Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич (читаем книги бесплатно txt) 📗
Глава 7
Учение о «радикальном субъекте»
Метафизика сбоя
Философия открывает свой потенциал в периоды смены парадигм
Начнем с такого понятия метафизика сбоя. Мы размышляем над сменой парадигм в философии, находясь на фазовом переходе от парадигмы модерна к парадигме постмодерна. В фазовом переходе, когда новая парадигма еще не устоялась окончательно, а старая уже ослабила свою жесткую хватку, и происходят наиболее интересные явления. Именно здесь мы способны схватить те вещи, которые, когда парадигма устоится и распространит свою суггестивную энергетику на нас, невозможно будет поставить под вопрос и спокойно осмыслить. Самое интересное в философии происходит при смене парадигм.
Поэтому нам интересна, например, эпоха Возрождения, когда ломалась парадигма традиционного европейского общества — креационистская парадигма, парадигма премодерна — и осуществлялся переход к модерну. Это был всплеск уникальных, глубочайших интуиций, которые повлекли за собой вскрытие фундаментальной философской проблематики.
Исчезновение свидетелей
Подобное происходит и сегодня, с тем лишь исключением, что при переходе от парадигмы премодерна к парадигме модерна человечество вступало в свои права, и появлялись автономные люди, которых не было в парадигме премодерна — люди со своей проблематикой, смертностью, конечностью, со своей экзистенцией, со своим еще не растраченным творческим потенциалом. И было много тех, кому страстно хотелось думать, мыслить, осуществляя этот фундаментальный — хотя и очень трагический — переход, заглядывать в будущее, верстать это будущее. А вот наша эпоха отличается тем, что люди исчезли. Люди просто ушли, исчерпав свою собственную миссию в эпоху автономного гуманизма, которая началась во времена Просвещения и закончилась в конце прошлого века. И от человечества, от этих разнообразных, многомерных типов, которые думали, страдали, жили, умирали, любили, творили великие дела, осталась кучка дерьма в лице современного шоу-бизнеса, политтехноло-гов, телемасс — тех жалких остатков, которые мы определяем как постчеловечество. То, что осталось от человечества, представляет собой не больше интереса, чем тараканы или черви для титанов Возрождения.
Аншлаг в пустом зале
Автономное человечество началось примерно в конце XV — начале XVI веков, а закончилось в конце XX века. Если смена парадигмы премодерна на модерн вызвала бурю интеллектуальных эмоций, творческих фантазий и творения великих мастеров, то переход от парадигмы модерна к парадигме постмодерна не вызвал ничего, кроме усталости, хихиканья и шипения, переходящего в щелканье неработающего телевизора, когда программа закончилась, а экран еще что-то показывает.
Ничего не осталось. Нет свидетелей, чтобы осознать то величественное, могущественное событие в интеллектуальной сфере, которое происходит на наших глазах. Человечество всё время ждало концерта, драмы. Но... оно не дождалось, оно умерло раньше от переедания во время антракта, и теперь великолепная пьеса конца истории, пьеса выяснения того, кто же был прав, а кто виноват, пьеса с расстановкой всех точек над «i» глобального метафизического процесса человеческой и духовной истории, проходит при пустом зале. Это аншлаг в пустом зале. Пьеса великолепно поставлена, но зрителей нет; они разошлись, не дождавшись развязки, последнего акта; они подумали, что спектакля не будет, а может, их отвлекли какие-то неотложные, но, как всегда, ничтожные дела. Но когда последний человек, хрипя, отплевываясь и зевая, покинул зал, спектакль начался.
Спектакль смены парадигм — это колоссальный метафизический сдвиг, который помогает нам осознать постфактум всю духовную историю земли, человеческого рода. Все маски сброшены, все вещи обнажены, но больше не осталось тех, для кого всё это показывать. Впрочем, можно сказать: раз мы есть, значит, хоть кому-то это интересно. Осталось только выяснить: кто такие эти «мы»? И мы ли это?
Заглянуть за край парадигм
В момент фазового перехода между парадигмами возникает уникальная возможность заглянуть за край этих парадигм. Дело в том, что когда парадигма устанавливается, она представляется тотальной, всеобъемлющей, бесконечной во всех направлениях, в том числе и во времени. Кажется, что она длится бесконечно долго по отношению к размерности познающего индивидуума, что она была всегда. Она плотным кольцом окружает человека, пропитывает собой всё вокруг него. Она не имеет географических и пространственных границ, поэтому она воспринимается как всеобщее, вечное и бесконечное. Когда люди живут внутри парадигмы, они думают, что она и есть всё, что так было всегда и будет всегда и везде.
Только на этих удивительных границах слома парадигм в моменты их сбоя, их смены и возникает возможность понять, что мы имеем дело не с само собой разумеющимся, не с «реальностью», не с «объективной истиной», не с бесконечно и вечно простирающимся перед нами интеллектуальным и физическим пейзажем как с очевидной и не подлежащей сомнению данностью, но с искусственной конструкцией, собранной из определенных элементов по четкой инструкции и, при необходимости, подлежащей переделке, совершенствованию или замене на другую — более совершенную.
В такие периоды смены парадигм возникают произведения — или театральные произведения, как в эпоху Возрождения, — которые структурно напоминают фильм «Матрица». И в фильме «Матрица», и в других картинах, в которых речь идёт о виртуальной реальности и стирании грани между компьютерными играми и жизнью, мы часто сталкиваемся с сюжетом, когда человек обнаруживает, что то, что он воспринимал как реальность, оказывается её имитацией, а мир, который ему казался «настоящим» — грубая подделка или реалити-шоу. И тогда возникает возможность фундаментального опыта: человек оказывается в каком-то запретном шкафу и видит, что за кучей костюмов и белья находится не стена, но компьютерные платы, уходящие строгими рядами в бесконечность. Или вместо мира, который стоит перед глазами, он видит электроды, подведенные к биосуществам, питающим своей энергией гигантский компьютер. Это прямые иллюстрации того, что значит заглянуть за край парадигмы.
Только в эпоху смещения парадигм мы можем осознать парадигму как парадигму. Но сама парадигма всячески противится этому, не дает схватить, осмыслить, увидеть себя именно как парадигму. В этом и состоит революционный потенциал метода парадигмального исследования. И он возможен только в фазовом переходе, когда «реальность сбоит» (по выражению американского постмодерниста Энтони Уилсона).
Когда вы сталкиваетесь с любым философским трудом, культурным произведением, политической реальностью, всё в этом произведении, художественном артефакте, политической системе принуждает вас принять гипноз, суггестию, излучающуюся из определенного центра, как непосредственные и прямые данные вашего объективного и подлинного опыта. Так парадигма скрывает себя. У человека в очень редких ситуациях — только, когда система дает сбой, компьютер начинает зависать — возникают экзистенциальные подозрения, что что-то здесь не так; что наше представление о себе, о мире, о мышлении основано на какой-то отчужденной схеме, на механической конструкции, которая внезапно обнажается через этот сбой. Например, эффект deja vu — когда один и тот же человек повторяет свое действие или высказывание несколько раз подряд, механически... и тогда вы вдруг догадываетесь, что здесь что-то не так, вас посещает первое ощущение подстроенности всего, чувство того, что вы уже всё это где-то видели.
