Антология реалистической феноменологии - Коллектив авторов (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
При свершении собственных актов я могу и познавать их. Если кто-нибудь влюблен, он целиком и полностью обращен к тому человеку, в которого влюблен. Он имеет о нем «сознание чего-либо», но при этом он еще и познает, что такое влюбленность. Осознаваемо свершающееся бытие открывается ему в своем своеобразии, хотя лишь в латентном виде. Если это также называть познанием, то надо уяснить себе, что познание никоим образом не является здесь темой. Тема здесь – сама радость, радование, осознаваемое бытие радости, переживание радости, а не знакомство с радостью. Но одновременно мы совершенно особым образом познаем то, что есть радость. Если же стремиться сделать ее темой познания, например, объектом философского анализа, то радость станет таким же объектом, как и предметы, которые не составляют часть нашего осознаваемого бытия, а анализируются в «сознании чего-либо»; радость начинает рассматриваться во фронтальном направлении. Тогда, в этот момент, сама она, конечно, прекращает свершаться. То, что я познавал в акте ее свершения, становится предметом, и место сознаваемого свершения занимает «сознание чего-либо». Конечно, невозможно непосредственное восприятие радости, сделавшейся объектом нашего акта познания. Такая самоданность, как в случае восприятия цвета или дерева, при восприятии радости невозможна. Реальный контакт с радостью дан нам только в латеральном акте сознания при ее свершении. Стоит лишь мне превратить ее в предмет моего познания, как она в реальной форме прекращает – по крайней мере, актуально – существовать как сознаваемое бытие, т. е. как часть моего сознаваемого бытия. Но поскольку радость есть сущность интеллигибельная, ее сущность будет дана мне (даже если я делаю объектом данность радости, известную мне по акту свершения) в духовной интуиции, как это имеет место в случае со всякой подлинной сущностью.
После этого краткого экскурса в область теории познания мы ясно видим, что нет ни малейшего основания утверждать, будто красоту мелодии нельзя познать, так как она является ценностью; что ее невозможно воспринимать подобно фактам.
Так как представители этой теории отождествляют факт с нейтральным фактом, то, например, Джордж Сантаяна [237] догматически утверждает, что воспринимать и устанавливать можно только факты. Ценности поэтому якобы не познаются и не устанавливаются.
Мы уже видели, что ценности могут постигаться точно так же, как и какой-нибудь нейтральный предмет или нейтральный факт. Если я слышу мелодию, то ее красота или не-красота дана мне точно так же непосредственно, точно так же самоданно, как и эта мелодия; она дана объектным образом точно так же, как и нечто мною не являющееся и отличное от всякого латерального опыта сознания. Я открываю красоту мелодии как нечто присущее самой мелодии. Вместе с этой мелодией я знакомлюсь и с ее красотой, устанавливаю эту красоту. То, что это ценностное познание или узнавание красоты является иным видом постижения, совершенно иным типом восприятия, которое отличается от остальных типов намного больше, чем слух от зрения, ничего не изменяет в том, что это познание является подлинным «сознанием чего-то», подлинным восприятием в широком смысле, которое радикально отличается от всех разновидностей латерального акта сознания.
Феноменологические исследования
Александр Пфендер. Мотивы и мотивация
Введение
Со словом «мотив», которое играет столь важную роль в психологии и этике, неявно связаны очень многие значения. Факты, которые при этом имелись в виду, осмысливались лишь поверхностно, по их обобщенному подобию, но совершенно упускались их существенные различия, которые отчетливо выявляются при ближайшем рассмотрении. Следствием этого является идейная путаница, смешение понятий и одноименное языковое обозначение весьма несходных предметов. Поэтому в исследовании некоторых спорных вопросов, например, вопроса о свободе воли и вопроса, могут ли некоторые действия только в качестве «обязанности» или также в качестве «наклонности» быть нравственными, возникла неразбериха, кажущаяся почти неразрешимой, которая мешает каждому новому исследователю этих вопросов и угрожает его совершенно запутать.
В дальнейшем нужно излагать по возможности более точное постижение фактов и их сущности, чтобы можно было в равной мере строго отличить основание воли, как и основание познания от их причины, так что обоснование воли есть нечто совершенно иное, чем причина воли, и поэтому нужно считать их понятийно совершенно разными. Но целесообразно слово «мотив» зарезервировать исключительно для основания воли, а для всех других случаев, которые не суть основание воли, но находятся к воле в каком-либо ином отношении, употреблять другие слова. Какое исключительное значение может иметь прояснение этого момента для психологии и этики – нет необходимости доказывать. То что, также посредством добытых знаний открывается перспектива новой науки, а именно аналогичного логике учения об актах воли (Voluntarien) и соответствующего ему обоснования, необходимо в конце вкратце указать. Вместе с тем следует упомянуть, что эти изложения содержат продолжение и частично исправление того, что было представлено по этой теме в моей работе «Феноменология воли» (1900).
Я обязан обстоятельной работе А. Томсена (1902) «Исследования понятия мотива преступления» определенным импульсом и стимулом к новому исследованию мотивации воли. Мои теперешние результаты не совпадают с его результатами. Но, к сожалению, ограниченный объем работы не предоставляет мне возможности ссылаться на его исследования, как они того заслуживают.
Следующее рассуждение дает предварительное представление о ходе исследования.
Область фактов, к которой необходимо обратиться, чтобы достичь желаемой ясности о мотивах как основаниях воли, есть область воли. В этой сфере все процессы, которые содержатся в чисто внутреннем акте воли, акте волевого полагания, отличаются от тех, которые принадлежат к волевому осуществлению изволенного и должны в своей совокупности обозначаться в качестве волевого действия. Это различие между волевым актом и волевым действием возможно также в тех случаях, когда за волевым актом непосредственно и незамедлительно следует волевое действие. Хотя волевые импульсы, возникающие в волевом действии, в некотором смысле также являются актами воли, но они всё же отличны от акта волевого полагания, которому они вместе с тем подчинены: устремляясь на выраженное и устойчивое намерение и опираясь на него, Я постепенно осуществляет волевые импульсы.
Существуют основания как волевого акта, так и волевых импульсов и волевого действия. Однако в дальнейшем необходимо ограничиться исследованием оснований волевого акта. На вопрос, может ли волевой акт, как действительная воля, состояться без непосредственно – или вообще – следующего за ним волевого действия, необходимо ответить утвердительно, как это уже достаточно показано в психологической литературе. В случае, если волевое действие не следует за волевым актом, назвать волевой акт чистым желанием не является оправданным ни объективно, ни в языковом отношении, так как желание существенно отличается от воли не отсутствием непосредственно следующего за ним поступка, но совсем другими моментами. Но как бы здесь ни обстояли дела, вначале можно и необходимо заняться собственно волевым актом и его обоснованием. Результаты, которые при этом будут получены, помогут прояснить соответствующие вопросы по обоснованию волевого действия и волевых импульсов, равно как и по их дифференциации, тогда как, наоборот, если попытаться сначала рассмотреть данные вопросы, то это с необходимостью приведет к вопросу по обоснованию волевого акта.
Сущность оснований воли невозможно прояснить, предварительно не прояснив и не определив своеобразие самого акта воли. Чтобы достичь этого, исследование сначала проникает в те психические факты стремления, по отношению к которым волевой акт выделяется и характеризуется в своем своеобразии. Затем отыскиваются отношения волевого акта к тому, что ему в некотором смысле «предшествует», а из них выделяется и определяется согласно своей сущности специфичное отношение мотивации.
