Сотворение мира или эволюция? - Елизаров Евгений Дмитриевич (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

Впрочем, предположение возможности одновременного существования разных форм жизни на нашей планете – это не просто логическая абстракция, оно может быть подкреплено и фактами. В самом деле, признаки жизни обнаруживаются в самых «неподходящих» для нее условиях.

Микробиолог Отто Стеттлер, совершив погружение на батискафе в жерло подводного вулкана, обнаружил, что, несмотря на, казалось бы, несовместимые с жизнью условия, там царят поистине фантастические ее формы: невероятные растения, гигантские черви-трубы, исполинские слепые крабы… Как они могут существовать на километровых глубинах, при полном отсутствии солнечного света, при колоссальном давлении и температуре более трехсот градусов по Цельсию, – неизвестно. Ведь, уже одна только температура исключает многое: как известно, белок начинает денатурировать уже при 42-х градусах?

Неизвестные науке микроорганизмы обнаружили недавно английские ученые в ходе бурения дна Атлантического океана. Оказалось, что на глубине четырех километров в земле обитают бактерии, генетическое строение которых полностью отличается от всех известных на Земле видов. Исследователи высказали предположение о том, наша планета может быть буквально нашпигована еще неизвестными формами жизни.

Американские астрономы, изучая газовую туманность, отстоящую от Земли на 25.000 световых лет выделили спектр, присущий аминокислотам, другим органическим веществам, в частности – уксусной кислоте.

Сенсацией прозвучало открытие жизни на Марсе. Осколок марсианской породы, выбитый когда-то с поверхности «красной планеты» крупным метеоритом, упал на ледовый панцирь Антарктиды. Находка, обнаруженная американской экспедицией, получила кодовое название «ALH 84001» и долгое время хранилась в вакуумной камере Космического центра в Хьюстоне (США). То, что этот булыжник прилетел именно с Марса, доказано с максимальной достоверностью. Специалисты из НАСА сопоставили комбинацию минералов антарктической находки с породой, проанализированной в свое время на Марсе зондом «Викинг». После этого сомнений ни у кого не осталось.

Срезы марсианского посланца рассматривались под электронным микроскопом с увеличением в 10.000 раз. И в толще камня были обнаружены окаменевшие остатки существ, чем-то похожих на земные нанобактерии. Анализ на масс-спектрометре тоже показал присутствие сложных углеводородов. Как кажется, это открытие сделано не случайно. Исследования начинались и велись в обстановке строжайшей секретности. Ученые, очевидно, заранее предвидели конечный итог, и, не исключено, предали огласке еще не все результаты.

Словом, можно утверждать, что возможность альтернативных форм жизни (пусть и примитивной) отнюдь не исключена. При этом важно понять, что если возможно появление альтернативных форм микроорганизмов, то будет нелогичным отрицать вероятность существования и более сложных существ, включая носителей разума.

Таким образом, обращение к вероятностным законам никоим образом не может полностью исключить возможность самозарождения жизни на Земле. Но вместе с тем выводы, которые получаются из анализа статистических закономерностей, позволяют обнаружить два до чрезвычайности важных обстоятельства.

Первое из них состоит в том, что жизнь оказывается абсолютно случайной. А это меняет многое. Ведь теория эволюционного развития утверждает, что зарождение жизни (а значит, и становление разумных ее форм) представляет собой строго закономерный результат всей цепи предшествующих причин. Но любая наука может трактовать только о воспроизводимых повторяющихся явлениях. Поэтому теория всеобщего эволюционного развития оказывается состоятельной только в том единственном случае, если Вселенная оказывается принципиально немыслимой без жизни и без разума. Другими словами, если вдруг в результате какой-то случайной космической (или техногенной) катастрофы жизнь на Земле погибает, она обязана возродиться. Пусть даже и в какой-то другой области материального мира. Вариантом этого тезиса является либо утверждение того, что ни земная жизнь, ни земной разум не могут быть уникальным явлением во Вселенной, либо утверждение принципиальной бессмертности жизни и разума. Однако законы математической статистики показывают нам, что в случае гибели жизни ее возрождение практически исключено. Поэтому они и в самом деле серьезно компрометируют эволюционное учение, но все же не так прямолинейно и грубо, как это обычно представляется его критикам. Допущение же принципиальной бессмертности жизни и разума заводит нас слишком далеко, ибо выводы, следующие из этого предположения, вступают в противоречие со многим. Впрочем, мы еще будем говорить об этом.

