Принцип яйцеклетки: науч-поп-гид по физиологии и психологии от первого лица - Перс Инна (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Иллюзорно оправдав и восстановив человечность папы, Я с надеждой бросаюсь отогреться сочувствием к маме. Размечталось! Ее сознание заполонено стенающими уродцами. Только теперь они молят об избавлении. От мук душевных и телесных. Все в слезах. Все в слезах. Мама спешит на помощь, крепко сжимая обеими руками рукоять сверкающего меча ответственности. Она поднимает его над головой, прищуривает глаза, глубоко вдыхает и, со свистом рассекая воздух, принимается за спасение страждущих. Внезапно перед ней я. У меня нет очертаний. Она меня не видит. Она знает, что Я здесь. Прямо перед ней. Я – урод. Я – урод в будущем. Меня ждут насмешки, неприятие, боль. Меч на секунду замирает в ее руках. Но только на секунду. В моей семье сердоболию и жалости места нет. Мое превращение в айсберг завершено. Я – сентиментальный артефакт.
Сто-о-оп! Я знаю, что забота – это комплекс действий, осуществляемый по отношению к какому-либо существу или предмету, нацеленные на его благополучие. Важно, что в любом случае заботящийся выполняет действия, необходимые получателю заботы. Но каким образом мне необходимо уничтожение? Очень запутано. Я знаю, забота способна ослеплять. Может, это про ответственность? По определению это специфическая для зрелой личности форма саморегуляции и самодетерминации, выражающаяся в осознании себя как причины совершаемых поступков. Это готовность выступать причиной изменений или противодействия изменениям в рамках этических норм на благо себя и окружающих. Опять приходим туда же. Где оно, мое благо? Я же – окружающий! Почему у моих родителей забота и ответственность сводятся к экзекуции предмета?
А что, если предмет, т. е. Я, все же урод? Генетика – процесс необратимый. Уговорам и утешениям не поддается. Что заложено, то и положено. Что скрывает мой генный код? На конце моего тела-трубки уже не три пузырька, а пять. К мозговым добавляются выпученные хрусталики моих формирующихся глазок. Это если генетика правильная. А если нет? А если дополнительные головы растут? И ничего не поделать. И не увидеть даже, пока не дозреет. А-а-а! У меня синдром Эдвардса, Тернера, Патау. Все сразу. В одном несчастном яйце. Это Я – человек-бублик, у которого шейный отдел позвоночника прирос к поясничному. Я поджимаю под себя сросшиеся хвостом ножки и подсовываю под них четырехпалые ладони. Спрятаться некуда. Я – в середине брезгливо любопытствующей толпы. Меня не хотят родители. Никто не хочет. Я само себя не хочу.
Мне четыре недели. Мой организм в самом разгаре эмбриональной стадии формирования, однако выгляжу я как головастик. Уже не рыба, но еще не человек. До почетного титула плода мне еще пять недель. Закладывается основа скелетной, мышечной, кровеносной, пищеварительной, эндокринной, нервной и дыхательной систем. Появляются печень, поджелудочная железа и легкие. В области желудка образуется первая петля кишечника. По мне циркулирует кровь. Обратная сторона моего скоропалительного роста – исключительная уязвимость с высокими показателями заболеваемости и смертности. Статистика еще более омрачается грозящим мне убийством из гипертрофированного чувства заботы и ответственности моих родителей!
Глава 6
Выбери меня
Начало пятой недели из отведенных мне на преобразование в человека. Вся семья в панике. Мы боимся, что Я – генный мутант. Диагноз усложняется возрастом моих родителей, которым за сорок, и моим внешним видом зародыша амфибии, о котором родителям, к счастью, еще, видимо, не известно. Я испытало боль, но хочу, жажду наслаждения. Мы совершаем неустанные попытки определить мое будущее. Родители оперируют разрозненными фактами и сознательными надстройками, а Я – человеческой физиологией и генной инженерией. Они теряются в догадках и размышлениях, Я работаю, развиваясь изо всех зародышевых сил. Глядишь, и вырасту, пока они сомневаются. Обрету внешность, которую не стыдно показать. Посмотрят на меня, и не поднимется рука.
