Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Валера — это Валера, и это всё, что у неё есть. Тане на секунду стало ужасно стыдно, что всё это время она молчала. Что не рассказала ей ещё тогда, в далёком ноябре, когда он сжал её горло пальцами, что молчала потом, раз за разом ругаясь с ним в пух и прах, что врала, будто живёт в Уфе, хотя на самом деле умирала от боли по погибшей сестре у него в квартире.
— Сердишься? — коротко спросила она. Валера повела плечом, быстро покачала головой и нахмурилась.
— Нет. Нет, конечно. Просто... Не понимаю.
Грузовик подпрыгнул на корне, звякнули пустые гильзы, и вдруг где-то южнее ухнул разрыв, завизжал миномёт, затрещали деревья (одно, кажется, упало), показался дым. Девчонки втянули головы в плечи, прижались ближе к бортам и к полу. Таня, всякий раз заслышав пробирающий до костей лязг миномёта, чувствовала, как внутри всё противно колет и как живот сводит противным чувством, будто перед уколом. Схватившись за борт, она попробовала привстать, чтобы разглядеть хоть что-то, но едва не кувыркнулась вниз.
— Эй, девчата, не боись, пристреливаются тильки! — окликнул их Коваль из кабины, с трудом перекрикивая мотор, и на миг Таня увидела его весёлое, розовощёкое лицо. — Эм сто двадцать палит, гнида, ну да Черных его быстро засечёт, каша така буде, что хоч уши ватой затикай!
— Он же… Он же такой Калужный! — Валера, пользуясь минутным затишьем, придвинулась к Тане ближе и внимательно посмотрела на неё. — Таня, я просто хочу понять.
— А в нас не попадёт, товарищ капитан? — тихонько пискнула Нестерова сзади.
Тут грохнуло совсем рядом с правым бортом, Таня быстро пригнулась к полу и пригнула туда же Валеру, ощутив лёгкий звон в ушах; пронзительно завизжала Вика, грузовик подпрыгнул так, что винтовка подлетела и больно стукнула Таню по челюсти.
— Держитесь, тримайтеся, девчата, даже и не начали ще! — добродушно отозвался спереди Коваль.
Машка села первой, неодобрительно оглядев до смерти напуганную Вику.
— Чего орёшь, как степная утка?! У меня ухо заложило.
— Что, начнётся сейчас, да? — прошептала Валера, цепляясь за Танин локоть. — Как громко!
— То, что Калужный — Калужный, автоматически не делает его монстром, — продолжила Таня прерванный разговор. Беспокойно огляделась по сторонам. Лес становился реже, всё чаще попадались полянки и овраги, и если хорошенько вытянуть шею, то далеко впереди можно было разглядеть окутанное дымом, изрытое, более-менее открытое поле с нечастым забором деревьев, по которому маленькими зелёными точками сновало несколько человек.
— Что, подъезжаем? — Валера явно занервничала и заёрзала. — А про него… Не суди книгу по обложке, это всё ясно, но он такой… Он же смеётся вечно над нами и издевается. Ты такая умница, такая чудная. Мне кажется, что он потянет тебя на дно.
«Ну конечно же, нет!» — заявить бы с уверенностью и улыбнуться, успокоить Валеру. Ну конечно же, нет, конечно же, он чудесный, милый, добрый, ездит на розовом пони и питается сахарной ватой.
Да только в глазах Антона Калужного она видела такую бездну, что просто не смогла заставить себя открыть рот и произнести эти слова. В глазах Антона Калужного столько тёмного страха, что его не вылечишь простыми словами; иногда Тане казалось, что не вылечишь никак. И Валера… после всего, что натворила Таня, пожалуй, она имеет право знать правду.
— Я знаю, — кивнула Таня, поймав на себе удивлённый взгляд. — Я правда знаю. Наверное, ты права, и я пойду на дно с ним. Но Валерочка, Валера, — она умоляюще посмотрела на подругу. — Только там я могу нормально дышать. Ты осуждаешь меня, да? Осуждаешь?
— Да у нас целый мир судей, — отмахнулась Валера и коротко улыбнулась. — Мне правда сложно понять, может и совсем не пойму. Но, может, друзья нужны для того, чтобы просто принять?.. Иди сюда, лисёнок. Мы никогда, никогда-никогда не будем ругаться, правда ведь? — пробормотала она Тане в плечо.
— Никогда-никогда.
