Собрание сочинений. Том 8 - Маркс Карл Генрих (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Написано К. Марксом 16 октября 1852 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3622, 25 ноября 1852 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Подпись: Карл Маркс
К. МАРКС
КОШУТ, МАДЗИНИ И ЛУИ-НАПОЛЕОН
РЕДАКТОРУ «NEW-YORK TRIBUNE»
Милостивый государь!
Моя статья от 28 сентября, с фактами, проливающими свет на действия Кошута и Мадзини, вызвала, как я вижу, много нареканий и дала демократической прессе повод широко прибегнуть к пустой декламации, брани и громким угрозам.
Мне достоверно известно, что Кошут не принимает никакого участия в этой шумной кампании. Если бы он сам выступил с опровержением моих сообщений, я вернулся бы к ним и подтвердил бы их свидетельствами, неопровержимо доказывающими правильность приведенных фактов.
Впрочем, своей статьей я имел в виду не столько выступить против Кошута, сколько предостеречь его. В политике ради известной цели можно заключать союз даже с самим чертом, — нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя.
Что касается господина, взявшегося опровергнуть меня на основании авторитетного источника, то я позволю себе напомнить ему старую пословицу: Amicus incommodus ab inimico non differt .
Тем господам из демократической печати, и в особенности из немецкой демократической печати, которые, по своему обыкновению, вопили громче всех, я скажу, что в душе все они фанатичные роялисты. Эти господа не могут обойтись без королей, богов и пап. Едва выйдя из-под опеки своих старых правителей, они уже создают себе новых и яростно негодуют на тех «язычников и мятежников», которые запятнали себя преданием гласности неприятных истин и раскрытием компрометирующих фактов, совершив таким образом оскорбление величества и святотатство по отношению к новоявленным королям и богам демократии.
Написано К. Марксом
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3627, 1 декабря 1852 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ПО ПОВОДУ НЕДАВНЕГО ПРОЦЕССА В КЁЛЬНЕ
РЕДАКТОРУ «MORNING ADVERTISER*
Милостивый государь!
Нижеподписавшиеся, выполняя свой долг перед собой и перед своими ныне осужденными друзьями в Кёльне, считают необходимым привести для английской публики следующие факты, связанные с недавним процессом-монстр, который происходил в упомянутом городе и не получил достаточного освещения в лондонской прессе.
Потребовалось восемнадцать месяцев только для того, чтобы добыть улики для этого судебного процесса. В течение всего этого времени наших друзей держали в одиночном заключении и они были лишены всякой возможности чем-либо заниматься, даже читать книги; заболевшим отказывали в необходимой медицинской помощи, в случае же, если они ее и получали, то в условиях, в которых они находились, она не приносила никакой пользы. Даже после вручения «обвинительного акта» им было запрещено советоваться со своими защитниками, что является прямым нарушением закона. А каковы же были предлоги для того, чтобы держать их в столь затянувшемся суровом заточении? По истечении первых девяти месяцев «обвинительный сенат» объявил, что для возбуждения обвинения нет оснований и что поэтому следствие нужно начать заново. И оно было начато заново. Через три месяца, при открытии сессии суда присяжных, государственный обвинитель жаловался, что количество улик достигло таких больших размеров, что он до сих пор не в состоянии в них разобраться. А по истечении следующих трех месяцев суд был снова отложен ввиду болезни одного из главных свидетелей обвинения.
Истинной причиной всех этих проволочек была боязнь прусского правительства, что объявленные им с такой помпой «неслыханные разоблачения» не выдержат испытания перед лицом столь скудных фактов. В конце концов, правительству удалось подобрать такой состав суда присяжных, какого еще доселе не видывали в Рейнской провинции: в него входили шесть реакционеров-дворян, четыре представителя haute finance {финансовой аристократии. Ред.} и два лица, принадлежащих к высшему чиновничеству.