Я подчищаю зачатки внешнего облика, а мама – гардероб. Она стоит перед выбором. Уже восемь часов стоит. Ее покидают силы, а выбор все еще здесь. Он бесконечен и безжалостен. Он требует сосредоточения и полной отдачи жизненных сил. Я привыкаю к тому, что мама выражает мысли гипертрофированно и символически. Я знаю, что выбор – это разрешение неопределенности в условиях множественности альтернатив. Разнообразие возможностей возникает либо случайно, из-за неоднозначности и неопределенности процесса, либо целенаправленно, в случае создания основы поиска лучшего. Я знаю, что результат выбора должен быть обоснованным, своевременным и непротиворечивым, а совершение выбора возможно случайным, волевым и критериальным образом. Я знаю, а мама выбирает.
Обессиленная накалом совершения выбора, мама плавится, как свеча. Одинокая свеча в комнате без кислорода. Для вещей у мамы вместо шкафа – комната. Именно комната. Мамины мысли четко обрисовывают стены красного дерева, ряды кофточек и блузок, уходящие в бесконечность, полки с туфлями, выстроившимися по росту, от балеток до пятнадцатисантиметровых шпилек, плавно выплывающие разноуровневые каркасы со струящимися юбками и брюками, полки, уставленные сумками и сумочками. И, наконец, платья. Целая стена платьев. Пестрая палитра. Висят, закрашивая зеркальную дверь напротив, мазками раннего импрессионизма. Мамино богатство залито ярким светом. Нет, это не мама – свеча. Это – люминесцентные лампы. Мама – дама в белом. От ее выбора зависит жизнь. Так она думает.
На ней белое до голубизны коктейльное платье. Я узнаю, что ему два года. Вот только мама никак не может определиться: уже два или еще только два. Оставить или отдать? Шелк туго обтягивает грудь и бедра, безжалостно обнажая любой лишний грамм. Держит в форме. А беременность? Пару месяцев – и ее уже не спрятать. После родов вообще неизвестно, что и как. Это платье бескомпромиссно. Зато цвет лица в нем всегда присутствует. Даже не выспавшись – свежа. Ласковый шелк так и просит прикосновения. Не устоять ни женщине, ни мужчине. Мужа заводит на расстоянии. Муж – это папа. Согласно моему знанию мама применяет критериальный способ совершения выбора. Вот только критерии должны иметь обоснование, понятное другим людям. Мне совсем не понятно. Зачем папу заводить? При чем тут платье? Что меняет – уже два или еще два? Но может это потому, что Я – не человек. Пока непонятно?
Я смотрю на процесс принятия человеческого решения мамиными глазами, и он вызывает у меня смятение. Интуиция членораздельно и безошибочно заявляет, что платья маме не носить. И мне, и маме заявляет. Я знаю, мама, умудренная мастером цигуна, ее слышит. Слышит, но не верит. Как? Почему? Зачем? Интуиция – путеводная звезда познания. Дар человечеству от миллиардов прадедов. Знание, накопленное и выверенное веками. Готовый ответ на любой вопрос. Не надо метаться, бояться, ошибаться. Требуется только отвлечься от происходящего, отстраниться эмоционально и принять знание, каким бы неприятным оно ни казалось. Всего-то платье. А для мамы – олицетворение полной гаммы мечтаний: от любовной романтики до вечной молодости. Вот и у меня также. Одно, но хлопотное желание. Жгучее. Неуемное. Роковое. И мне было дадено. Желание – потребность. Потребность – поиск. Поиск – выбор.
Выбор – приключение. Выбор – риск. Жажда выбора – мой двигатель. Ради нее мои труды и старания. Хочу не знать, воображать альтернативы, оценивать случайности. Хочу, чтобы по-моему. Не как у всех! Платье – белое. Но ведь есть в нем голубоватые нотки. И желтые есть. Значит, возможно, сегодня для меня оно голубое. А для кого-то другого может даже желтое. Небо затянули тяжелые грязные тучи. Я знаю, что будет дождь, но ставлю на то, что успею погулять в парке. Может, и не успею. Может, промокну насквозь. Заболею пневмонией и умру. Зато попробую. Рискну! А вдруг по-моему? Хочу – направо, хочу – налево. А могу и вверх. Могу туда. А могу и не туда. С моей точки зрения при всем разнообразии альтернатив человек всегда идет либо туда, либо не туда. Вот только в момент выбора этого не угадать. Жаль? Нисколечко! Ради этого и живут!