— Ну, глуши мотор! В траншею заехать хочешь, что ли? Чай не гильзы одни везёшь! — добродушно закричал Коваль, грузовик зафырчал, начал тормозить, и Таня, вытянув шею, смогла оглядеться.
Всё вокруг было… было странным. Совсем не таким, каким она себе представляла, и уж вовсе не таким, как было нарисовано в учебнике по тактике.
Большое, широкое поле будто вздыбилось. Пахло дымом, и, куда ни взгляни, всё было изрыто окопами, траншеями, ходами сообщений, везде высились холмики блиндажей и свежие насыпи. Где-то совсем рядом, но не понятно где, громко кричали люди, ворчала какая-то техника, и Таня, вцепившись в доски грузовика, чувствовала, как её сердце потихоньку уходит в пятки.
Потому что она не понимала абсолютно ничего.
Грохнуло совсем недалеко, в сотне метров поднялся чёрный столб земли, и откуда-то сверху закричали:
— Командира батареи на связь!
Несколько рослых мужчин, которых Таня увидела, опасливо выглянув из-за борта, будто ни в чём не бывало начали разматывать какие-то провода, подавать их наверх, и спустя несколько секунд, подняв голову, Таня разглядела в верхних ветвях большой толстой сосны небольшую дощатую площадку, откуда свешивались чьи-то ноги.
— Товарищ подполковник, капитан Черных на связи! — быстро отрапортовал один из мужчин, передав другому, который стоял на шаткой деревянной лестнице, трубку рации.
— Черных, что у тебя там?! Ослепли, что ли, вы по какому квадрату бьёте? Квадрат семнадцать три! Ну раз поняли, выполняйте, чтобы ни одна гадина не прошла, у них там главный расчет, вашу мать, вы нас без батареи, что ли, оставить хотите, Черных?! Как бы они сейчас по нам…
Тане бы хоть минутку, чтобы хоть что-то понять, чтобы осознать, вспомнить, но этой минуты ей никто не дал.
Её будто ударили по ушам с двух сторон, разом, потому что звук куда-то пропал: остался только оглушающий звон и ужасная, раздирающая сознание боль. Тане подумалось, что конец, должно быть, настал, потому что в жизни так не бывает. В жизни не застилает дымкой глаза, в жизни не пригибает к земле какая-то неведомая сила против твоей воли.
В десятке метров, на пригорке за блиндажом, взметнулся фонтан земли и дыма, и звука Таня не услышала. Падая на пол, успела разглядеть на лицах, бледных лицах девчонок то же выражение животного ужаса, что испытывала она сама.
Что это? Где стреляют? Почему голову будто раскололо изнутри, почему Таня не может не то что встать — не может даже пошевелиться?
Она училась два года, а потом ещё три месяца, десятки раз была на учениях и слышала, как хлопают снаряды, так почему она чувствует себя крохотной песчинкой, которая вот-вот будет раздавлена?
ПОЧЕМУ ОНА НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ?
Ну, слабачка, ну же, вставай! Не сейчас, поднимай голову, вставай, ты жива, и ты знала, куда идёшь!
Огромным усилием воли разлепив веки, Таня увидела в двух сантиметрах от себя пыльные доски. Попробовала подняться, хотя бы поднять глаза — не получилось. Сердце тяжело стукнуло и будто замерло совсем, когда рядом снова раздался разрыв. Оказывается, она ещё что-то слышала, и новый хлопок снова разорвал её голову изнутри.
— Выйт… машины!.. Вы… то… таки... обще?
Господи, Господи, Боже, как страшно, мамочка, милая…
Нельзя, нельзя поддаваться этому, потому что если она не справится с этим сейчас, то не справится уже никогда! Вставай! Вставай!
Таня заметила сначала грязь под своими ногтями, землю и песок на пальцах, потом — чьи-то пыльные берцы, и всё это медленно и неразборчиво. Дым где-то впереди, бегающие люди, воронки и совсем близко к кузову — чуть растрёпанную черноволосую взрослую девушку со строгим, почти злым выражением лица, которая, не переставая, что-то кричала, да только звуков Таня не могла разобрать.
Надо вставать, вставай!
Мамочка, родная, почему же так всё гремит?
Сзади что-то треснуло, но Таня втянула голову в плечи и, пошатнувшись, села, поползла вперёд, едва не свалилась, пытаясь спрыгнуть на землю, но всё-таки спрыгнула, ухватившись обеими руками за борт, и выпрямилась.