Каковы же были улики, представленные этому суду присяжных? Одни лишь нелепые воззвания и письма, принадлежащие кучке, невежественных фантазеров, жаждущих приобрести вес заговорщиков, которые являлись одновременно и сообщниками и орудием некоего Шерваля, явного агента полиции. Большая часть этих документов находилась до того в руках некоего Освальда Дица в Лондоне. Во время всемирной выставки [281] прусская полиция, когда Дица не было дома, взломала ящики его стола и, таким образом, завладела нужными ей документами путем обычной кражи. Эти документы, в первую очередь, послужили для раскрытия так называемого немецко-французского заговора в Париже [282]. Судебные прения в Кёльне доказали теперь, что эти заговорщики и их парижский агент Шерваль являются как раз политическими противниками обвиняемых и их нижеподписавшихся лондонских друзей. Однако государственный обвинитель утверждал, что последним помешали принять участие в заговоре Шерваля и его сообщников только раздоры чисто личного характера. Подобной аргументацией надеялись доказать моральное соучастие кёльнских подсудимых в парижском заговоре. И вот в то время как на кёльнских обвиняемых взвалили ответственность за действия их открытых врагов, явные друзья Шерваля и его сообщники были доставлены правительством в суд, но не в качестве обвиняемых на скамью подсудимых — нет, на скамью свидетелей, с тем чтобы они дали показания против обвиняемых. Все это, впрочем, выглядело очень жалко. Состояние общественного мнения вынудило правительство искать менее сомнительных улик. Была пущена в ход вся полицейская машина под руководством некоего Штибера, главного свидетеля обвинения в Кёльне, королевского полицейского советника и начальника берлинской уголовной полиции. На заседании 23 октября Штибер объявил, что экстренный курьер из Лондона привез ему особо важные документы, неопровержимо доказывающие участие обвиняемых, совместно с нижеподписавшимися, в инкриминируемом им заговоре. «Среди других документов курьер доставил ему подлинную книгу протоколов заседаний тайного общества, проводившихся под председательством д-ра Маркса, с которым обвиняемые вели переписку». Однако Штибер запутался в своих противоречивых показаниях относительно даты приезда к нему его курьера. И когда д-р Шнейдер, главный защитник обвиняемых, прямо обвинил Штибера в лжесвидетельстве, последний не решился дать какой-либо другой ответ, кроме ссылок на свое достоинство, как представителя короны, которому доверена важнейшая миссия со стороны высочайших властей в государстве. Что касается книги протоколов, то Штибер дважды показал под присягой, что она является «подлинной книгой протоколов лондонского коммунистического общества», по потом, окончательно прижатый к стене защитой, он признал, что она, возможно, является только записной книжкой, захваченной одним из его шпионов. В конце концов, из его же собственных показаний выяснилось, что книга протоколов является преднамеренным подлогом и что следы ее происхождения ведут к трем лондонским агентам Штибера — Грейфу, Флёри и Гиршу. После этого последний сам признался в том, что он составил книгу протоколов под руководством Флёри и Грейфа. Это было с такой очевидностью доказано в Кёльне, что даже государственный обвинитель объявил столь важный штиберовский документ «в высшей степени злополучной книгой», простым подлогом. Это же лицо отказалось признать заслуживающим внимания письмо, которое являлось одним из доказательств, выдвинутых обвинением, — в этом письме был подделан почерк д-ра Маркса; документ этот также оказался свидетельством явного и грубого подлога. Подобным же образом всякий другой документ, предъявлявшийся для доказательства не революционных стремлений, а действительного участия обвиняемых в чем-то, хотя бы издали напоминавшем заговор, превращался в доказательство совершенного полицией подлога. Страх правительства перед разоблачениями был так велик, что оно не только заставило почту задерживать все документы, адресованные защитникам, но и поручило Штиберу запугивать последних угрозами преследования за «преступную переписку» с нижеподписавшимися.
