В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики - Мацак Олег (читаем книги .TXT) 📗
Озоновая дыра: пример для подражания
В 1987 г. в Монреале состоялась конференция, темой которой также была связанная с атмосферой проблема. Ее итогом стало заключение международного соглашения, которое еще несколькими годами ранее казалось недостижимым. Это стало важным прецедентом в сфере сотрудничества по вопросам защиты окружающей среды в глобальном масштабе.
Парниковые газы – это не только углекислый газ, но и метан, закись азота, а также группа искусственных газов, именуемых хлорфторуглеродами (фреонами), которые были синтезированы в конце 1920-х гг. Несмотря на то, что их концентрация в атмосфере очень невелика по сравнению с углекислым газом, фреоны весьма эффективно задерживают тепло – по оценкам специалистов, в 10 000 раз эффективнее, чем углекислый газ. Использовались же они все более широко, в частности, в качестве пропеллентов в аэрозольных баллончиках и хладагентов в холодильниках.
В 1985 г. исследователи организации British Antarctic Survey, проанализировав спутниковые данные, предоставленные NASA, увидели нечто поразительное: в озоновом слое над Антарктидой появилась дыра. Фреоны в буквальном смысле съедали озон и утончали его слой в атмосфере.
Эта угроза была серьезной. Озон поглощает ультрафиолетовое излучение, пропуская в нижние слои атмосферы лишь малую его часть. Образование озоновых дыр могло повлечь за собой эпидемии рака кожи по всему миру, а также разрушительные последствия для животного и растительного мира планеты. Страх был настолько велик, что к 1987 г. Монреальский протокол, предусматривавший ограничение выбросов фреонов, подписали 24 страны.
Монреальский протокол прямо повлиял на движение в защиту климата. Он признал тот факт, что увеличение концентрации парниковых газов таит в себе угрозу. Он также признал, что человеческая деятельность наносит вред атмосфере Земли, и наглядно продемонстрировал, что страны могут объединяться и договариваться об устранении общей угрозы для окружающей среды. Активисты движения в защиту климата видели в этом генеральную репетицию того, что должно было произойти в отношении глобального потепления. Но было одно существенное отличие: фреоны производили менее 40 компаний, и всего две владели половиной рынка, а ископаемое топливо сжигал весь мир. Тем не менее проблема глобального потепления, несмотря на ее сложность, летом 1988 г. вышла на политическую арену. И подход наподобие Монреальского протокола выглядел наиболее приемлемым7.
«Синдром венеры» джеймса хансена
Благодаря слушаниям в тот жаркий июньский день 1988 г. Джеймс Хансен стал знаменитостью и фигурой, оказывающей значительное влияние на дискуссию об изменении климата.
Для многих политиков и общественности Хансен превратился в рупор науки о климате, и это не слишком нравилось другим специалистам по вопросам климата, которые считали, что он чересчур категоричен в своих суждениях. Science, журнал Американской ассоциации содействия развитию науки, освещая этот вопрос в статье «Угроза парникового эффекта: Хансен против остального мира», писал, что «его коллег беспокоит» безапелляционность и «отсутствие оговорок, говорящих о неточности моделей климата»8.
Через несколько недель после слушаний сенатор Тим Уирт написал письмо Роджеру Ревеллу с просьбой высказать мнение по вопросу изменения климата. То, что он прочел в ответном письме, сильно отличалось от слов Хансена и других участников слушаний. Ревелл призывал к осторожности в оценках. «Не стоит бить в колокола, пока мы не получим более четкого представления о темпах и степени потепления, – писал Ревелл. – Пока никто не доказал, что нынешняя жара и засуха являются следствием изменения климата, а не примером непостоянства климата. Я считаю, что нам следует подождать еще лет 10, прежде чем делать уверенные прогнозы». Другому конгрессмену Ревелл написал, что полное представление о позитивных и негативных последствиях парникового эффекта люди получат, наверное, лет через 20. Он считал, что человечество должно «предпринять все меры, представляющиеся целесообразными, независимо от того, проявится парниковый эффект или нет». Сам он предлагал следующие меры: использование атомной энергии и восстановление лесов, поскольку деревья поглощают и удерживают углекислый газ. «Вполне возможно, – писал он в своем письме Уирту, – что это позволит уменьшить выбросы углекислого газа весьма существенно, до безопасного уровня»9.
