Хорош в постели - Уайнер Дженнифер (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

Глава 20

Хорошо, однако, что церемония наречения именем еврейской девочки не ограничена сроком. С мальчиком необходимо уложиться в семь дней. А с девочкой можно тянуть и шесть недель, и три месяца, как получится. Это новая служба, еще четко не регламентированная, так что рабби, которые нарекают именем, склонны к импровизации.

Наречение Джой проходило 31 декабря, ясным морозным утром в Филадельфии, в одиннадцать часов, с последующим бранчем.

Моя мать прибыла первой.

– Где моя славная девочка? – заворковала она, доставая Джой из кроватки. – Где моя радость?

Джой смеялась и махала ручонками. «Моя прекрасная дочь», – думала я, и горло перехватывало от волнения. Ей уже шел девятый месяц, но я всякий раз замирала, глядя на нее.

Даже незнакомцы говорили, что она на удивление красивый ребенок: с персиковой кожей, большими, в перевязочках, ручками и ножками, безмерно радующийся жизни. Я дала ей идеальное имя. Не голодная, с сухим подгузником, Джой всегда улыбалась, всегда смеялась, глядя на мир широко раскрытыми, наблюдательными глазками. Я не встречала более счастливого младенца.

Мать передала ее мне, потом вдруг обняла нас обеих.

– Я так вами горжусь. Я прижалась к ней.

– Спасибо, – прошептала я, сожалея, что не могу сказать то, что хотела, поблагодарить за любовь, которую мать дарила мне, когда я была девочкой, за то, что не ограничивала и не контролировала, когда я стала женщиной. – Спасибо, – повторила я.

Мать улыбнулась, поцеловала Джой в маковку.

Я наполнила белую ванночку Джой теплой водой, искупала малышку. Она гукала и хватала меня за пальцы, когда я лила на нее воду, мыла ножки, пальчики, маленькую сладкую попку. Я смазала ее лосьоном, присыпала складочки, нарядила Джой в белое вязаное платье, надела на нее белую шапочку, украшенную вышитыми розочками.

– Крошка, – прошептала ей я. – Крошка Джой. Джой вскинула кулачки, как празднующая победу самая маленькая в мире спортсменка, что-то залопотала на своем младенческом языке, который никому из нас выучить не удалось.

– Можешь сказать «мама»? – спросила я.

– А-х-х! – произнесла Джой.

– И близко не лежало.

– О-о-о... – Она смотрела на меня большими ясными глазами, словно понимала каждое слово.

Я передала ее Люси, чтобы самой принять душ, причесаться, накраситься, еще разок отрепетировать речь, которую писала не один день.

Я слышала, как звенел звонок, как открывалась и закрывалась дверь, люди приходили и приходили. Первыми появились нанятые официанты, потом Питер с двумя коробками, завернутыми в серебряную бумагу, и букетом роз. «Тебе». Он поставил цветы в вазу. Затем отправился с Нифкином на прогулку и разгрузил посудомоечную машину, пока я заканчивала последние приготовления.

– Какой молодец! – воскликнула одна из официанток. – Я сомневаюсь, что мой муж знает, где находится посудомоечная машина.

Я улыбнулась, не потрудившись поправить ее. Слишком уж это сложно, объяснять все незнакомым людям... не будешь же говорить им, что весь день проходила в одежде, надетой наизнанку. Сначала приходит любовь, потом свадьба и, наконец, ребенок в коляске. Даже маленькие дети знают заведенный порядок. Но что я могла с этим поделать? Так уж вышло. Я не могла изменить свое прошлое. А раз оно подарило мне Джой, то и не хотела.

Я вышла в гостиную с Джой на руках. Макси уже была там, она встретила меня ослепительной улыбкой. Рядом с ней стояли Саманта, моя мать и Таня, Люси и Джош, Бетси, Энди и его жена Эллен, две медсестры из больницы, которые заботились о Джой. В углу я увидела Одри в изысканном платье из льняной ткани кремового цвета. Рядом с ней – Питера. Все мои друзья. Я прикусила губу и посмотрела на девочку, чтобы не заплакать. Рабби призвала к тишине, затем попросила выйти четырех добровольцев, чтобы держать стойки полога. Он принадлежал еще моей прабабушке, я видела его на свадьбах моих кузенов. И я вышла бы замуж под ним, если б моя жизнь катилась по проторенной колее. На церемониях наречения именем полог служил для того, чтобы отгородить ребенка, мужа и жену. Но я внесла необходимые коррективы, и рабби предложила всем собраться под пологом. Я решила, что моя дочь получит имя в окружении всех, кто любил и поддерживал нас, и рабби сказала, что это правильно.

