Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна (читать книги .txt) 📗
Вести себя по-прежнему оказалось невероятно трудно. Едва она добралась до дома, как мать с порога сообщила:
- Тебе Юра звонил. Очень удивился, что не застал. Просил перезвонить чем раньше, тем лучше.
Радость полыхнула в груди и растворилась, исчезла от мысли, что Дрон звонил неспроста. Наверное, хотел объясниться, осторожно дать понять бессмысленность каких-либо видов на него. Светлана удержалась от рывка к телефону. Пообедала, села к урокам готовиться, тетради проверять. Время от времени посматривала на плоскую коробку телефонного аппарата. Руки зудели взять трубку, пробежать пальцами по его кнопкам, набирая привычную комбинацию цифр. Нетерпелось услышать голос Дрона, самой сказать ему… О чём? Вот именно, сказать желаемое права не имеет, а на притворство моральные силы копить надо. И она осаживала себя, давила естественные порывы. Когда решила - пора, тогда страшно почему-то стало. Но она справилась, победила страх.
Дрон говорил с ней сухо, почти враждебно. За его сдержанностью явственно маячила обида.
- А, это ты, солнце моё?
- Юр, я хотела… - Светлану переполнило чувство немалой вины перед ним, беспричинное, вроде бы, чувство.
- Да ладно, не парься, - перебил Дрон. - Пришла в себя и хорошо, и славненько.
- Спасибо тебе.
- Спасибо? - переспросил он. Подозрительно эдак переспросил, с неясным для неё намёком.
- Я не то хотела сказать, - заторопилась Светлана, понимая непоправимую дурость происходящего.
- А что?
- Ну, видишь ли… - она замялась, пытаясь как можно лучше сформулировать и выразить в словах свои чувства. Чувства выражаться не хотели, не умещались в слова.
- Я много чего вижу, радость моя, - подождав, хмыкнул Юрка. - Лучше бы уж не видел.
Они помолчали. Ужасно трудно объясняться исключительно при помощи намёков. Что, если собеседник тебя неправильно понимает? Вдруг ты не замечаешь очевидного?
- Можно, я к тебе завтра приеду? Вечером? - набравшись смелости, прервала молчание Светлана.
- Зачем? - равнодушно удивился Дрон. - Меня утешать? Меня утешать не надо. Я в порядке. Сам кого хочешь утешу.
- Но я же вижу, ты обиделся!
- А ты бы на моём месте не обиделась? Просыпаюсь весь из себя радостный, тянусь к девушке, а её нет. Даже место давно остыло. Ну, думаю, на кухне солнце моё, завтрак нам готовит. А её и на кухне нет. Следы простыли, запах выветрился. Вместо девушки холодный кофе и засыхающая овсянка. Может, где записочку мне оставила? Ага, сейчас. Тебя и на три слова не хватило. Нельзя же так растворяться в воздусях после сумасшедшей ночи. Наверное, думаю, у Светика случилось нечто непредвиденное, раз она сбежала без объяснений. Дай-ка звякну ей, не понадобится ли моя помощь? - Дрон сделал многозначительную паузу.
Телефонная трубка обжигала ухо, щёку и руку. Светлана отчаянно краснела. Стыдно было до умопомрачения. Желание оправдаться перед Юркой росло и ширилось.
- Юр, понимаешь, надо было компьютер к Ольге Александровне перетащить. Мне не хотелось тебя напрягать. Нельзя тебе пока тяжести поднимать. Я Рябцева попросила.
- Знаю, - со скукой в голосе оповестил Дрон. - Твоя матушка меня полностью просветила. Только это было когда? И который теперь час? Сколько по-твоему нужно времени компьютер перетащить?
- Мы с Витей там задержались, - промямлила Светлана. Отговорка выглядела жалко.
- До ночи? - скептически осведомился Дрон. - Ты сама-то себе веришь?
- Я не могла… я… понимаешь… - Светлана вмиг возненавидела себя за неспособность высказаться прямо и честно, за боязнь показаться плохой или глупой, за панический страх новой сердечной боли.
- Ладно, солнце моё, не парься, - снисходительно заметил Дрон. - Ничего не случилось. Ты вовсе не обязана передо мной отчитываться. Забудь прошедшую ночь. И я забуду. Не было её. Ничего не случилось. Всё, как прежде.
- Да? - с робкой надеждой спросила она. - Может, тогда в субботу сходим в кино или в бар какой-нибудь, пива попьём?
- В субботу… Откуда я знаю на счёт субботы? До неё дожить надо. Мало ли кому могу понадобиться. Не всё тебе одной помощь оказывать.
