От Фихте до Ницше - Коплстон Фредерик Чарлз (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
422
Гораздо более впечатляющая фигура как философ - Рудольф Герман Лотце (1817-1881), изучавший медицину и философию в Лейпциге, где он также слушал лекции Фехнера по физике. В 1844 г. он был назначен профессором философии в Гёттингене, а в 1881 г., незадолго до смерти, занял кафедру философии в Берлине. Помимо работ по физиологии, медицине и психологии он опубликовал немало философских сочинений [1]. В 1841 г. появилась "Метафизика", в 1843-м - "Логика", в 1856-1864 гг. - большая трехтомная работа, озаглавленная "Микрокосм" ("Mikrokosmus"), по философской антропологии, в 1868-м - история немецкой эстетики и в 1874-1879 гг. - "Система философии" ("System der Philosophie"). После смерти Лотце был опубликован целый ряд томов, основывающихся на лекционных записях его студентов. Они охватывали психологию, этику, философию религии, философию природы, логику, метафизику, эстетику и историю философии в Германии после Канта. В 1855-1891 гг. вышло трехтомное собрание его небольших сочинений ("Kleine Schriften").
Сам Лотце говорил, что изначально он обратил свои помыслы к философии из-за склонности к поэзии и искусству. Поэтому было бы несколько неточно сказать, что он пришел в философию из науки. Вместе с тем он проходил научную практику на медицинском факультете Лейпцигского университета, и для его систематического философского мышления характерно, что он предполагал и всерьез принимал то, что он называл "механическим" истолкованием природы.
Признавая, к примеру, тот очевидный факт, что существуют различия в образе действий живых и неживых вещей, Лотце вместе с тем отказывался признавать, что биолог должен постулировать какой-то особый жизненный принцип, ответственный за поддержание и функционирование организма. Для науки, пытающейся везде открыть связи, которые могут быть выражены в терминах всеобщих законов, "царство жизни отделено от неорганической природы не какой-то особой высшей силой, возвышаясь как что-то чуждое над другими формами деятельности... но лишь особым типом связи, в который вовлечены ее многообразные компоненты" [2]. Ины
1 Некоторые из его медико-психологических публикаций, такие, как "Медицинская психология, или Физиология души" ("Medizinische Psychologie, oder Physiologie der Seele", 1852), немаловажны для его философии.
2 "Mikrokosmus", I, Кар. 3, 1, S. 58 (5 Aufl. Leipzig, 1896-1909).
423
ми словами, специфическая деятельность организма может быть объяснена в терминах определенного сочетания материальных элементов. И задача биолога состоит в том, чтобы как можно дальше продвигать подобное объяснение, не прибегая к помощи особых жизненных принципов. "Связь феноменов жизни требует исключительно механического рассмотрения, объясняющего жизнь не особым принципом деятельности, а специфическим применением общих принципов физического процесса" [1].
Подобное механическое толкование природы, необходимое для развития науки, должно расширяться настолько, насколько это возможно. И это справедливо как для психологии, так и для биологии. Но мы, конечно, не имеем права априори исключать возможность отыскания опытных фактов, ограничивающих применимость механического воззрения. И мы находим такие факты. К примеру, единство сознания, проявляющееся в простом акте сравнения двух представлений и суждении об их сходстве или несходстве, сразу же устанавливает предел возможностей описания психической жизни человека в терминах причинных отношений между различными психическими событиями. Речь не идет о выводе о существовании души как некоего неизменного психического атома. "Факт единства сознания ео ipso* есть в то же время факт существования субстанции" [2], а именно души. Иными словами, утверждать существование души - не значит постулировать логическое условие единства сознания или выводить из этого единства какую-то скрытую сущность. Ведь признание единства сознания есть в то же время признание существования души, хотя надлежащий способ описания души - это, конечно, тема для дальнейшего размышления.
1 "System der Philosophie", II, Кар. 8, 229, S. 447 (Leipzig, 1912).
2 Ibid., 243, S. 481.
Итак, имеются определенные эмпирические факты, устанавливающие границы применения механистического истолкования природы. И неверно полагать, что дальнейший научный прогресс может отменить эти факты или показать, что они таковыми не являются. Это вполне очевидно в случае единства сознания. Ибо всякий будущий научный прогресс в эмпирической и физиологической психологии зависит от этого единства сознания и предполагает его. И поскольку Лотце считает, что размышление о единстве сознания показывает, что психические состояния должны быть соотнесены с нематериальной реальностью как их субъектом, то точка, в которой становится особенно очевиден предел механистической интерпретации психической жизни человека, является также пунктом, в котором проясняется необходимость метафизической психологии.
424
В намерения Лотце, однако, не входит создание, так сказать, двухэтажной системы, в которой механистическое истолкование материальной природы оказывалось бы нижним этажом, а накладываемая на него метафизика духовной реальности - верхним. Ведь он показывает, что даже по отношению к самой природе механистическое истолкование дает лишь одностороннюю картину, разумеется значимую для научных целей, но неадекватную с метафизической точки зрения.
Это механистическое истолкование природы предполагает существование единичных вещей, которые находятся в каузальных отношениях взаимодействия и которые по отдельности относительно неизменны, т.е. неизменны относительно их собственных меняющихся состояний. Но, согласно Лотце, взаимодействие между А и В возможно, только если они являются компонентами органического единства. И постоянство относительно меняющихся состояний лучше всего может быть истолковано по аналогии с постоянным субъектом изменения, лучше всего известным нам, а именно с человеческой душой в том виде, как она открывается в единстве сознания. Мы тем самым приходим не только к понятию природы как органического единства, но также к идее вещей как в каком-то смысле психических или духовных сущностей. Кроме того, основание этого единства должно представляться по аналогии с высшей известной нам вещью, т.е. с человеческим духом. Поэтому мир конечных духов должен представляться в качестве самовыражения бесконечного духа или Бога. Все вещи внутренне присущи Богу, и то, что кажется ученому механической причинностью, является просто выражением божественной деятельности. Бог не создает мир, а потом, так сказать, бездельничает, пока мир подчиняется законам, которые он дал ему. Так называемые законы - это и есть сама божественная деятельность, способ божественного действия.
Отталкиваясь от несколько специальной механистической концепции природы, Лотце затем приступает к изложению метафизической теории, напоминающей монадологию Лейбница и приводящей к заключению о феноменальности пространства. Но хотя Лотце действительно испытал влияние Лейбница и Гербарта, он также вдохновлялся, как он сам говорит, этическим идеализмом Фихте. Он не был учеником Фихте и не одобрял априорного метода посткантовских идеалистов, особенно Гегеля. Но фихтевская концепция предельного принципа, выражающегося в конечных субъектах
425
в стремлении к моральной цели, очень привлекала Лотце. И в поисках ключа к смыслу творения он обращается к философии ценностей. Чувственный опыт ничего не говорит нам о целевой причине мира. Но моральное убеждение состоит в том, что мир не может существовать без цели или замысла. И мы должны представлять Бога, проявляющегося в мире ради реализации ценности, морального идеала, постоянно осуществляющегося в божественной деятельности и через нее. Что же касается нашего знания о том, чем является эта цель, то мы можем прийти к какому-то знанию об этом только в результате анализа понятия Блага, высшей ценности. Таким образом, феноменологический анализ ценностей является составной частью философии. В самом деле, наша вера в существование Бога в конечном счете базируется на нашем моральном опыте и оценке ценности [1].
