Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт - Моррис Десмонд (хорошие книги бесплатные полностью .txt, .fb2) 📗
В отношении некоторых пород собак (карманных, «игрушечных») этот процесс доведен до гротеска. Они не только ведут себя еще более по-детски, они и выглядят как дети, и звуки издают соответствующие. Их анатомические параметры изменены, чтобы максимально напоминать очертания тела ребенка, даже когда они вырастают.
В таком обличье они могут успешно играть роль псевдоребенка не только в течение нескольких месяцев взросления, но и на протяжении десятка лет, а то и дольше, то есть на протяжении времени, необходимого для взросления обычного ребенка. Более того, они обладают качеством, которого нет даже у настоящих человеческих отпрысков: они все время остаются похожими на детей.
Хороший пример – пекинес. Дикий предок пекинеса, как и всех домашних пород собак, волк; это животное весит до 150 фунтов [6] или даже больше. Вес среднестатистического взрослого европейца примерно такой же – около 155 фунтов.
Вес новорожденного младенца колеблется между 5 и 10 фунтами, в среднем чуть больше 7 фунтов. Словом, если соотнести волка и нормального псевдомладенца, то первого пришлось бы уменьшить так, чтобы его вес составлял примерно 1/15 от первоначального, естественного веса. Пекинес со своей массой от 7 до 12 фунтов (в среднем около 10 фунтов) олицетворяет триумф такого превращения. Пока вроде бы все хорошо: собачка соответствует ребенку по весу и, даже повзрослев, имеет первое из неотъемлемых качеств младенца – небольшие размеры. Но необходимы еще некоторые модификации: лапы типичной собаки слишком длинны по сравнению с ее телом, пропорции напоминают больше взрослого человека, чем ребенка с короткими конечностями. Долой лапы!
С помощью тщательной селекции можно выводить особи со все более и более короткими лапами, пока собака не будет способна лишь переваливаться с ноги на ногу. Это не только скорректирует пропорции, но и сделает животное еще более неуклюжим и беспомощным. Опять же – ценные качества ребенка, но чего-то все-таки не хватает. Собака достаточно теплая на ощупь, но недостаточно мягкая; ее естественная шерсть дикого зверя слишком короткая, жесткая и грубая. Что ж, возьмемся за шкуру! Опять на помощь приходят чудеса селекции, позволяющие вырастить длинную, мягкую, гладкую, шелковистую шерсть, создающую необходимое ощущение детской супермягкости.
Дальнейшие усовершенствования не обойдут и естественные отличительные черты тела дикого животного. Ему придется приобрести округлые формы, глаза станут больше, а хвост короче. Стоит только взглянуть на пекинеса, чтобы понять, что и это было проделано с успехом. Уши торчали вверх и были слишком оттопыренными. Сделав их больше и мягче, покрыв длинной ниспадающей шерстью, мы получили возможность превратить их в подобие формирующейся детской прически. Голос у волка слишком низкий, но уменьшение размеров тела повлияло и на него, придав ему более высокую тональность.
Ну и наконец лицо. У волка слишком удлиненная морда, поэтому здесь тоже требуется вмешательство генетической пластической хирургии. Не важно, что операция деформирует челюсти и сделает процесс питания затрудненным – она просто необходима! Таким образом, морда пекинеса становится сплющенной и больше похожей на лицо младенца. Кроме того, мы опять выиграли – собака стала совершенно беспомощной и зависимой от своих псевдородителей, которым приходится специально для своего любимца готовить еду и выполнять другие родительские обязанности. И вот перед нами сидит наш пекинес – псевдоребенок, мягкий, пухленький, беспомощный, с плоской мордой и большими глазами, готовый стать воплощением лжеимпринтинга любого впечатлительного взрослого, оказавшегося поблизости. И это работает, причем работает так хорошо, что люди не только заботятся о таких животных, но и живут с ними, таскают их с собой повсюду, нанимают им врачей и даже хоронят их, как людей, а в наследство оставляют большие суммы, словно своим детям.
Я всего лишь констатирую факты, а не критикую сложившуюся ситуацию. Трудно понять, почему столько людей негативно относятся к подобным действиям: ведь человек всего лишь следует одному из своих базовых инстинктов, удовлетворить потребности которого естественным путем ему зачастую не удается.
