Невидимый современник - Лучник Николай Викторович (читать книги полные .TXT) 📗
Но в 1949 году было сделано важное открытие, правда касавшееся не ионизирующих лучей. Как это нередко бывает, независимо друг от друга несколько ученых — Ковалев в Советском Союзе, Дюльбекко и Кельнер в Соединенных Штатах — установили, что если клетки, облученные ультрафиолетовыми лучами, осветить видимым светом, то большая часть их восстанавливается. Это явление назвали фотореактивацией. Генетические повреждения тоже реактивируются. Но при облучении ионизирующей радиацией никакой фотореактивации не было. Стали считать, что генетические повреждения, вызванные ионизирующими лучами, необратимы. И так было в течение целого десятилетия.
Мы с Володей крупно разругались. И было из-за чего! Впрочем, судите сами. Что, я хуже него физику знаю или Эйнштейна не читал?
Володя оправдывался, как мог. Впрочем, нет, он не оправдывался. Он нападал на меня за неясные выражения, за то, что формула в статье дана без подробного вывода и ее можно с полным правом истолковать так, как это сделал Юра. Словом, валил все на меня.
В то время Володя опубликовал вместе с Юрой статью, где приписал мне то, чего я никогда не утверждал и не думал. Мало того, приписанное мне прямо противоречило тому, до чего мы вместе договорились еще в 1958 году. Правда, мы быстро пришли к общему знаменателю и помирились. Я вспомнил об этом случае только потому, что он показывает, насколько предмет нашего спора был непростой. Ведь спорили не противники, а единомышленники.
С Володей я познакомился очень давно, сначала заочно, а потом и очно. Однажды в наш институт приехал из Москвы известный биофизик Борис Николаевич Тарусов, профессор университета. Моей работой по пикам смертности он заинтересовался.
— А ведь знаете, — говорил он мне, — такая же картина наблюдается не только у млекопитающих. Один из моих аспирантов, Володя Корогодин, занимается облучением дрожжей, и у него получается, что дрожжи погибают тоже через вполне определенные сроки: либо вообще без деления, либо разделившись только один-два раза, либо дав колонии в несколько десятков клеток. А у Гены Поликарпова сходные результаты в опытах с гидрами.
Мне было очень интересно. Вот бы познакомиться с этими ребятами! С тех пор прошло очень много времени. И Владимир Иванович Корогодин и Геннадий Григорьевич Поликарпов теперь уже давно знакомые мне доктора наук, а Поликарпова даже избрали в члены-корреспонденты Украинской Академии наук.
С обоими я познакомился летом 1958 года на нашей биостанции. Геннадий к тому времени занялся уже другими, более далекими от моих интересов вопросами, а Володя продолжал облучать дрожжи. О многом нам нужно было поговорить. Это мы и делали, часами бродя по лесной дороге, ведущей на перевал, или лежа на берегу озера.
Я рассказывал о странных результатах, которые получались в опытах с семенами гороха. У меня (как и у некоторых других радиобиологов) уже давно начало закрадываться подозрение, что облученные клетки могут иногда восстанавливаться от повреждений, вызванных радиацией. В пользу этого свидетельствовали некоторые косвенные данные, полученные разными авторами в разных странах. Но, должен признаться, подозрение не очень-то крепкое, и я не спешил его проверять. Но… не было бы счастья, так несчастье помогло.
В 1955 году наша лаборатория переехала в другой город. Все пришлось организовывать заново. Вначале даже облучать нечем было. Но не сидеть же без дела. Случайно с нами оказался мешочек с облученными семенами гороха. Когда-то хотели ставить опыт, что-то помешало, а семена так и не выбросили. Пока идет организация лаборатории, можно попробовать проверить старую идею. Надежды на успех мало, тем более что семена облучены два года назад, но почему бы не поставить опыт, когда есть для этого время?
Старые семена разделили на три партии. Одну из них намочили в воде, а две другие — в растворах цистеина разной концентрации. Через сутки, как и полагается в опытах с горохом, семена переложили на влажный песок, а еще через двое суток стали изучать облученные клетки под микроскопом. Посмотрели в микроскоп и удивились: предположение, в которое сами не очень-то верили, подтверждалось. В семенах, намоченных в цистеине, процент делящихся клеток был значительно выше.
С этого началось. Когда установили излучатель, то первым делом мы решили посмотреть, что будет, если поставить такой же опыт, но выдерживать семена после облучения не два года, а более короткое время. Избрали срок двое суток. В этом опыте результат оказался еще более разительным. Не только восстанавливался нормальный темп клеточного деления, подавленный облучением, но и уменьшалось число хромосомных мутаций, причем очень значительно, примерно вдвое.
Это было настолько интересно и неожиданно, что прежние планы были отставлены и мы со Львом Царапкиным взялись за изучение нового явления. Об этих опытах я и рассказывал Володе Корогодину.
— Такие результаты, — говорил я, — можно объяснить, только если верить в способность хромосом к восстановлению повреждений, вызванных облучением. В покоящихся семенах, где все процессы, в том числе и развитие поражения, идут медленно, мы можем повлиять на судьбу первичных повреждений. Правда, хотя других объяснений я не вижу, как-то трудно в это поверить. Ведь во всех книгах написано, что мутации происходят непосредственно во время облучения и сразу в окончательной форме. А если восстановление существует, то всю радиобиологию придется переписывать заново.
— А ты знаешь, — отвечает Володя, — я сам не могу спать спокойно из-за тех же сомнений. Мы тоже получаем результаты, которые можно объяснить только пострадиационным восстановлением, хотя в него никто не верит.
И Володя (он же Владимир Иванович Корогодин) рассказал следующее.
Он по-прежнему работал на дрожжевых клетках. Обычно клетки сразу после облучения сеют на твердую питательную среду и через некоторое время смотрят, сколько образовалось колоний. А Корогодин попробовал высевать облученные клетки не сразу, а через сутки. Чтобы клетки в течение этого времени не делились, их держали в воде. И во всех опытах получалось одно и то же: выдержанные клетки давали больше колоний, чем посеянные сразу. Напрашивалась мысль, что за время между облучением и посевом клетки успевают восстановиться от повреждений. Но это противоречило общепринятым взглядам. Потерю дрожжевыми клетками способности образовывать колонии связывают с возникновением мутаций. Следовательно, и опыты Корогодина свидетельствовали о том же самом: первичные генетические изменения обратимы.
С тех пор прошло десять лет. Изучение пострадиационного восстановления уже имеет историю. В течение всего этого времени оно стояло в центре наших интересов, теперь исследованием восстановления занимаются во множестве лабораторий.
Для меня и Володи наша встреча сыграла важную роль. Она прибавила каждому уверенности, и мы окончательно решили: пострадиационное восстановление существует. Нашли на озерном пляже большой гладкий камень и тут же написали статью, которая через некоторое время была напечатана в журнале «Биофизика».
Ученые коллеги отнеслись к новой идее по-разному. Через некоторое время мы узнали, что примерно тогда же такие или очень похожие мысли пришли в голову разным ученым, работавшим в разных странах и на разных объектах. Люнинг в Швеции, Кимбалл и Свенсон в США, Ауэрбах, Альпер и Тодей в Англии напечатали в конце 50-х годов (кто немного раньше, кто несколько позже) статьи, где объясняли полученные результаты пострадиационным восстановлением клеток от первичных генетических изменений. Так бывает часто. Сам ход развития науки обусловливает неизбежность открытия, и его делают, часто одновременно и независимо друг от друга, несколько человек.
