Моральное животное - Райт Роберт (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Когда дарвинист распознаёт в Дарвине (или ком-либо ещё) основные ручки управления человеческой природой, его далее спрашивают: каковы особенности настройки этих рукояток? Дарвин имел необычно чувствительную совесть, он поддерживал его союзы с необычной заботой. Его очень волновало мнение других о себе. И так далее.
Откуда взялись эти особенности настроек? Хороший вопрос. Почти никто из психологов-эволюционистов не брался за конкретные инструменты новой парадигмы, так что ответов пока мало. Но путь к этим ответам, по крайней мере, в широком смысле, довольно ясен. Молодая, пластичная психика формировалась, опираясь на реакции, которые в древней среде обитания, вероятнее всего, способствовали бы распространению генов. Реакции, возможно, стремятся отразить две вещи: конкретный вид социальной среды, где вы находитесь; и конкретные виды вашего возможного воздействия на эту среду.
Некоторые реакции сформированы обстановкой в семье. Фрейд был прав, полагая, что родственники, в особенности, родители, очень значимы для формирования психики. Фрейд был также прав, полагая, что родители не абсолютно милостивы, они, возможно, находятся в состоянии глубокого конфликта со своими детьми. Теория конфликта родитель-потомок Триверса считает, что частично тонкая настройка психики может преследовать генетические цели не настраиваемого (ребёнка), а настройщика (родителя). Распутывание этих двух типов влияния семьи — обучения и эксплуатации — нелёгкая задача. В случае самого Дарвина это особенно трудно, ибо некоторые из черт его характера — большое почтение к власти, подверженность тяжёлым сомнениям — будучи полезны всему социуму, могут быть невыгодны родственникам.
Если при изучении поведения учёные намерены для прослеживания умственного и эмоционального развития использовать новый дарвинизм, то им нужно будет отказаться от одного предположения, часто неявно присутствующего как в размышлениях Фрейда, так и психиатров вообще (и в этом отношении — почти всех нас). Это предположение полагает боль признаком чего-то неправильного, ненатурального, признаком того, что что-то испортилось. Как подчёркивал эволюционный психиатр Рандолф Несс, боль — часть замысла естественного отбора (что, конечно, не означает, что это хорошо). Обширная боль была выработана чертами психики, которые повышали эффективность Дарвина как животного: его «сверхобострённая» совесть, его неустанная самокритика, его "стремление заслуживать доверие", его "преувеличенное почтение к власти". Если и вправду отец Дарвина (как предполагается) частично культивировал эту боль, то, возможно, будет ошибкой ставить вопрос о том, что за демоны заставили его делать это (пока вы, возможно, не ответите тогда: "гены, которые работали как швейцарские часы"). Более того, наверное, ошибочно предполагать, что молодой Дарвин не способствовал на некотором уровне этой боли; люди, возможно, неплохо приспособлены к восприятию этих болезненных указаний, лишь бы они способствовали распространению генов (во всяком случае, в древних условиях). Существует много явлений, напоминающих родительскую жестокость, которые не могут быть примером конфликта родитель-потомок по Триверсу.
Однако одно состояние — неуверенность, от которой страдал Дарвин, — может сопротивляться пониманию, пока психологи считают его неестественным. Возможно, что в древности она имела смысл для людей, не могущих подняться в социальной иерархии классическими средствами (физическая сила, симпатичная внешность, обаяние), вынуждая их прибегать к другим способам. Один такой способ состоял бы в удвоении обязательств по взаимному альтруизму, то есть в чувствительной и даже болезненно чувствительной совести, и хроническому опасению, что тебя не любят. Стереотипы высокомерного, идущего напролом бойца и льстивого, почтительного мещанина без сомнения преувеличены, но они могут отражать статистически валидную корреляцию, и они явно имеют эволюционный смысл. Во всяком случае, опыт Дарвина под этот случай вполне подпадает. Он был мальчик не маленький, но неловкий и интровертированный; он писал, что в начальной школе "я не мог набраться смелости для борьбы". Хотя его скрытность была ложно истолкована некоторыми детьми как надменность, он был известен своей добротой, один его одноклассник вспоминал: "Он с удовольствием оказывал разные услуги своим товарищам". Капитан Фицрой позже поразится тому, как Дарвин умеет "делать всякого своим другом".