Второе сводится к тому, что законы статистики вообще не являются адекватным механизмом объяснения таких фундаментальных явлений, как развитие, ибо предполагают, что в основе всеобщего развития лежат механизмы простой комбинаторики.

Вероятно, не будет ошибкой сказать, что предположение возможности чисто случайного сложения хаотически движущихся атомов в органические соединения, нуклеотидов – в способную к самовоспроизводству молекулу ДНК, затем – в клетку, в высокоразвитые организмы и так далее восходит к давно изжившим себя чисто механистическим представлениям о нашем мире как о простом конгломерате взаимодействующих между собой материальных частиц, движение которых может быть в точности описано известными законами механики. Собственно говоря, такое представление о материальной действительности как раз и сложилось после открытия законов Ньютона. Этот взгляд на вещи в концентрированной форме был выражен Лапласом (1749 – 1827), французским астрономом, математиком, физиком, кстати, иностранным членом Петербургской АН (1802): «Ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших тел вселенной наравне с движениями мельчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверным, и будущее, так же как и прошедшее, предстало бы перед его взором». [12]

Тогда и в самом деле казалось, что здесь нет ничего невозможного, ведь если все материальные тела, в сумме составляющие природу, подчиняются универсальным законам, то, рассчитав складывающееся на какой-нибудь данный момент времени соотношение масс, расстояний, векторов скоростей, можно «вычислить» в конечном счете всю (как уже истекшую, так и будущую) историю нашего мира, «механика» которого плавно переходит в «химию», «химия» – в «биологию», та – в «социологию» и так далее. Правда, в механике точный расчет движения системы, состоящей даже из трех тел, на которые не действует притяжение никаких других, представляет собой технически очень трудную (более того, пока еще неразрешимую) задачу, поэтому предвычисление возможных траекторий бесконечной суммы неделимых далее материальных частиц оказывается тем более невыполнимым. Однако все это – чисто технические, но вовсе не методологические трудности, а следовательно, со временем умножив мощь наших вычислительных средств мы где-то в будущем окажемся в состоянии разрешить все вопросы бытия. Многие физики (если не физика в целом) вплоть до конца XIХ века исповедовали именно такую веру.

До того, как эти представления вдруг рухнули под напором новых открытий и нового мышления, перспективы развития науки вселяли только радужные надежды; с помощью законов механики можно было вычислить точную траекторию движения любого материального тела – от обычного яблока до звездных систем. «Сегодня можно смело сказать, что грандиозное здание физики – науки о наиболее общих свойствах и строении неживой материи, о главных формах ее движения – в основном построено. Остались мелкие отделочные штрихи», – так говорил, выступая перед коллегами, Вильям Томсон, лорд Кельвин, президент Лондонского королевского общества в канун нового, 1900 года. И эти слова не вызвали тогда никаких возражений, напротив, были выслушаны теми, чей вклад в завершение общетеоретических конструкций было трудно переоценить, со всей благосклонностью. Но ведь и атом – это точно такая же материальная частица, к которой должны быть применимы все законы механики; принципиальные отличия атома от планеты, как это представлялось тогда, состояли только в линейных размерах этих объектов. А следовательно, и движение любого атома могло быть со всей степенью строгости описано универсальными законами механики. А следовательно, ничто и в самом деле не мешало «механике» беспрепятственно перетекать в «химию», той – в «биологию» и так далее.