Еще труднее понять, почему некоторые люди, не имея ничего против именно этого инстинкта, осуждают все остальные. Многие испытывают отвращение, например, к сексуальному лжеимпринтингу и отрицают саму возможность поклонения фетишам или совокупления между двумя мужчинами, но в то же время приветствуют родительские чувства по отношению к карманным собачкам и одобряют кормление домашних обезьянок из детских бутылочек. Почему же они разграничивают эти действия? С биологической точки зрения между ними практически нет никакой разницы: оба явления основаны на лжеимпринтинге, и оба представляют собой отклонения от нормального человеческого поведения. Но, хотя они оба должны быть классифицированы как биологические аномалии, ни одно из этих явлений не наносит вреда окружающим, то есть индивидам, не имеющим к ним отношения. Мы можем придерживаться мнения, что для фетишистов или бездетных любителей животных было бы лучше наслаждаться преимуществами полноценной семейной жизни, но это их проблемы, и у нас нет никаких причин испытывать враждебные чувства по отношению к ним.
Приходится признать тот факт, что проживание в людском зверинце неизбежно сопровождается неудобствами, связанными с различными аномалиями поведения. Мы обречены реагировать необычным образом на необычные стимулы.
Наша нервная система не приспособлена к ним, и поведенческий механизм иногда дает сбои. Как подопытные животные или узники зоопарков, мы можем вдруг почувствовать странную, а порой и опасную привязанность, а то и пострадать от неправильного выбора пары. Это может случиться с каждым из нас в любое время, и это всего лишь одна из многочисленных опасностей существования в людском зверинце. Мы все являемся потенциальными жертвами, и самое лучшее, что мы можем сделать, когда подобные неприятности случаются с кем-нибудь другим, – это проявить сочувствие, а не бездушную нетерпимость.
6
Борьба за стимул
Приближаясь к пенсионному возрасту, человек частенько мечтает о том, как будет спокойно сидеть, нежась на солнышке. Ему кажется, что если он «расслабится» и будет с легкостью относиться ко всему, то сможет продлить столь прекрасную старость. Если ему и удастся осуществить свою мечту, то одно можно сказать с полной уверенностью: он не продлит свою жизнь, а сократит ее. Причина этого очень проста – он прекратит борьбу за стимул, борьбу, в которую все мы, обитатели людского зверинца, вовлечены на протяжении большей части нашей жизни и в случае прекращения или ленивого продолжения которой мы можем столкнуться с серьезными проблемами.
Смысл этой борьбы – получить от окружающей среды оптимальное количество стимулов, но это вовсе не означает, что их количество должно быть максимальным.
Стимулов может быть как чересчур много, так и слишком мало. Оптимальное же их количество – золотая середина – находится где-то между этими двумя крайностями.
Это похоже на регулировку звука радиоприемника: слишком тихо – никакого эффекта, слишком громко – вызывает боль. Где-то между этими двумя точками находится идеальный уровень, а достижение именно такого уровня (по отношению ко всему нашему существованию) и является целью борьбы за стимул.
Для члена суперплемени это не очень просто, поскольку он чувствует себя так, как если бы был окружен сотнями поведенческих «радиоприемников», одни из которых тихо шепчут, в то время как другие истошно вопят. Если же (в крайних случаях) все они начнут шептать или же непрерывно издавать одни и те же монотонные звуки, его одолеет смертельная скука. Если они все одновременно заорут, ему придется пережить сильный стресс.
Для нашего древнего племенного предка это не было серьезной проблемой – он был занят борьбой за выживание. Все его время и энергия уходили на то, чтобы остаться в живых, добыть пищу и воду, защитить свою территорию, избежать нападения врагов, прокормить и воспитать детей, а также соорудить жилище. Даже в самые тяжелые времена все его проблемы были относительно просты. Он не был подвержен запутанным и сложным разочарованиям и противоречивым чувствам, ставшим столь типичными в эпоху суперплеменного существования. Он также не слишком страдал от скуки, связанной с явным недостатком стимулов. Следовательно, развитые формы борьбы за стимул являются прерогативой городского обитателя.
