Школа обольщения - Крэнц Джудит (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Самоотверженный продюсер просиживает все вечера над отснятым за день материалом картины, просматривая сырые эпизоды, составленные из уже отснятых кадров. Если днем он не на съемках, значит, он отлучился, чтобы изыскать средства для будущих картин, или прикинуть и оценить ущерб, нанесенный предыдущему фильму послесъемочной обработкой, или понаблюдать, как монтируется фильм, подобрать подходящую музыку, или присутствовать одновременно при озвучивании, дублировании и наложении звука, оставаясь в курсе всех процедур, пока не закрутится полным ходом рекламная кампания, а там он начинает внимательно следить за поступлением доходов от фильма, проверяя при необходимости бухгалтерские книги прокатчиков, чтобы убедиться, что получает положенную ему долю прибыли. И конечно, заключает контракты на продажу фильмов в Кувейт, Аргентину и Швецию. Перед тем как отправиться спать, Вито мог позвонить в полдюжины кинотеатров, где шел его последний фильм, и выяснить у управляющего сумму дневной выручки. Словом, Вито вел жизнь, бившую ключом, жизнь, в которой случаются и безумные, и тягостные дни, — такую может выбрать только страстно увлеченный человек.
Осенью 1974 года, когда Мэгги впервые получила задание взять интервью у Вито Орсини, он находился в Риме, и ему оставалось еще три недели до конца съемок фильма с участием Бельмондо и Жанны Моро. Мэгги была разочарована тем, что ей придется беседовать с Орсини, а не с Бельмондо, к которому ее всегда тянуло, но радость, испытанная от предстоящей поездки в Европу, примирила ее с данностью. Журнал снял для нее номер в скромном отеле «Савой», всего в полуквартале от резиденции прославленных деятелей кино «Эксельсиор» на Виз Венето, но зато вчетверо дешевле. Журнальная корпорация «Херст» была более чем консервативна в плане расходов.
Прежде чем отправиться на интервью, Мэгги всегда изучала в Нью-Йоркской публичной библиотеке подшивку текущей периодики, чтобы выработать платформу, на которой будет строить свои дьявольски неожиданные, острые вопросы. Но для интервью с продюсером хлопотная, отнимавшая много времени поездка в библиотеку, просмотр подшивок, самая нужная из которых неизменно отсутствовала, показались ей лишним беспокойством. Она видела два последних фильма Орсини, оба они вызвали восторг у критиков, и этого для начала вполне хватит.
Номер Орсини в «Эксельсиоре» оказался именно таким, как она и ожидала: богато обставленный, впечатляющий, телефоны беспрерывно звонят, две секретарши печатают на машинках, несколько человек сидят в ожидании, демонстрируя различные степени отчаяния и раздражения и отдавая распоряжения обслуге, а по телексу все приходят сообщения. Мэгги поняла, что дело плохо. Как взять интервью у человека, который, во-первых, вами не особенно интересуется, а во-вторых, находится в центре бурлящего потока? Стиль работы Мэгги проявлялся при интимной беседе и в интимных обстоятельствах. Однако в назначенное время секретарь провела ее во внутренний кабинет Орсини, располагавшийся в самой маленькой из трех гостиных номера.
Когда Мэгги впервые взглянула на Вито Орсини, ей подумалось, что расхожие представления о кинопродюсерах могут иногда быть ошибочными. В чем-то он, конечно, соответствовал этим представлениям: сшитый на заказ костюм от Бриони, прическа, явно сделанная в Италии, часы «Бюльгари», лакированные кожаные ботинки. Но где же маленький толстячок с сигарой? Где лысеющий человечек со смешным акцентом? Она ожидала, что Вито Орсини похож на итальянца, но никак не на благородного цезаря. Она сразу оживилась.
— Добро пожаловать в Рим, мисс Макгрегор! — Более того, оказывается, он говорит по-английски без акцента, да еще изящно поцеловал ей руку.
— Боже мой, — начала Мэгги, любившая вставлять шокирующие, нарочито неловкие замечания. — Я думала, вы гораздо старше.
— Мне тридцать восемь, — сообщил Вито, одарив ее улыбкой, которая ясно давала понять, что хоть она и впечатляюще молода, но и он не стар. Улыбка таилась в глубине его глаз, нос отличался проконсульским рельефом, а кожа была бронзовой. Вся его внешность словно излучала блеск. Значительностью облика он напоминал великого оркестрового дирижера.
— Скажите, — спросила Мэгги, сохраняя самый наивный вид, — а что именно делает кинопродюсер? — Она решила, что неведение будет выглядеть не слишком прилично, но вполне сработает: с его помощью можно вытянуть из него комментарии, о которых он всю жизнь будет жалеть. Такие интервью всегда становятся лучшими.
