Антология даосской философии - Малявин Владимир Вячеславович (лучшие книги .TXT) 📗

Антология даосской философии

составители: В.В.Малявин и Б.Б.Виногродский

СЕРДЦЕ КИТАЙСКОЙ МУДРОСТИ

Эта книга — первый не только в нашей стране, но и в мире опыт издания антологии даосизма. Но что такое даосизм? Вопрос этот с давних пор привлекает внимание исследователей Китая, однако дать на него краткий и ясный ответ оказалось совсем не просто. Ибо «даосизм» — понятие на редкость многомерное и многозначное.

Начать с того, что само слово «дао», от которого происходят слова «даосизм», «даосы», «даосский» и т. д., вовсе не является исключительным достоянием даосизма. Оно принадлежит всей китайской мысли, и каждый философ или ученый человек древнего Китая видел в нем обозначение истины или, точнее, глубочайшей правды и праведного пути жизни. Все китайские мудрецы — приверженцы Дао. А получилось так потому, что в Китае ценили не отвлеченную, логически выводимую истину, а именно жизненную мудрость, которая, как плод, с течением времени, предстает итогом долгого — не бесконечно ли долгого? — жизненного пути и требует внутренней, часто даже неизъяснимой убежденности в своей правоте. В конце концов у каждого — своя правда, ибо у каждого — свой жизненный путь. Каждый может сам себе быть даосом — «человеком Дао». А почему бы и нет?

Пытаться очертить внешние, формальные рамки даосизма — дело почти что безнадежное. Эти рамки, как легко убедится читатель, чрезвычайно неопределенны и изменчивы. Но тот, кто способен посвятить свою жизнь постижению внутренней правды в себе, кто увидит в этой правде непреходящий, вечноживой завет и поймет, сколь далека она от «тьмы низких истин» света, тот рано или поздно откроет в даосизме глубокое, жизненное и очень последовательное учение.

Лучший способ понять, что такое даосизм, — научиться ценить в жизни не умное, даже не доброе, а просто долговечное, неумирающее, что бы то ни было. Долговечна же не абстрактная истина, а искренность чувства, бесконечно долго предвосхищаемого, ожидаемого и потому бесконечно долго памятуемого. Мудрость Дао обращена к сердцу каждого человека, и без радостного и бескорыстного душевного отклика, которым держится жизнь каждого существа, немногого стоит.

Даос живет тем, что живо вовеки; он живет самым надежным — капиталом духа. А это значит, что даосизм есть прежде всего оправдание традиции. Правда Дао — это то, что дается нам прежде, чем мы познаем сами себя, и она есть то, что перейдет от нас к будущим поколениям после того, как мы уйдем. Что же это? Творцы даосской традиции дают по видимости туманный, а по сути очень точный ответ: все то, что существует «само по себе» (цзы жань), что не порождено людским умствованием и озабоченностью, что не несет на себе печати натуги, напряжения, насилия.

Мудрость приверженца Дао — это не знание и не искусство, а некое умение — совершенно неумелое — не затемнять суетным деланием великий покой бытия; она прозрачна и светла, возвышенна и всеобъятна, как само небо.

Даосизм, таким образом, воплощает самую сердцевину восточной мысли, всегда требовавшей от человека обрести полноту своего бытия через самоустранение, явить глубину нежелания, которая таит в себе самое чистое, самое одухотворенное желание. Даосизм поэтому не является философией, ибо он не интересуется определениями понятий, логическими доказательствами и другими процедурами чистого умозрения. Не является он и религией трансцендентного Бога, требующего от своих поклонников веры и послушания. Его нельзя, наконец, свести и к искусству, мастерству, практике в собственном смысле слова, ибо мудрость Дао не утверждает необходимости что-либо делать. Скорее, даосизм — это путь цельного существования, в котором умозрение и действие, дух и материя, сознание и жизнь оказываются собранным в свободном, беспредельном, «хаотическом» единстве. Такое единство насквозь парадоксально, и потому даосские учителя умолкают, когда от них требуется объяснить их мудрость. Как сказано в книге «Дао-дэ цзин» — главном каноне даосизма: «Знающий не говорит, а говорящий не знает».

И в другом месте: «Когда низкий человек слышит о Дао, он смеется. Если бы он не смеялся, это не было бы Дао».