Какой состоялся тяжёлый, безнадёжный разговор, Светлана осознала, лишь повесив трубку. Не поняли друг друга. Не сумели понять. Или не захотели? Без особой разницы, в общем. Прежней открытой дружбы больше не будет. Сплошные недомолвки, нечаянное столкновение с опасными темами и осторожный их обход. Боязнь причинить боль себе и другому. До чего порой неудачно, нескладно мы себя ведём, стараясь скрыть истинные чувства, боясь непонимания, боясь показаться глупыми и смешными. Получаем, в результате, не меньшую порцию боли. Как бы там ни было, боль надо терпеть. Сжать зубы и перемогаться. Жизнь впереди длинная.
С твёрдым решением превозмочь новую невзгоду самостоятельно, без привычной помощи Дрона, Светлана отправилась спать. Уснула сном праведника, крепко, не погружаясь в ночные сумбурные видения. Встала неожиданно отдохнувшая. Не радостная, нет. Но спокойная. Словно за ночь кто-то простирал душу, почистил, высушил. Повзрослела душа за одну ночь.
*
Рябцев излучал гордость. На переменах важно шествовал мимо одноклассников, исполненный достоинства и недоступных простым смертным высоких дум. Взор его блуждал поверх голов. Он улыбался а ля Мона Лиза. Хищно и таинственно. Совсем не замечал косых взглядов сверх всякой меры заинтригованного Шурика Ковалёва. Ковалёв шушукался с Мироновым, с другими мальчишками. На глазах рождалась антирябцевская коалиция. Ох, нехорошо получилось, неправильно. Нельзя позволить Витьке отделиться от друзей, от класса, оказаться в сторонке в гордой позе лорда Байрона. Надо срочно мирить их с Шуриком. Не формально, как это Витька произвёл, по-настоящему. Они должны понять… Светлана не завершила мысль. Хорошо понимала все нюансы ситуации, а вот оформить в слова не могла. Не хватало сосредоточенности. Задумывалась, делая попытку фиксировать, затем формулировать мысль, та ускользала, трансформировалась незаметно, высвечивая совсем другую, запретную тему. Например, о глазах Юрки. Серых, как и у Дубова. Однако, не зеркальных, а тёплых, глубоких, в которых можно поместиться полностью - от пяток до макушки. Омут засасывающий.
Целый месяц Светлана на ходу спала и видела один и тот же повторяющийся сон: расширившиеся зрачки; изменившийся, потемневший до черноты взгляд; звякнувшая о тарелку вилка; медленно встающий с табуретки, медленно приближающийся Дрон; она сама, отразившаяся в его глазах; уверенные горячие руки, сжавшие её лицо; нетерпеливые мужские губы, диктующие новые нормы существования; помрачение рассудка. Маетный, дурманный сон преследовал её повсюду. Настигал в любом месте, в любое время. Окутывал на планёрке, во время урока, у магазинного прилавка, дома за уборкой квартиры. И тогда падала на неё оглушающая тишина, прерывалось дыхание, бешено колотилось сердце и хотелось одного - заново наяву пережить сводящее с ума воспоминание, видеть рядом Юрку, тонуть в его глазах, ощущать тяжесть его тела. Как правило, наваждение исчезало быстро, успевая, тем не менее, вымотать душу, физически обессилить, оставляя за собой липкий пот и трясущиеся колени.
Между приступами морока Светлана пыталась работать, общаться с людьми. Она всерьёз занялась Игнатовой, пыталась установить контроль за компанией Рушанны, начала готовиться к предстоящему в мае педсовету, на коем хотела дать настоящий грамотный бой Галине Ивановне по вопросам методики воспитания подростков. Консультировалась со всеми подряд об интересующих пацанов занятиях, искала способ отвлечь своих мальчиков от бессмысленного болтания по улицам. Затеяла помирить Рябцева с Ковалёвым. Но за всеми важными, срочными, необходимыми делами стоял Дрон, Дрон и ещё раз Дрон. Она, когда оставалась одна, вела с ним долгие мысленные беседы, улыбалась его шуткам, советовалась с ним, спорила, соглашалась, извинялась, объяснялась в своих запоздавших и, вероятно, не нужных ему чувствах. Бывая у Вишневецких, Светлана усилием воли подавляла нестерпимое желание просить совета у Константина Алексеевича. Вот пусть бы поделился опытом безответной любви на расстоянии в тысячи километров в течение десяти, ошибочка, одиннадцати лет. За счёт чего не свихнулся?