— Слава богу, что вы поинтересовались, — сказал Вито. — Вы даже не представляете, сколько людей брали у меня интервью, понятия не имея — даже самого смутного, — о том, что я делаю. Они слишком ленивы, чтобы попытаться выяснить. Я расскажу вам все. Но не сейчас: мне через пятнадцать минут нужно быть на студии. Может быть, вы сегодня вечером поужинаете со мной? Тогда и поговорим.
Словно леденец дает ребенку, подумала Мэгги, согласно кивая.
— Я заеду за вами в восемь и отвезу в мое любимое место. Кстати, не забывайте, что магазин «Гуччи» здесь такой же дорогой, как в Нью-Йорке, так что не теряйте голову.
У кинопродюсеров, которым удается выжить, неизбежно развиваются высокие экстрасенсорные способности.
Этим вечером в «Остариа дель Орсо» Мэгги не понадобилось ничего из ее набора интервьюерских приемов: ни умение брать за горло, задавать неверные вопросы, чтобы получить именно те ответы, которых ждут, ни способность открывать себя ровно настолько, чтобы отвести подозрения, ни навык быть чересчур почтительной или слушком уютной и располагающей. Ей нужно было только слушать. Вито рассказывал, не переставая, три часа подряд и при этом утверждал, что лишь коснулся поверхности.
— Сжальтесь, Вито, я больше не могу. У меня кончилась кассета, случился писчий спазм, я уже знаю больше, чем нормальный человек сможет прочесть.
— Я всегда так поступаю. Вам не следовало меня спрашивать. Вас никто обо мне не предупреждал, правда?
— Никто мне ничего не говорил. Просто велели сесть в самолет и побеседовать с вами.
— Почему бы нам не вернуться в отель и не поговорить о вас?
— Вот не думала, что спрашивать будете вы.
С Вито Мэгги поняла, что волновало ее при соитии со звездами. Это были не просто занятия любовью. Вито Орсини оказался великим романтиком. Когда Мэгги легла с ним в постель, она вдруг почувствовала, что стала звездой этой отдельно взятой постановки. Впервые она осознала, что ее большие груди и пышный зад могут служить огромным преимуществом, если не сравнивать свой торс с американским идеалом. Она узнала, что существует на свете один знаменитый человек, который не считает, что, одарив ее своим фаллосом, он оказывает ей великую честь. Ни в первую ночь, ни в последующие, проведенные с Вито, у нее не возникали те чувства, которые она бессознательно подавляла во всех эпизодических связях со звездами, не появлялось и ощущение, что она — человек второго сорта, лишь на краткий миг допущенный к жизни великих. Вито раз и навсегда излечил ее от, как он говорил, «комплекса поднявшейся наверх служанки», по вине которого она сияла лишь взятой напрокат славой.
Той теплой ранней осенью 1974 года Мэгги пробыла в Риме две недели, каждые три дня посылая в редакцию телеграммы о том, что ей никак не удается взять интервью у Орсини, потому что он слишком занят, чтобы встретиться с ней. Все в «Космо» прекрасно ее понимали. Они хорошо знали итальянских кинопродюсеров. Это невозможные люди. Мэгги и Вито стали добрыми друзьями, в некотором смысле товарищами по конспирации, скрывавшимися от некой безымянной силы, искренне восхищавшимися телом и умом друг друга. Мэгги время от времени спрашивала себя, сойдет ли на нет эта связь после выхода статьи, подобно всем остальным кратким любовным приключениям, но постепенно она научилась доверять Вито: они не всегда будут любовниками, но друзьями останутся навсегда.
Вито позволял Мэгги присутствовать на всех его совещаниях, слушать все разговоры по телефону, ходить за ним по пятам по съемочной площадке, просматривать вместе с ним отснятый за день материал. К концу второй недели она знала о механике и деловых сторонах кинопроизводства больше, чем кто-либо из пишущих о кино в Соединенных Штатах, и это знание сослужило ей хорошую службу в работе над телепередачами. Но до нового вида деятельности оставалось еще шесть месяцев, в течение которых Мэгги написала еще пять очерков о кинозвездах и обнаружила, что для того, чтобы написать об актере, не обязательно с ним спать. В сущности, именно это умение соблюдать дистанцию стало впоследствии ее самым сильным оружием. Только перестав нуждаться в любви, пусть на одну ночь, она обрела умение ясно видеть личность кинозвезды, научилась помещать их в фокус. Ее интервью потеряли присущее всем материалам подобного рода свойство, благодаря которому создается ощущение, что в интервью больше рассказывается о чувствах репортера к кинозвезде, чем о самой звезде. Перечитывая свои первые очерки, она сожалела об упущенных возможностях написать ошеломляюще правдивые статьи, ибо ей помешали в тот момент воспоминания о склонившемся над ней еще одном симпатичном лице.
