Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич (читаем книги бесплатно txt) 📗
Но что говорит традиционалист? Он говорит, всплескивая руками: «Вот это представитель иудейской традиции, это — исламской, а вот — христианской, это — православной, а это — буддист! Как замечательно!» Потому что традиционалист оперирует вначале с представлением о Традиции, с концептом Традиции, с Традицией как парадигмой, а затем только применяет (или не применяет) эту конструкцию к конкретной традиции. Даже уходя с головой в конкретную традицию, традиционалист остаётся носителем изначального знания о парадигме. Он не просто и не только несёт в себе парадигму премодерна (если несёт, как Генон), он приносит с собой и нечто иное — знание о парадигме, он несёт парадигмальность Традиции, он несёт в себе её концепт.
У людей традиционного общества традиция воспринимается как данность, которую они никогда не осмысливают как философскую парадигму, они просто утверждают, что нечто есть истинным и единственно верным образом. Традиционалисты, наоборот, видят не данность, но исключительную парадигму, причем реконструируемую в особых исторических условиях.
Традиционалистская реконструкция Традиции — это не результат инерциальной защиты, например, христианами Вандеи своих традиционных ценностей перед наступлением Французской революции, это — нечто совершенно другое. Вот к какому выводу подводит нас Сэджвик в своей книге, хотя внятного объяснения не дает. Попробуем сделать это мы сами.
Концепция «традиционного общества» появляется в эпоху модерна
Когда наступает эпоха модерна (нас здесь опять интересует фазовый сбой), представители модерна, архитекторы теории прогресса, парадигмы Просвещения вначале осознают себя носителями новой картины мира, творцами новой программы. На первых порах у них есть ощущение, что речь идет о довольно искусственной инсталляции фундаментальных, концептуальных параметров знаний о бытии, мире — с заново выстроенной метафизикой, онтологией, гносеологией, представлением о субъекте. И у них есть представление о том, против чего они действуют. Именно здесь, на тонкой грани между парадигмой премодерна и парадигмой модерна, происходит формулирование концепции «традиционного общества». Кто ее формулирует?
Кто угодно, но только не представители традиционного общества, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не способны осмыслить свой образ жизни, свою веру и свою цивилизацию как «традиционное общество». Они говорят: «Это — исламский мир, это — моя деревня, это — мой приход». О том, что всё это, начиная корейскими пожирателями ящериц, включая византийскую цивилизацию, католическую Европу, православную Церковь или исламскую умму, и заканчивая эскимосскими шаманами, называется «традиционным обществом», естественно, никто не думает. Концепция «традиционного общества» рождается в тот момент, когда Традиция, традиционное общество заканчивается. И формулируют концепцию «традиционного общества», то есть осознают традиционное общество как реализацию ранее инсталлированной парадигмы ее противники — революционные представители эпохи Просвещения.
Премодерн начинает осознаваться как парадигма премодерна только на шве между Средневековьем и Новым временем. Именно здесь и возникает совершенно уникальное явление, которое можно назвать истоками традиционализма, потому что традиционализм впервые появляется тогда, когда Традиция заканчивается. Тогда парадигма Традиции исчерпывает себя, рассасывается, гаснет, становится недейственной, слабой, разбавленной так же, как сегодня исчерпывает себя парадигма модерна, которая больше никого не вдохновляет. Ведь только сейчас и можно (ещё/уже) говорить о модерне как о парадигме и о постмодерне как парадигме.
При первом фазовом переходе как раз в аналогичный чрезвычайно напряженный период, в пространстве шва между конкретным традиционным обществом, то есть средневековой Европой и современной Европой Просвещения и формируется представление о традиционном обществе, которое было осознано нарождающимся модерном как противник, объект преодоления, как систематизация антитез новым нарождающимся философским, ценностным, культурным, идеологическим, социальным, гносеологическим формам. Это была система фундаментальных философских, гносеологических и онтологических предрассудков, с которыми надо было бороться. Враг модерна был описан. И врагом оказалось не просто христианское европейское Средневековье, врагом оказалось традиционное общество со всей совокупностью его установок.
