О проблемах языка и мышления - Ленин Владимир Ильич (книги хорошего качества txt) 📗

Союз ирокезов представляет собою самую прогрессивную общественную организацию, до какой только развились индейцы, поскольку они не перешагнули за низшую ступень варварства (следовательно, исключая мексиканцев, новомексиканцев и перуанцев). Основные черты союза таковы:

1. Вечный союз пяти родственных по крови племен на основе полного равенства и самостоятельности во всех внутренних делах каждого племени. Это кровное родство являлось действительной основой союза. Три из пяти племен назывались отцовскими и были братьями друг другу; два остальные назывались сыновними племенами и тоже являлись братскими племенами одно для другого. Три рода – старшие – имели еще своих живых представителей во всех пяти племенах, три другие рода – в трех племенах; члены каждого из этих родов во всех пяти племенах признавались все братьями друг другу. Общий, различающийся лишь по наречиям язык был выражением и доказательством этой общности происхождения.

Различия в наречиях у греков, стесненных на сравнительно небольшой территории, развились гораздо меньше, чем в обширных американских лесах; однако и здесь мы видим, что в одно большое целое соединились лишь племена с одинаковым основным наречием, и даже в маленькой Аттике встречаем особый диалект, который впоследствии приобрел господство в качестве общего для всей Греции прозаического языка.

В поэмах Гомера мы видим, что греческие племена в большинстве случаев уже объединились в небольшие народности, внутри которых, однако, еще вполне сохраняют свою самостоятельность роды, фратрии и племена.

Благодаря купле и продаже земельных участков, благодаря дальнейшему развитию разделения труда между земледелием и ремеслом, торговлей и мореходством, члены родов, фратрий и племен [у греков. Ред.] должны были весьма скоро перемешаться; в округе фратрий и племени селились жители, которые, будучи соотечественниками, все же не принадлежали к этим группам, следовательно, были чужаками в месте своего постоянного жительства.

Так афиняне сделали еще шаг дальше, чем какой-либо из туземных народов Америки: вместо простого союза живущих рядом племен явилось слияние их в единый народ.

Из сказания об основании Рима явствует, что первыми поселенцами были объединившиеся в одно племя несколько латинских родов (согласно сказанию – сто), к которым вскоре присоединилось одно сабинское племя, тоже насчитывавшее сто родов, а затем и третье, состоявшее из различных элементов племя, также имевшее, по преданию, сто родов.

Десять родов [у римлян. Ред.], как сказано, составляли фратрию, которая здесь называлась курией и получила более важные общественные функции, чем греческая фратрия. Каждая курия имела собственные религиозные церемонии, святыни и жрецов; последние в своей совокупности составляли одну из римских жреческих коллегий. Десять курий составляли племя, которое, вероятно, имело первоначально, подобно остальным латинским племенам, своего избираемого старейшину – военачальника и верховного жреца. Три племени составляли римский народ, populus romanus.

…население города Рима и римской области, расширившееся благодаря завоеванию, возрастало; рост этот происходил за счет частью новых поселенцев, частью населения покоренных, большей частью латинских округов. Все эти новые жители государства (вопроса о клиентах мы здесь не касаемся) стояли вне старых родов курий и племени и, следовательно, не составляли части populus romanus, собственно римского народа. Они были лично свободные люди, могли владеть земельной собственностью, должны были платить налоги и отбывать военную службу. Но они не могли занимать никаких должностей и не могли участвовать ни в собрании курий, ни в дележе завоеванных государственных земель. Они составляли лишенный всех общественных прав плебс. Благодаря своей все возрастающей численности, своей военной выучке и вооружению они сделались силой, угрожающей старому populus, теперь прочно оградившему себя от всякого прироста извне…

…невозможно сказать что-нибудь определенное ни о времени, ни о ходе, ни о причинах революции, которая положила конец древнему родовому строю. Несомненно лишь одно, что причина ее коренилась в борьбе между плебсом и populus.

Дошедшие до нас языки оставляют сомнение в том, существовало ли у всех германцев общее выражение для слова «род» и какое именно.

Со времени Цезаря [у германцев. Ред.] образовались союзы племен; у некоторых из них были уже короли; высший военачальник, как у греков и римлян, уже домогался тиранической власти и иногда достигал ее.

…в общем, у объединившихся в народы германских племен существует такое же общественное устройство, как и у греков героической эпохи и у римлян эпохи так называемых царей: народное собрание, совет родовых старейшин, военачальник, стремящийся уже к фактической королевской власти. То было наиболее развитое общественное устройство, какое вообще могло развиться при родовом строе; оно являлось образцовым общественным устройством для высшей ступени варварства. Стоило обществу перейти за те рамки, внутри которых это устройство удовлетворяло своему назначению, и наступал конец родового строя, он разрушался, его место заступало государство.

По всем странам бассейна Средиземного моря в течение столетий проходил все нивелирующий рубанок римского владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченному латинскому; исчезли все национальные различия, уже не существовало больше галлов, иберийцев, лигурийцев, нориков, – все они превратились в римлян. Римская администрация и римское право повсеместно разрушили древние родовые союзы, а вместе с ними и последние остатки местной и национальной самодеятельности. Вновь испеченное римское гражданство ничего не могло дать взамен; оно не выражало никакой национальности, а было лишь выражением отсутствия национальности. Элементы новых наций были повсюду налицо; латинские диалекты различных провинций все больше и больше отдалялись друг от друга; естественные границы, прежде делавшие Италию, Галлию, Испанию, Африку самостоятельными областями, еще существовали и также давали себя чувствовать. Но нигде не было налицо силы, способной создать из этих элементов новые нации; нигде еще не было и следа способности к развитию, отсутствовали силы сопротивления, не говоря уже о творческих способностях. Для громадной массы людей на огромной территории единственной объединяющей связью служило римское государство, которое со временем сделалось ее злейшим врагом и угнетателем.

Германские варвары в награду за то, что освободили римлян от их собственного государства, отняли у них две трети всей земли и поделили ее между собою. Раздел произошел согласно порядкам родового строя; при сравнительно небольшой численности завоевателей значительные пространства остались неразделенными во владении частью целого народа, частью отдельных племен и родов. В пределах каждого рода пахотная земля и луга были по жребию поделены равными частями между отдельными хозяйствами; нам неизвестно, происходили ли в дальнейшем новые переделы, во всяком случае последние скоро исчезли в римских провинциях, а отдельные участки превратились в отчуждаемую частную собственность, аллод. Лес и выгоны оставались неразделенными в общем пользовании; это пользование ими, а также способ обработки разделенной пашни регулировались древним обычаем и постановлениями всей общины. Чем дольше жил род в своем селе и чем больше постепенно сливались германцы и римляне, тем больше родственный характер союза отступал на задний план перед территориальным; род исчезал в марке, в которой, впрочем, еще достаточно часто были заметны следы происхождения из родственных отношений членов общины. Так незаметно растворился здесь родовой строй, – по крайней мере в странах, где удержалась марка: на севере Франции, в Англии, Германии, Скандинавии, – в территориальном устройстве и оказался поэтому способным приспособиться к государству.