Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер (читаемые книги читать .txt, .fb2) 📗

— Нельзя кусать руку, которая испечет пирог с ревенем… — ухмыляюсь я, и Роберт разражается смехом.

— Во-первых, это шантаж, во-вторых, я вовсе не собирался тебя кусать.

— А что ты собирался? — тихо спрашиваю я и смотрю в пол.

Он снова прижимает меня к стене, шепча мне на ухо:

— Я подумал о приличном тугом кляпе, который предотвратит дальнейшие наглые словоизлияния и визит полиции заодно, об очень большой дозе имбирного сока для твоего клитора, о строгом бондаже с интегрированным «Magic Wand». Пока ты не начнешь рыдать от отчаяния, от похоти, от желания. Пока не раскаешься и не извинишься искренне, моя красавица. Я загоню тебя так далеко, что ты не сможешь глаз на меня поднять еще несколько дней после этого. Тебе знакомо это чувство, и ты его любишь, верно? Когда ты так глубоко в Зоне, что каждый взгляд заставляет тебя краснеть, каждый маленький жест заставляет хотеть опуститься на колени и предложить себя мне, независимо от того, что я решу сделать с тобой.

— Да, — тихо стону я, прислоняясь лбом к его ключице.

Роберт так хорошо меня знает. Он точно знает, что вызывает во мне, как довести меня именно до той грани, где желает меня видеть.

— Смотри на меня, когда говоришь со мной, сука, — тихо говорит он и усмехается, когда я поднимаю глаза.

Последовавший за этим горячий поцелуй прерывается тем, что один из соседей моей матери громко топочет вниз по лестнице — и своим появлением выбрасывает меня из Зоны. Это кстати, ведь мне действительно не хотелось бы в таком состоянии предстать пред светлыми очами Барбары и моей мамы. Роберт берет меня за руку и прижимается к стене рядом со мной, чтобы не пострадали ни мы, ни соседка, ни корзина для белья, которую та несет.

— Добрый вечер, Аллегра, — приветствует она, увидев меня над краем своей корзины.

— Здравствуйте, фрау Кнопп, — отвечаю я и улыбаюсь.

Она останавливается на нижней ступеньке и разглядывает Роберта сверху вниз. Затем кивает ему и продолжает свой путь.

— Поздравляю, — шепчу я, когда мы уже стоим перед дверью маминой квартиры, — ты снискал благосклонность строгой Кнопп.

— Я не ожидал ничего другого. Единственные женщины в мире, которые имеют полный иммунитет к моим чарам, это Барбара и Инга. Хотя у Инги он развился только тогда, когда она узнала все мои темные секреты.

Я улыбаюсь и отпираю дверь.

— Привет, мама! — кричу я и иду прямиком на кухню.

— Привет дорогая. Привет, Роберт, — отвечает мама, и мы приветствуем Барбару, которая улыбается нам, поджав губы.

Я запрыгиваю на столешницу рядом с микроволновкой, Роберт присоединяется к Барбаре за кухонным столом.

— Как бабушка и дедушка? — спрашиваю я, бросая ошарашенный взгляд на огромную гору ревеня в ящике под кухонным окном. Думаю, там не менее двадцати пяти килограммов.

— Бабушка в порядке, дедушка тоже. Аллегра, дорогая, у меня есть к тебе просьба.

— Даже не думай, мама, возьму максимум три кило, — отвечаю я и указываю на гору ревеня.

— Нет, нет, я вовсе не это имею в виду. Барбара и я собираемся на семинар на выходных, Марайка в отпуске, а Констанца заболела. Моника не хочет открывать женский клуб одна в субботу. Как думаешь, смогла бы ты помочь с восьми до двух? Все, что тебе нужно будет делать, это готовить кофе и отвечать на телефонные звонки. Мони сделает все остальное. Вообще-то, она легко могла бы сделать это одна, но не хочет… Ты же ее знаешь. Это возможно?

Я глубоко вздыхаю и смотрю на Роберта, молча прося его одобрения. Выходные обычно принадлежат ему — и, возможно, он уже что-то запланировал.

— Лады, — говорит Роберт и кивает.

— Хорошо, я приду. С восьми до двух, ни секундой дольше.

— Ты только что спросила его разрешения?

У Барбары падает челюсть.

— Да, спросила. Это называется договоренность, Барбара. Это делается в гармоничных отношениях.

