно переосмысливали понятие бога, и в конкретной мировоззренческой ситуации своего времени они явились чрезвычайно важными ступенями развития материалистического взгляда на природу и вытекающей отсюда критики религии. По характеристике Маркса, «деизм — по крайней мере для материалиста — есть не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии» (1, 2, 144).
