Искусство и жизнь - Моррис Уильям (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Я убежден, что деятельность Общества борьбы за красоту во многих отношениях заслуживает признания, но если какой-нибудь слишком оптимистически настроенный или нетерпеливый человек посчитает его достижения незначительными, то я бы просил подумать о том, как важна деятельность Общества по привлечению внимания широкой публики к этим вопросам: зло, о котором я говорил, рождено не дурным умыслом и не недоброй волей, а всего лишь беспечностью. Нужно помнить, что люди совершали удивительные дела, когда у них было к тому желание. Какую почти невероятную энергию и изобретательность проявили наши соотечественники, осуществляя некоторые начинания, на которые они твердо решились, — хотя иногда, к сожалению, с небольшой пользой для себя и мира! Подумайте обо всем этом и скажите, прав ли я, когда утверждаю, что, если уж невозможно превратить нынешний Лондон, этот позор цивилизации, в живописную обитель для людей, если невозможно превратить его в «прекрасный Лондон», о котором поется в старинной балладе, то лишь потому, что нельзя убедить наших соотечественников в благотворности и долгожданности этих перемен.
Я знаю, сколь нелегок, сколь тяжек труд уничтожения наших врагов — Неряшливости, Убожества и Уродства. Но именно потому, что я далек от мысли считать это невозможным, что я никогда не соглашусь поддаться голосу отчаяния и верю в реальность благого будущего, я выступаю здесь перед вами и от всего сердца призываю утвердить эту резолюцию.
Выступление в ноттингемском Обществе борьбы за красоту
Будучи жителем Лондона, я не без робости выступаю перед гражданами древнего и знаменитого города с темой, которая, говоря по правде, в самом Лондоне не очень-то уместна. Но ведь промышленные города, подобные вашему, имеют большие преимущества в сравнении с разбухшим миром кирпича и извести, который называется Лондоном. Я не буду говорить о своей сокровенной надежде на то, чтобы Лондон встревожил такие города своим примером, но в чем я на самом деле хотел бы убедиться, так это в том, что они сами побудят Лондон к определенным действиям, ибо, какие бы иные обоснованные или необоснованные интересы мы ни питали к этим городам, в одном отношении они для нас, несомненно, интересны — в них люди заняты конкретным делом.
Мы, лондонцы, находимся в невыгодных условиях сравнительно с жителями этих городов, ибо они в основном занимаются каким-либо производством, создавая осязаемые изделия, или товары, как мы их выразительно называем. Лондон — биржа, а Ноттингем и подобные ему города — мастерские, и я, по своим занятиям сам труженик мастерской, не могу не питать гораздо большего интереса к мастерским, нежели к бирже. Во всяком случае, я искренне надеюсь, что мастерские Англии помогут людям биржи жить несколько более достойно, чем то было характерно для них последнее время, и даже настойчиво, по-дружески принудят их к этому.
Я уже говорил в других случаях и не упускаю возможности повторить вновь, что безотносительно к надеждам на будущее, которые есть у нас, художников, судьба искусства определяется людьми, непосредственно занятыми производством изделий. Нам не помогут люди несчастные, живущие серой жизнью, привыкшие воспринимать свое окружение как должное и видящие в искусстве своего рода каприз цивилизации, мистическое порождение болезненных умов. Похвала этих людей, как и осуждение, ничего для нас не значат. Кажется, даже заработанные ими деньги непременно должны превратиться в прелые листья или черные камешки, как нечестно добытое золото в волшебных сказках. Искусство — самая высшая реальность, выражение самых глубинных слоев бытия — может рассчитывать на содействие лишь тех людей, чья повседневная жизнь соприкасается с миром реальностей, людей, достоинство и благосостояние, даже ежедневное пропитание которых зависят от того, насколько проницательно они вглядываются в сущность вещей. Ведь именно практический ум этих людей дает нам право говорить, разглядывая создания человеческих рук, что вот это смастерили отлично, неподдельно, а вот то сработано плохо, претенциозно.