Джой не спала, смотрела во все глаза, сияла, словно понимая, что она в центре внимания и столько людей собралось здесь ради нее. Нифкин тихонько сидел у моих ног.

– Начнем? – спросила рабби и произнесла короткую речь об Израиле и еврейской традиции, о том, что Джой с радостью примет религия, законы которой оставлены нам Авраамом, Исааком и Иаковом, а также Сарой, Ребеккой и Лией. Она благословила Джой, прочитала молитвы над хлебом и вином, смочила тряпочку в кошерном вине и приложила к губам Джой.

– O-o-x – отреагировала кроха, и все рассмеялись.

– А теперь, – продолжила рабби, – мать Джой, Кэндейс, расскажет, как она выбирала имя.

– Я многое узнала за этот год, – начала я, глубоко вздохнув. «Не плачь», – приказала себе. – Я узнала, что многое в жизни происходит не так, как ты планируешь, как тебе того хочется. И я узнала, что, если что-то пошло не так, совсем не обязательно, что тебе удастся все исправить, вернуть на круги своя. Я узнала, что сломанное так и останется сломанным, что человек может попасть в беду, но должен надеяться на лучшее, если есть люди, которые его любят. – Я замолчала, провела рукой по глазам. – Я назвала мою девочку Джой, потому что она моя радость, мое счастье, и она названа Лией в память об отце ее отца. Его среднее имя было Леонард, и он был удивительным человеком. Любил жену, любил сына и, я знаю, любил бы и Джой.

Все. Я плакала, Одри плакала, мать и Таня держались за руки, и даже Люси, которая обычно не выражала эмоций («Это все прозак [79], – объясняла она), вытирала слезы. Рабби наблюдала за всем этим с недоуменной улыбкой.

– Так когда мы будем есть? – наконец спросила она. После бубликов и салата с белой рыбой, после пирожков и яблочного торта, после того, как мы открыли коробки с подарками и пятнадцать минут убеждали Макси, что Джой; конечно, чудесный ребенок, но жемчужное ожерелье сможет надеть только на восемнадцатилетие, после того, как мы убрали оберточную бумагу и остатки еды, после того, как Джой и я немного поспали, Питер, Джой и я отправились на берег реки дожидаться окончания столетия и тысячелетия.

Я чувствовала, что новое тысячелетие принесет мне немало радостей. Фильм по моему сценарию готовился к запуску в производство. Мой вариант статьи «Любить толстушку» вышел в ноябрьском номере вместо рубрики Брюса. Ответственный секретарь сообщила мне, что такой лавины откликов они никогда не получали. Все женщины, которые ощущали себя слишком толстыми, слишком маленькими, слишком страшными или странными, чтобы соответствовать господствующим в обществе стандартам, хвалили мое мужество, порицали эгоизм Б., делились собственными историями о том, каково быть нестандартной женщиной в Америке, и слали наилучшие пожелания крошке Джой.

– Это что-то невероятное, – говорила ответственный секретарь, описывая мешки почты, а также детские одеяла, детские книжки, плюшевых медвежат, иконы и счастливые талисманы, которые присылали в «Мокси». – А вы не думали о том, чтобы писать нам постоянно? – Она уже все спланировала, им нужны ежемесячные донесения с фронта, который держит мать-одиночка, события в моей жизни и жизни Джой. – Я хочу, чтобы вы писали нам, каково это – жить в вашем теле: работать, ходить на свидания, сочетать встречи с друзьями с материнскими обязанностями.

– А как насчет Брюса? – спросила я. Я пришла в восторг от предложения сотрудничать с «Мокси» (и восторг этот только увеличился, когда мне сказали, сколько будут платить), но мысль о том, что мои статьи каждый месяц будут появляться рядом со статьями Брюса, в которых он будет делиться с читательницами подробностями своей сексуальной жизни, а я – рассказывать о смене подгузников и примерке купальника, не радовала.