Перенниализм традиционалистов
Марк Сэджвик описывает генеалогию традиционализма, проделав скрупулёзную работу относительно того, что можно и что нельзя считать традиционализмом в узком смысле слова. Исследуя труды Ге-нона, Эволы и небольшого круга западноевропейских интеллектуалов, он выделяет в качестве основных черт их идеологии идеи:
о Софии Переннис,
о Примордиальной Традиции,
об универсальном или трансцендентальном един
стве традиций.
Для всех представителей школы традиционалистов была характерна убежденность в трансцедентальном единстве традиций, основанная на том, что существует София Переннис, единственная «вечная, нескончаемая мудрость» — источник вдохновения различных традиций, каждая из которых является лишь аспектом этой мудрости. Традиционалисты, вслед за Геноном, убеждены, что все традиции сходятся в одной точке — в Примордиальной (Изначальной) Традиции, наиболее полном, совершенном, абсолютном воплощении Софии Переннис.
Когда Марк Сэджвик начинает исследовать истоки перенниализма, он обнаруживает эти идеи в европейском масонстве, в оккультизме, в некоторых розенкрейцеровских организациях, но, углубляясь дальше в историю, он доходит до флорентийской академии, Марсилио Фичино и, соответственно, до эпохи Возрождения. Получается, что главные темы геноновской философии оформляются в ядро будущей системы именно в эпоху Возрождения, в контексте специфического европейского платонического (манифестационистского) эзотеризма, который полнее и яснее всего представлен в школе Марсилио Фичино.
Почему для нас это так принципиально? Потому что именно в этот исторический период — Возрождения — премодерн начинает осознаваться не просто как традиционная данность, а как обобщающая парадигма. Эзотеризм Фичино, перенниализм, учение о Софии Переннис, есть не что иное, как оперирование с парадигмой Традиции. Не с Традицией, а с парадигмой. И смысл оперирования с парадигмой заключается в том, что здесь речь не просто идёт о христианстве, исламе или иудаизме, но делается попытка вычленить общий знаменатель для самых различных типов традиционного общества.
Именно здесь, в момент Ренессанса, когда парадигма Традиции «откатывает», когда начинается «отлив» реального присутствия Традиции, этот «отлив» впервые — остро и полно, но по-разному — осмысляется двумя направлениями. Одно направление — это сторонники модерна от Галилея до Декарта, Ньютона, Вольтера, Тюрго и Руссо, творцы научной картины мира. Они очень чутки именно к парадигме традиционного общества в целом, к тому, что делает его таким, какое оно есть. По сути дела, они тоже оперируют с парадигмой премодерна, но рассматривают ее как нечто, что следует уничтожить, раскритиковать, «вывести на чистую воду», разрушить. И здесь же — в этом же самом историческом периоде — коренится завязь той линии, которая также начинает осознавать премодерн как парадигму, придавая этой парадигме положительный характер. Это и есть первые аккорды перенниализма, европейского традиционализма, получившего своё наиболее яркое и полное воплощение в трудах Рене Генона.
Традиционализм как явление модерна: традиционалист без традиции
Традиционализм невозможен вне парадигмы модерна. Более того, именно внутри парадигмы модерна вызревает традиционализм как некая специфическая форма работы с парадигмой премодерна. Само понятие «Традиция» с большой буквы, Традиция как нечто обобщающее, — это искусственный концептуальный конструкт. Традиция с большой буквы означает парадигму премодерна. Не премодерн, а его парадигму. И соответственно, именно творцы этого представления о Традиции с большой буквы, то есть Генон, Эвола и их последователи, с такой же ясностью описывают, излагают и анализируют и другую парадигму, именуемую ими «modern world», «modernity», «le monde moder-ne». В данном случае «le monde moderne» — «современность» — выступает у традиционалистов тоже как парадигма. Традиционалисты говорят о парадигме Традиции — именно о парадигме.