Именно к этим людям, я уверен, должно обратиться за поддержкой нынешнее искусство. Люди эти различны: среди них есть и обладающие высшими как интеллектуальными, так и практическими способностями. Но, надеюсь, я никого из присутствующих не обижу, если напомню о громадной массе работающих руками людей, превращенных из-за этого в то, что ныне зовется рабочим классом, — людей, на которых опираются все, кто что-либо делает. И наш призыв в конечном счете должен быть обращен к этим людям, идет ли речь об искусстве или о других проблемах. Если они будут лишены благ искусства, то и мы, образованные и богатые, также будем их лишены. Если они лишены искусства, если наша социальная система не позволяет им овладеть искусством, — не сомневайтесь, недалек день, когда образованная часть нашего общества также откажется от искусства, станет совершенно слепа к нему.
Я не верю, что такая беда возможна, ибо, надеюсь, представители всех классов объединят усилия, дабы ее предотвратить. Однако если они не сделают этого, то подобный конец не только возможен, но и неминуем. И разве не достойна нас цель — содействовать сплочению всех мыслящих людей во имя сопротивления этому возврату варварства — и даже хуже, возврату к упадку, лишенному и тех надежд, которыми жили люди в варварские времена? Именно такова действительная цель Общества по благоустройству городов, и оно начинает свою деятельность с намерения показать рабочему классу, что искусство реально, что рабочий класс должен направить свою добрую волю, равно как и добрую волю более обеспеченных людей, на развитие искусства, дабы осуществилось стремление человечества идти по пути прогресса и совершенства.
Некоторые могут подумать, что это лишь громкие слова, прикрывающие ничтожные дела, малые начинания. С этим мы должны согласиться, но хорошо известно, что и великие дела вырастают из крохотных ростков, если только последние рождены самой природой и посажены в землю так, как требует природа.
И хотя это Общество не просто преследует цель развития художеств и его деятельность не сводится просто к развитию искусства, тем не менее, на мой взгляд, все художники сочтут необходимым высказать ему благодарность за правильную инициативу. Все мы слышали споры по поводу того, возможно ли искусство ради искусства, должно ли искусство быть самоцелью или же должно стремиться к какой-нибудь определенной цели. Эти споры, должен сказать, совершенно бесплодны, они не более чем результат смешения понятий. Не подлежит сомнению, что подлинный художник делает свое дело из любви к нему, но, когда он доведет его до конца — и художник это знает, — оно станет благословением для людей.
Если бы я был Робинзоном Крузо и у меня достало бы решимости и терпения изготовить те красивые горшки, о которых все мы читаем с таким удовольствием, то, несомненно, я бы нарисовал или вырезал что-либо на их поверхности. И я не был бы настоящим моряком, если бы не изобразил там своего попугая, свою собаку и кошку или какое-то подобие знакомой мне рощи. И все-таки временами я тяжко вздыхал бы, вспоминая, что рядом нет никого, кто мог бы разделить со мною радость и хотя бы частично мою гордость за проворство моих рук. Временами я мечтал бы о том, что в один прекрасный день увидят творение моих рук в Англии и, подталкивая друг друга локтем, скажут: «Посмотри-ка, что этот горемыка один смастерил на своем необитаемом острове! Вот как нужно рисовать кошку на сырой глине!»
Любое художественное произведение хорошо само по себе, даже если его никто не видит, но если кто-нибудь видит его, оно воздействует на жизнь и умы людей, приводя их к чему-то такому, о чем едва ли мог догадаться сам творец этого произведения. Нет на свете такого рынка, где можно было бы купить себялюбивое искусство — такого вообще не существует. Вы можете приукрасить произведение, принуждая других приобрести его, — тем хуже и для вас и для тех, кто будет вами обманут, ибо природа отомстит и за обман и за насилие, но не называйте искусство вором и тираном, потому что те, кто называет его так, — сами воры и тираны. Тут просто путаница понятий.