Хансен и Ревелл пришли к проблеме изменения климата, имея разное образование и разные взгляды. Ревелл начинал с исследования океанов, а Хансен пришел к изучению климата окольным путем, через исследования космического пространства. Защитив кандидатскую диссертацию на тему атмосферы Венеры, он работал над проектом по запуску космического аппарата к Венере, и как-то один аспирант попросил помочь ему с расчетами воздействия на атмосферу некоторых парниковых газов. «Проблема парниковых газов увлекла меня», – позднее говорил Хансен. Он занялся исследованием атмосферы Земли и разработкой ее моделей, параллельно продолжая заниматься Солнечной системой.
Десятки писателей-фантастов предполагали, что на ближайших к Земле планетах существует жизнь. Но телескопические наблюдения и беспилотные космические аппараты позволили установить, что из-за особенностей атмосферы жизнь на Марсе и на Венере в той форме, которую мог бы распознать человек, весьма маловероятна. На Марсе, атмосфера которого очень разрежена, господствовали низкие температуры. На Венере, в атмосфере которой очень много углекислого газа, очень жарко. Эти космические исследования дали более четкое представление о климате Земли. «Параллельное изучение климата Земли и климата других планет определенно даст нам многое», – писали Хансен и его коллеги в 1978 г. Как он выразился несколько десятилетий спустя, атмосферы Марса и Венеры «стали лучшим подтверждением реальности парникового эффекта». Венера сыграла даже более важную роль. Она ввиду насыщенности ее атмосферы углекислым газом и очень высокой температуры у поверхности стала классическим примером необратимого «неконтролируемого парникового эффекта», явления, которое Хансен окрестил «синдромом Венеры». Этот классический пример приобрел позднее значительный вес10.
Жаркое лето 1988 г. и «Эффект белого дома»
Хотя реальное изменение климата могло произойти лишь в долгосрочной перспективе, «сигнал», обнародованный Джеймсом Хансеном, зазвучал очень громко тем летом 1988 г., которое оказалось богатым на погодные аномалии – продолжительные периоды жары, засуха, скудные урожаи, лесные пожары и обмеление рек. Система электроснабжения, из-за резкого увеличения нагрузки, создаваемой повсеместным использованием кондиционеров, работала на пределе возможностей11.
Все это способствовало нарастанию обеспокоенности ухудшением состояния окружающей среды.
Обеспокоенность прозвучала и в Бостонской гавани в первый день сентября. Губернатор штата Массачусетс демократ Майкл Дукакис, согласно опросам общественного мнения, существенно опережал вице-президента Джорджа Буша-старшего в предвыборной гонке 1988 г. Дукакис позиционировал себя как защитник окружающей среды, Буш хотел бросить ему вызов на его вотчине и по его основным вопросам. Поэтому Буш сел на экскурсионное судно и прокатился по Бостонской гавани. Сопровождаемый толпой репортеров и многочисленными камерами, он с удовлетворением отметил, как много в гавани плавает мусора, добавив, что это явное упущение в работе губернатора Дукакиса. Буш, позиционировавший себя как «республиканец до мозга костей, как Тедди Рузвельт», обещал быть президентом, заботящимся об окружающей среде. Среди прочего он заявил, что «те, кто сомневается в нашей способности сделать что-то в отношении “парникового эффекта”, забывают об “эффекте Белого дома”. Я твердо намерен заняться им». Впервые потенциальный президент сделал проблему парниковых газов и изменения климата предвыборным вопросом и пообещал наладить международное сотрудничество в этой сфере12.