— Регина, вряд ли ты серьезно можешь позволить работать там женщине, которая должна просить у мужчины разрешения провести утро вне дома.

— Барбара, пожалуйста, оставь это. Ты тоже вполне можешь обойтись без семинара и заняться этим, если тебе не нравится мое разрешение ситуации.

— Что за семинар? — спрашиваю я, изящно меняя тему.

Не потому, что мне интересно. Эта феминистско-эзотерическая дребедень, которой увлекается моя мать, никогда не входила в мои интересы.

— Двухдневный семинар. В субботу идем на «Женский принцип — широк как небо», а в воскресенье на «Осознанное самосознание и самолидерство». Я в предвкушении, это определенно откроет несколько новых перспектив.

— Может, тебе стоит найти кого-нибудь другого и взять с собой Аллегру. Ей, наверняка, будет очень интересна тема самолидерства, — ехидно продолжает Барбара, и я вижу, что Роберт с трудом сдерживает ухмылку — впрочем, весьма неудачно.

Он всегда находит подобное забавным. И даже спустя месяцы не позволяет Барбаре наезжать на него. Ей еще ни разу не удавалось вывести его из себя, показать нам, что на самом деле он женоненавистник, каким та его считает. И это бесит ее все больше и больше от встречи к встрече.

— Почему бы тебе не решить самой, где провести свою субботу, Аллегра? Он, наверняка, сможет прожить без тебя несколько часов — вы все равно видите друг друга двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Это очень просто, Барбара, но ты все равно не поймешь. Я могла бы попытаться объяснить даже стенке, но это имело бы мало смысла.

— Попробуй, я открыта ко всему.

Барбара разводит руками, и я вздыхаю.

— Потому что он босс, Барбара. Ты же уверена в этом. Я пеку ему пирог с ревенем и раздвигаю ноги, когда он возжелает. А потом, в качестве благодарности за кулинарные изыски, я позволяю ему избить меня до полусмерти.

Я закатываю глаза, и Барбара насмешливо фыркает. Очевидно, она находит мой сарказм неуместным.

— Мы пара, Барбара. Я считаю крайне невежливым объявить без каких-либо объяснений, что буду отсутствовать половину субботы. Может быть, он что-то запланировал для нас.

— Запланировал, ага. И он это решает. Единолично.

— Именно. Решение остается за Робертом.

Прищурившись, Барбара смотрит на меня.

— Вы решили в договорном порядке об этом?

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, притрагиваясь к своему кольцу.

— Рабский договор. Так они это называют, не так ли?

— Ты углублялась в Тему, Барбара? — спрашивает Роберт и усмехается. — Нет, никакого договора. Нам это ненужно, мы этого не хотим, это не наш мир. Но определенно есть пары, которым это действительно нравится.

— Кстати, о рабском контракте. Угадай, кто мне звонил, — вставляет мама, и я бесконечно ей благодарна за смену темы.

— Понятия не имею. Твой бухгалтер? Телеком? Кабельный провайдер?

— Марек.

О-ла-ла. Таки не смена темы. Я вижу, что Роберт немного выпрямляется, что его внимание полностью сосредотачивается на моей матери.

— Марек? Мой бывший? Он никогда не звонил тебе раньше…

— Чего он хотел? — спрашивает Роберт, но я уверена, что он уже знает ответ.

— Я должна убедить тебя подписать какой-то там вексель. Ты должна ему денег, дорогая?

— Нет, я ему ничего не должна. Когда он звонил?

— Где-то три недели назад. Я только сейчас вспомнила об этом. Боюсь, я старею.

— Мама, тебе чуть за пятьдесят… Что еще он сказал?

— Ничего больше. Марек не стал долго утруждать себя любезностями. Все, что он сказал, это то, что это очень важно и что мне нужно убедить тебя. О чем вообще речь?

Я глубоко вздыхаю и объясняю, что происходит.

— О, — говорит мама, когда я заканчиваю, — тогда хорошо, что я забыла.

— Она бы ничего не подписала, так что ты бы зря пыталась ее уговорить. Она подпишет только то, что он… — Барбара показывает большим пальцем на Роберта, — …ей скажет. И Марек это знает, поэтому и предложил Роберту столько денег.

— Ты ошибаешься, Барбара. Я бы ничего не подписала, даже если бы за это выступал Роберт. Я точно не сяду в тюрьму из-за Марека.