Въедливое интеллектуальное самокопание аналогичным образом могло бы развиться из раннего социального разочарования. Дети, чей статус не возрастает как бы сам собой, могут прилагать больше усилий к тому, чтобы стать ёмкими источниками информации, особенно если у них к этому есть природная склонность. Дарвин превратил его приступы интеллектуальной неуверенности в себе в ряд блестящих научных работ, что как подняло его статус, так и привело к должной оценке его взаимный альтруизм.
Если эти предположения логически последовательны, то два основных вида самосомнений Дарвина — моральный и интеллектуальный — есть две стороны одной медали, и оба они — суть проявления социальной неуверенности, и оба они разработаны как способ сделать его дорогим социальным активом, когда другие пути явно терпели неудачу. Как выразился Томас Хаксли, дарвиновская "острая чувствительность к похвале и порицанию" может объяснить его изощрённость в обоих царствах и может быть объединена в единый принцип умственного развития. Возможно, что отец Дарвина (с неявного согласия сына) сделал немало для воспитания этой острой чувствительности.
Когда мы называем людей «неуверенными», мы обычно подразумеваем, что они много волнуются: их волнует, что люди не любят их, их волнует, что они потеряют своих друзей, их волнует, не оскорбили ли они людей, они волнуются, не дали ли они кому-то плохую информацию. Корни неуверенности обычно принято искать в детстве: отверженность на игровой площадке начальной школы, романтические неудачи в юности, нестабильная обстановка дома, смерть члена семьи, слишком частые переезды, препятствующие заведению друзей надолго, или что-то подобное. Здесь имеется в виду неопределённое и обычно невысказанное предположение, что различные виды детских неудач или пертурбаций приведут к неуверенности у взрослого.
Можно придумывать разные причины (вроде тех, которые я только что отбросил), почему естественный отбор мог бы выковать какие-то связи между ранним опытом и более поздней индивидуальностью. (Ранняя смерть матери Дарвина — благодатная почва для таких спекуляций — в древней среде самодовольство было роскошью, которую лишённый матери ребенок не мог себе позволить). В данных социальной психологии можно найти (по крайней мере нестрогую) поддержку для таких корреляций. Ясность появится, когда эти две стороны диалектики войдут в контакт друг с другом, когда психологи начнут точнее обдумывать виды теорий развития, которые имеют в этих ситуациях эволюционный смысл, а затем разрабатывать практическое исследование для проверки теории.
Именно таким образом мы начнём понимать, как выковываются различные другие тенденции: сексуальная сдержанность или распущенность, социальная терпимость и нетерпимость, высокая или низкая самооценка, жёстокость и мягкость и так далее. В той степени, в какой эти явления действительно связаны с обычно называемыми причинами — степень и характер родительской любви, количество родителей в семье, ранние романтические отношения, отношения среди родных братьев, друзей, врагов — эти связи потому и существуют, что наполнены эволюционным смыслом. Если психологи хотят понять процессы, формирующие человеческую психику, то они должны понять процессы, формировавшие человеческий вид. И как только они это сделают, прогресс, скорее всего, не замедлит… И определённый прогресс — возникновение и объективное подтверждение таких теорий — отличил бы дарвинизм двадцать первого столетия от фрейдизма двадцатого.
Различия между фрейдистскими и дарвинстскими концепциями сохраняются, когда обсуждение обращается к подсознательному, и снова часть различий вращается вокруг функции боли. Вспомните дарвиновское "золотое правило": немедленно фиксировать любое наблюдение, которое выглядит противоречащим вашим теориями, "поскольку я обнаружил, что на практике такие факты и мысли гораздо более склонны убегать от памяти, чем благоприятные". Фрейд процитировал это замечание как подтверждение выведенной им тенденции — "чтобы выбросить из памяти то, что неприятно". Эту тенденцию Фрейд полагал широкой и общей, наблюдающейся среди как психически здоровых, так и больных, и являющейся наиважнейшей в движущих силах подсознания. Но есть одна проблема с этой предполагаемой общностью: иногда болезненные воспоминания чрезвычайно трудно забыть. Действительно, сам Фрейд лишь через несколько предложений после цитаты "золотого правила" Дарвина подтвердил, что люди говорили ему это, особенно подчёркивая болезненно неотвязное "воспоминание обид или оскорблений".
