Пять недель в Южной Америке - Родин Леонид Ефимович (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Много в саду деревьев нашей флоры-ель, сосна, лиственица, кедр, платан, тополь и др. Примечательно, что если платан и ильм великолепно себя чувствуют здесь и широко используются в зеленом строительстве Аргентины, то ель и лиственица растут чахлыми экземплярами и в конце концов гибнут даже при внимательном уходе в Ботаническом саду.
В отличие от сада Рио здесь очень мало эпифитов и лиан на деревьях.
Научная часть сада размещена всего в двух комнатах небольшого здания, помещающегося на территории сада.
Ботаник Жорж Косентино был нашим гидом и по саду, и во многих дальнейших экскурсиях в Байресе и Ла-Плате. Он возглавляет научную работу в саду, имея лишь нескольких технических сотрудников и садоводов, наблюдающих за парком и группой маленьких оранжерей.
Оказалось, что Косентино изучает русский язык. Он ходил все время с самоучителем в руках и стремился на заданные ему вопросы отвечать по-русски.
Ботанический сад Байреса ведет переписку и обмен семенами более чем с двумя десятками ботанических садов Советского Союза.
С точки зрения Косентйно наша флора представляет большой интерес для интродукции в Аргентине. Это уже блестяще оправдалось на многих древесных породах, прекрасно растущих в Пампе. Изучение русского языка поможет Косентино овладеть нашей научной литературой.
Вход в Ботанический сад бесплатный, но администрация проявляет большое внимание к публике: повсюду много скамеек; для маленьких детей отведена особая площадка, отделенная от «ботанической» части сада сеткой; на этой площадке кучи чистого морского песка и много всяких сооружений для игр; имеется вешалка, где можно оставить пальто и вещи; туалетная комната с не-сколькими умывальниками и «автоматическими бумажными полотенцами»; буфет и читальня с газетами, журналами и книгами-филиал городской библиотеки с вывеской «Лектура пара тодос» — чтение для всех.
Ботанический сад закрывается в 5 часов вечера (это теперь, а вообще-за час до захода солнца), и сторожа выпроваживают публику убедительным, хотя и не совсем вежливым, но общепринятым в Латинской Америке шипящим свистом — «пст», обращенным к наиболее засидевшимся, преимущественно юным, посетителям. При желании можно отправиться по-соседству в Палермо, там гулять можно подольше.
Парк Палермо-исключительно прогулочный парк. В нем нет ботанических редкостей, но зато много изобретательности вложено в архитектурное оформление парка с использованием разных способов формовки крон, под-стрижки, создания зеленых стен и арок из лиан и т. п.
Разнокалиберность, в смысле пестроты архитектурного стиля, зданий Байреса не позволяет иметь законченные архитектурные ансамбли, вроде таких, которые мы так любим в Ленинграде: Дворцовая площадь, Екатерининский сквер, Адмиралтейство и Сенат с Медным Всадником между ними и масса других.
Поэтому в столице Аргентины очень немногие площади красивы, причем основная доля эффекта часто приходится на умелое оформление зеленью.
В Буэнос-Айресе есть несколько красивых памятников. По-видимому, к их выполнению привлекались большие мастера ваяния. Мне особенно понравился памятник «труженикам камня»: группа великолепно исполненных, как живых, мужчин и женщин с усилием тащит огромную глыбу камня. Памятник относится к эпохе революционного подъема и развития демократических настроений в конце прошлого столетия.
Холодным бездушием и скудоумием веет от обелиска, воздвигнутого явно по формальным соображениям к 50-летию Аргентинской республики.
На площади Мая, окруженной разностильными и разноэтажными зданиями, «украшенными» кричащими рекламами, торчит этот гладкий четырехгранный шпиль. По углам сквера фонтаны и возле них прекрасные своей экзотичностью деревца чорисы. Но что они символизируют здесь? Разве что колбасное изобилие этой самой «мясной» страны Нового Света (чориса-по-испански-колбаса, а среднее потребление мяса на душу населения в Аргентине равно 133 кг в год).
