Занимательная физиология - Сергеев Борис Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Шлак и балласт
В операционной царила деловитая тишина. Молодой врач – практикант склонился над юной пациенткой. Все уже было готово к операции, ждали только сигнала хирурга.
– Давайте наркоз, – скомандовал высокий седеющий мужчина, не отходя от умывальника. – Я сейчас кончу мыться.
Операция предстояла несложная. Но лежать на операционном столе все-таки страшно; не удивительно, что, когда первая порция эфира достигла легких, больная испугалась, сделала попытку освободиться от маски. Сестре приходится удерживать ее, молодой врач невольно форсирует наркоз. Результат энергичного введения наркоза проявляется быстро. Проходит минута-другая, мышцы расслабляются, больная затихает. Но почему такая странная неподвижность? Больная не дышит! Теперь уж сам наркотизатор поспешно снимает с нее маску и начинает делать искусственное дыхание.
– Лобелии, – просит он сестру, и слышно, как дрожит его голос.
Остановка дыхания в начальный период наркотизации в прошлом довольно частое и опасное осложнение. Оно может развиться при поспешном увеличении дозы газового наркоза. Хотя техника наркотизации в наши дни почти полностью исключает возникновение этого осложнения и дает в руки врачей надежные способы борьбы с его последствиями, встретиться с ним в первый же день самостоятельной работы, да еще благодаря собственной неосторожности, конечно, очень неприятно. Не удивительно, что наркотизатор теперь так же энергично делает искусственное дыхание. Проходят две-три томительные минуты, и больная делает первый вдох, затем второй, третий…
– Достаточно, – командует хирург, но дыхание опять прекращается. Бледный, как полотно, наркотизатор вновь склоняется над операционным столом, чтобы продолжить искусственное дыхание.
– Подождите, коллега, не волнуйтесь, – вмешивается опять хирург, – вы просто перевентилировали больную.
Снова томительное ожидание. Наконец больная делает новый вдох, затем еще, еще. Постепенно дыхание становится чаще, ровнее.
– Теперь продолжайте наркоз, пока больная совсем не проснулась, только не торопитесь, – советует хирург. Постепенно работа операционной входит в обычный ритм, а через полчаса больная уже в палате.
Почему во время операции дважды произошла остановка дыхания? Причина первой понятна: слишком большая доза наркотического вещества угнетающим образом подействовала на дыхательный центр продолговатого мозга, и дыхание прекратилось. Причина второй остановки сложнее. Чтобы разобраться в ней, придется поговорить о регуляции дыхания. В этом участвуют три различных рецепторных прибора. Первый – нервные рецепторы легких, информирующие дыхательный центр мозга о степени их растяжения или спадения. Они сигнализируют мозгу, когда пора прекратить вдох или выдох и сменить его противоположным процессом.
Более важными являются химические рецепторы. Одни из них находятся в сонных артериях и в аорте. Они следят за концентрацией кислорода, содержащегося в крови. Когда дыхательный центр получает информацию, что кислорода в крови мало, он дает команду к учащению дыхания, но нередко оно при этом делается поверхностным. Последнее происходит потому, что при недостатке кислорода дыхательный центр легко тормозится и информация даже о незначительном растяжении легких уже способна прерывать вдох.
Хеморецепторы второго рода находятся в самом дыхательном центре. Они следят главным образом за концентрацией в крови углекислого газа. Если его становится слишком много, дыхание делается более глубоким. Когда наркотизатору пришлось делать искусственное дыхание, значительно усилилась вентиляция легких, поэтому кровь полностью насытилась кислородом, а углекислого газа стало очень мало. Исчезли два главных стимула дыхательных движений, а импульсы, приходящие из легких, падали на приторможенный дыхательный центр, и поэтому их силы оказалось недостаточно, чтобы вызвать вдох. Такое осложнение не опасно, когда нормальная концентрация углекислого газа восстанавливается (раз ткани продолжают дышать, его количество неизбежно увеличится), восстанавливается и дыхание.
Таким образом, углекислый газ, вредный, ненужный продукт обмена, шлак, от которого организм спешит избавиться, оказывается не таким уже ненужным организму веществом.
