Томас Мор - Осиновский Игорь Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
Гуманисты исходили из сложившейся социально-политической структуры феодального общества и отнюдь не предполагали радикальных мер, ломающих традиционные порядки. Тем не менее вся их просветительская деятельность, направленная против господствующей феодальной системы, — критика церкви, схоластики, сословной иерархии, социальных контрастов, осуждение корыстолюбия господствующих классов, — вся эта деятельность в целом подрывала духовную монополию церкви и феодальные устои.
Глава IV. Литература и политика
В 1506 г. в Париже вышла книга, включавшая 28 диалогов Лукиана, переведенных на латинский язык Эразмом, и 4 диалога («Киник», «Менипп», «Любитель лжи», «Тираноубийца») в переводе Мора. В предисловии к своим переводам диалогов Лукиана, своеобразной гуманистической апологии античного вольнодумца, Мор дал очень высокую оценку диалога «Киник». Это была трактовка Лукиана с позиций «христианского гуманизма», во многом раскрывающая специфику гуманистического восприятия античного наследия. По мнению Мора, в диалоге «Киник» Лукиан прославлял христианскую этику: он с явной симпатией изображал суровый образ жизни киников, привыкших довольствоваться немногим, и противопоставлял его изнеженной роскоши нравственно слабых людей. Поэтому, писал Мор, диалог Лукиана не мог не понравиться таким истинным христианам, как Иоанн Хрисостом. Мору казалось вполне очевидным, что в «Кинике» прославляются христианские добродетели: «стремление к простоте, воздержанности и скромности христианской жизни» (13, 11–12). Более своеобразное отношение к идейному наследию Лукиана, которого гуманист Мор рассматривает как своего союзника в деле возрождения «истинно христианской жизни», трудно себе представить. А между тем в своем восторженном почитании Лукиана Мор не был одинок. Точно так же трактовал Лукиана и Эразм.
В книге диалогов Лукиана Эразм и Мор опубликовали и свои оригинальные ответы-декламации на «Тираноубийцу», каждый из которых был намного пространнее самого произведения Лукиана. Несмотря на то что «Ответ на „Тираноубийцу“» Мора носит в значительной мере риторический характер, собственное отношение автора к убийству тирана выражено здесь достаточно определенно. Герой диалога Лукиана, по ошибке вместо тирана убивший его сына и тем не менее претендующий на вознаграждение, по словам Мора, должен был «либо убить самого тирана, либо никого не убивать» (15, 3, ч. 1, 96) [17]. Показательно, что аргументацию Мора хвалил и Эразм, по существу разделявший точку зрения своего друга (см. 15, 3, ч. 1, 118).
Хотя рассуждения Мора и Эразма по поводу «Тираноубийцы» нельзя расценивать как памфлет против тирании, мы вправе предположить определенную связь между размышлениями гуманистов о сопротивлении дурным правителям и насущными политическими проблемами времени, обусловленными историческим процессом возникновения в Европе абсолютных монархий. Отчетливо выраженная антитираническая направленность этой самой ранней совместной публикации Мора и Эразма позволяет выявить идейные истоки политической концепции гуманистов начала XVI в. Показательно, что материал для размышления о тирании они черпают не у средневековых мыслителей, писавших на эту тему (Иоанн Солсберийский, Фома Аквинский, Джон Уиклиф и др.), а у Лукиана, имевшего к тому же дурную репутацию у католического духовенства. Таким образом, существует определенная идейная связь между гуманистической мыслью начала XVI в. и политическими представлениями античности. Творчество Лукиана, вызывавшее столь пристальный интерес Мора и Эразма, служило для них своеобразной школой свободомыслия. В этом мы убеждаемся, читая письмо Мора секретарю короля Генриха VII Т. Ретголлю, написанное в 1506 г. и представляющее собой своеобразное предисловие к переводам Лукиана.
Большая часть письма посвящена попытке реабилитировать Лукиана в глазах «христианского мира» и обосновать тезис о том, что его сочинения не только не опасны для христиан, но, напротив, полезны и поучительны. «Не удивляйся, — писал Мор, — что грубые умы черни оскорбляются этими сочинениями; они полагают, что творят нечто великое и навсегда завоевывают себе заступничество Христа, когда им удается сочинить побасенку, сказку о каком-нибудь святом муже или что-нибудь страшное о преисподней, от чего умиленно прослезится или содрогнется от ужаса разве только старая баба. У нас вряд ли найдется хоть один святой или благочестивая дева, о которых не сочиняли бы подобных небылиц, конечно, с самыми лучшими намерениями; они ведь опасаются, что правде не поверят, и потому нужно ей хорошенько помочь ложью»(15, 3, ч. 1, 4; 6). Столь откровенно высказываясь против «благочестивой лжи» с лучшими намерениями, Мор вступал на рискованный путь свободомыслия. Подобные рассуждения будили сомнения в истинности традиционной идеологии, освящаемой авторитетом католической церкви.