Очень колоритны уголки старого Буэнос-Айреса, где сохранились дома, насчитывающие более 100, а может быть, даже и более 200 лет. Таким уголком является набережная р. Риачуэлы, в устье которой и был основан город в самом начале.
К каменной стенке набережной, не огражденной пара-петом, пристают небольшие суда, часто парусные. Один шаг, и со старинного пестроцветного булыжника, может быть, даже привезенного сюда из Пиренеев, можно ступить на палубу маленькой бригантины* или шкуны*, которые под свежим ветром ходят в Байрес с Параны и Уругвая.
Вдоль набережной тесно прижаты один к другому старинные домики, как бы перенесенные из Валенсии или Картахены с берегов Средиземного моря. На окнах здесь еще сохранились цветные ставни, а над улицей повисли легкие балконы с изящным узором старинной решетки.
Еще пройдетесь вдоль Риачуэлы и увидите древний портовый склад с крохотными окошками над стрельчатыми узкими дверями, от которых так и веет сыростью и мраком средневековья.
Общий облик Байреса гораздо более строгий и сухой по сравнению с Рио, где масса усилий направлена на создание внешнего кричащего эффекта.
Даже толпа народа на людных улицах выглядит здесь по-иному. В Рио толпа очень пестрая. Не только женщины в ярких платьях, но даже мужчины носят костюмы, непривычные для европейского глаза своей окраской-бежевые, красновато-коричневые, бордовые, голубые, часто клетчатые или с каким-либо крупным рисунком, резко выделяющимся по цвету. Очень часты белые костюмы, иногда шелковые или шерстяные. И общий стиль-галстук непомерно яркого цвета и обычно в таком резком сочетании: ярко-красный галстук при голубом костюме. Пестроту толпы усиливает еще и то, что среди публики довольно значительное количество цветных — негров, индейцев, мулатов, да и даже самые настоящие бразилейро-кариоки имеют разные оттенки кожи.
Совсем иной облик публики на улицах Байреса. На женщинах здесь наряды гораздо менее яркие, чем на бразильянках, а мужчины, как правило, носят костюмы однородной и преимущественно темной окраски-черные, коричневые, темно-серые; лишь в редких случаях попа-даются костюмы из материи тоже темной, но с узкой и яркой полосочкой. Белые костюмы почти не носят даже в самое жаркое время года. И если на улице попадается человек в белом костюме, про него тотчас говорят: «эль бразилеро!» (это бразильянец) и почти никогда не ошибаются.
Весть о прибытии советских астрономов и ботаников быстро дошла до сведения аргентинских ученых, объединенных в Русско-Аргентинский комитет, имеющий целью укрепление дружеских связей между обеими странами.
Как только мы вернулись из Ботанического сада, нам сообщили, что сегодня вечером нам назначено свидание с аргентинским ботаником Пароди.
Профессор Лоренсо Пароди — виднейший ботаник Аргентины. Его работы посвящены изучению злаков, расти-тельности Пампы и общим ботанико-географическим закономерностям Аргентины. Принял он нас с Леонидом Федоровичем у себя дома.
Очень забавны были первые минуты знакомства, которые Пароди потом нам со смехом разъяснил.
Поздоровались. Несколько «общих» фраз. Разговор не клеится. Чувствую со стороны Пароди какую-то настороженность, опасливость. Задаю ему несколько вопросов о растительном покрове Пампы, о сходстве или различии ее с нашими русскими степями, о влиянии человека на растительность, роли пожаров и т. п.
Пароди отвечает, задает мне вопросы, завязывается беседа, Пароди оживляется, ведет нас в свой рабочий кабинет, показывает многие типичные растения Пампы (у него в кабинете небольшой личный гербарий, в котором собраны все злаки Аргентины), дарит оттиски своих работ. И уже под конец нашего свидания, за рюмкой вина, Пароди рассказал, что прочитал корреспонденции о «русских шпионах», перепечатанные в Байресе из бразильских газет, и сперва и впрямь опасался — не шпионы ли мы в самом деле? — и весело смеялся по этому поводу.