С тех пор как регуляция дыхательных движений стала понятна ученым, углекислый газ добавляют в некоторые газовые смеси, чтобы стимулировать работу дыхательного центра. Такую же добавку используют и при даче наркоза. Она повышает возбудимость дыхательного центра, а следовательно, обеспечивает и высокий уровень кислорода в циркулирующей по организму крови.
Дыхательный центр автоматически регулирует ритм и глубину дыхательных движений. Однако мы имеем возможность произвольно вмешиваться в его работу, сознательно меняя объем легочной вентиляции, и даже на некоторое время прекращать дыхательные движения. Срок, на который мы можем останавливать дыхание, поддается известной тренировке. Японские ныряльщицы – ловцы жемчуга могут погружаться в воду на 4–6 минут! Им даже зарплату платят в зависимости от того, сколько времени они способны пробыть на дне.
Такая тренированность имеет свою отрицательную сторону: она делает работу под водой особенно опасной, так как у человека есть лишь рецептор, сигнализирующий о недостаточном количестве кислорода в крови, но нет возможности судить, когда его станет угрожающе мало. Любителям, не слишком тренированным ныряльщикам, это не страшно, они не в состоянии пробыть под водой столько, чтобы исчерпать все запасы кислорода. Другое дело профессионалы, привыкшие подавлять работу дыхательного центра даже при значительной убыли кислорода. Они находятся под водой, пока не исчерпают все кислородные ресурсы, и легко могут перейти опасную черту. Тогда вследствие острого недостатка кислорода, от которого в первую очередь страдает мозг, наступает внезапная потеря сознания, и спасти ныряльщика может только немедленная помощь товарищей.
Углекислый газ – опасный шлак. У него нет ни цвета, ни запаха, а его удельный вес значительно выше, чем у кислорода и азота. И там, где отсутствует движение воздуха, он может скапливаться. Подобные явления наблюдаются в пещерах, промытых водой, в известняках. Окружающие породы поставляют известные количества углекислого газа, который, стекая по подземным коридорам, может скапливаться в нижних частях пещеры, образуя своеобразные «озера». Не подготовленный к этому человек, попав в подобную пещеру, обычно гибнет. На земном шаре существует несколько так называемых собачьих пещер, где глубина «озер» углекислого газа невелика и для человека не опасна, так что люди их могут пересечь «вброд», но собаки, попав туда, «тонут».
Третий и самый значительный компонент атмосферы после углекислого газа и кислорода – азот. Он не принимает никакого участия в дыхании, и при обычном давлении обмена азота между наружной средой и телом не происходит, так как в тканях его растворено столько же, сколько и в крови, а кровь, в свою очередь, оказывается насыщенной до предела.
Если значительно увеличить наружное давление, то по отношению к атмосферным газам кровь окажется недонасыщенной, она их будет интенсивно поглощать и передавать тканям, пока между этими тремя средами не установится новое равновесие.
Теперь, если давление вернется к норме или значительно понизится, газы, растворенные в тканях, будут возвращаться в кровь. Кислород при этом не окажет никакого вредного воздействия, он слишком быстро расходуется, зато азота в кровеносных сосудах скопится столько, что он не сможет раствориться в крови, не будет успевать выводиться через легкие наружу из организма. Пузырьки азота могут закупорить мелкие сосуды. Если это будут сосуды сердца или мозга, может наступить смерть. Единственный способ спасти больного – подвергнуть его действию высокого давления, дать возможность азоту снова раствориться в крови и тканевых жидкостях, а затем очень постепенно вернуть давление к норме, с тем чтобы излишек азота успел покинуть организм. Обычно в воздухе есть пыль и водяные пары. Чистота воздушных бассейнов над нашими городами – одна из важнейших гигиенических проблем. Подумать только, воздух считается чистым, если в одном кубическом сантиметре его не больше шести тысяч пылинок. Если кому-нибудь покажется, что это слишком много, знайте, воздух, которым нам приходится дышать у себя дома, нередко содержит 2 миллиона пылинок в кубическом сантиметре, которые весят около 10 миллиграммов! Не удивительно, что до начала газификации наших городов в Харькове и Ленинграде на один квадратный километр в год выпадало 300–350 тонн пыли, а в Магнитогорске – свыше 700! Если бы у нас не было приспособлений, оберегающих легкие от проникновения в них пыли, у городских детей они уже в течение первого года жизни были бы полностью забиты грязью.