Позднее, в 1532 г., в условиях наступившей Реформации и обострения борьбы между приверженцами католической доктрины и ее противниками Мор вынужден был пересмотреть отношение к своим ранним произведениям, отмеченным чертами свободомыслия, и даже выражал готовность сжечь их, «дабы не поощрять заблуждений среди народа» (15, 8, 179). При этом, как полагают исследователи, Мор подразумевал не столько «Утопию», сколько некоторые эпиграммы и переводы из Лукиана вместе с указанным посланием к Ретголлю.
Большое значение в борьбе гуманистов против схоластов имел грандиозный труд Эразма по изданию исправленного им греческого текста Нового завета с переводом на латынь и тщательным филологическим и историческим комментарием. Положив начало критическому изучению Библии и обнаружив многочисленные ошибки в общепринятом, признанном церковью тексте Нового завета, Эразм нанес удар по авторитету церкви и схоластической науки. Эразмов перевод Нового завета, напечатанный в 1516 г. в Базеле, Мор и его друзья — Дж. Колет, Т. Линакр, Дж. Фишер, а также покровитель Эразма — архиепископ Кентерберийский У. Уорхем воспринимали как важный шаг к осуществлению реформы церкви, о которой они мечтали. В стихах, посвященных Эразму, Мор прославлял его труд как истинный подвиг ученого.
Мор видел в Эразме не только друга, но и единомышленника. Именно под влиянием Мора Эразм в 1509 г. написал свою знаменитую «Похвалу Глупости». Не подлежит сомнению, что в «Похвале Глупости» — этой остроумной и смелой сатире гуманиста на весь тогдашний «христианский мир» — нашли выражение не только взгляды Эразма, но и воззрения Мора, Колета и их друзей. В предисловии к книге, написанном в форме послания к «милому Томасу Мору», Эразм выразил восторженное восхищение многочисленными талантами друга и посвятил ему свою «Морию». Письмо Эразма заканчивалось словами: «Прощай, мой красноречивый Мор, и Морию твою защищай всеусердно».
Эразм не ошибся в этом предвидении: «Морию» действительно пришлось защищать не только от нападок ученых-схоластов, но и от оскорблений и злобы невежественных монахов. Характерно начало одного из писем-памфлетов Мора в защиту Эразма: «Письмо знаменитейшего мужа Томаса Мора, в котором он опровергает яростное злословие некоего монаха, столь же невежественного, сколь и самонадеянного». Памфлет Мора был адресован монаху, обвинившему Эразма в том, что его сочинения «сеют раздор и смущают народ». В этом произведении, написанном в 1519–1520 гг., отчетливо сформулирован гуманистический идеал совершенного человека. Для Мора, прославлявшего разум, умудренный знанием древних философов и поэтов, ученость была проявлением доблести человеческого духа. Но ученость, по его мнению, не может быть самоцелью, она лишь путь к добродетели. Совершенный человек, в представлении Мора, — тот, кто, обладая просвещенным разумом, отличается гражданственностью и высокими нравственными достоинствами. Образцом человеческого совершенства для Мора стал Эразм. Дружбой с ним он дорожил и гордился. В Эразме его привлекали огромные познания, феноменальное трудолюбие, самоотверженное служение идеалу общего блага, как его понимали гуманисты. «Письмо…» важно для понимания эразмианского гуманизма, в частности его гносеологического аспекта. Рассматривая вопрос об отношении между верой, христианским откровением и природным разумом, Мор исходил из своеобразной апологии разума и опыта, которые, по его мнению, не только не противоречат христианскому откровению, но и полностью совпадают с ним. И если учитель Мора Колет определял теологию как «откровение божественной истины и речь пророков» (75, 7), то Мор конкретизировал понимание теологии гуманистами: с его точки зрения, она согласуется с природным разумом и опытом людей. Исходя из этого, Мор рассматривал в «Письме к монаху» и социальную проблему: разум, пишет он, основываясь на горьком опыте человеческого страдания, позволяет обнаружить истину божественного откровения, воплощенную в наставлениях Библии о том, что частный интерес, частная собственность являются причиной порочного устройства общества и противоречат идее общего блага. Попытки соединить христианское откровение с авторитетом разума и опыта во многом объясняют позицию Мора и Эразма в период их полемики с Лютером и его последователями, доказывавшими ничтожество разума перед верой.