Мудрость Дао — это безумство мира сего. Безумство даже для того, кто произносит слова о Дао, ясно сознавая невозможность говорения о сем предмете. Нужно ли удивляться тому, что в традиционном образе даоса так силен элемент иронии, юмора, до странности ненарочитого шутовства? Шутовства, конечно, премудрого, ведь настоящий шут смеется над самим собой. Во всяком случае, ничего примитивного и грубого, никакой дикарской пленённости инстинктом в даосском прославлении «естественности» нет. Напротив, нужна необыкновенная ясность сознания и недюжинная сила воли для того, чтобы воистину принять инстинкт, осветить его темные глубины светочем духа, ввести бессознательную данность жизни в одухотворенный, по музыкальному изящный и законченный ритм бытия. Среди всех великих учений мира даосизм стремится к достижению этой цели, пожалуй, с максимальной серьезностью и настойчивостью.

Даосские мудрецы ничего не доказывают и не проповедуют. Они даже не учат какому-нибудь «образу жизни». Их цель — дать верную жизненную ориентацию, указать путь к средоточию жизненного опыта — вечноотсутствующему и вездесущему.

Не будучи в строгом смысле, как уже говорилось, ни философией, ни религией, даосизм странным образом сочетает в себе черты того и другого. По учению даосов, воистину существует лишь великое Дао — предвечное, бесконечное, немыслимое, не имеющее «образа, вкуса или запаха»; никем не сотворенное, оно «само себе ствол, само себе корень»; оно беспристрастно охватывает и вмещает в себя все сущее, подобно всеобъятному и бездонному небу. Даосы называют его «Высшим учителем», «Небесным предком», «Матерью мира» или даже «Творцом вещей», но они не ждут от этого Первопринципа заинтересованности в их личной судьбе или судьбе целой вселенной. Ибо в мире все происходит «само собой»: каждое мгновение времени и каждая частица бытия совершенно самодостаточны.

Последнее утверждение означает, что и само Дао не является, в сущности, принципом мироздания. Дао, утверждается в даосской литературе, «не может владеть даже собой», оно «обладает, не владея». Дао ежемгновенно и непрестанно изменяется, изменяет себе, «теряет себя» в мире конечного и преходящего. Но, поистине, нет ничего постояннее непостоянства. В своем самопревращении Дао пребудет вечно.

Отсюда то важное место, которое занимает в даосизме учение о космогенезе, творении всего сущего. Даосы учат, что мир возник из первозданного Хаоса, который они именуют также Единым дыханием (и ци), Изначальным дыханием (юань ци) или Великой пустотой (тай сюй), еще точнее — пустотой материнской утробы, внутри себя вскармливающей все сущее. Творение же мира есть результат самопроизвольного деления первичной целостности Хаоса. Сначала Хаос, или Единое дыхание, разделилось на два полярных начала: мужское, светлое, активное начало Ян и женское, темное, пассивное начало Инь; из «двух начал» выделились «четыре образа», соответствующие четырем сторонам света; «четыре образа» породили «восемь пределов» мироздания и т. д. Эта схема записана в древнейшем китайском каноне «И цзин» («Книга Перемен»), содержащем общий для всей китайской традиции свод графических символов мирового процесса Дао. В основе символики «И цзина» лежат восемь так называемых триграмм, представляющих собой комбинации из трех черт двух видов: сплошной (символ Ян) и прерывистой (символ Инь). Существовала и другая числовая схема космогенеза: одно рождает два (Инь и Ян), два рождает три (Небо, Земля, Человек), а три рождает всю тьму вещей.

Как бы там ни было, мир, по представлениям даосов, есть «превращенное Единое», плод метаморфозы Дао. В даосской традиции в этой связи говорилось и о превращении первочеловека, каковым считался полулегендарный основоположник даосизма и верховное божество даосской религии Лао-цзы, именовавшийся также Высочайшим Старым правителем. Мир для даосов — это «превращенное тело» (хуа шэнь) Лао-цзы. А это значит, что между сердцем человека и телом предвечного Дао существует глубочайшая внутренняя связь. Человек и мир в даосизме нерасторжимы и взаимозаменяемы, как микрокосм и макрокосм.