Ботаники не сдаются (СИ) - Логвин Янина (полные книги txt) 📗
— Катерина! Уфимцева! Погоди уходить. Останься, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
— Пока, Антон! — я прощаюсь с Морозовым до завтра.
Декан садится за стол и резким движением задергивает вверх рукава пиджака, прежде чем опустить локти на стол. Скрещивает в замок крупные ладони и нетерпеливо постукивает ими о столешницу, глядя на меня исподлобья: не очень хороший знак.
Вот этого я меньше всего хотела, но, конечно же, ожидала — сложный разговор с деканом. Я дожидаюсь, когда последний студент покинет аудиторию и подхожу к преподавателю.
— Да, Сергей Михайлович?
Мужчина открывает ящик стола и достает из него знакомый лист бумаги, исписанный моим почерком. Кладет его передо мной на массивную папку.
— Что это, Катя? — обращается с вопросом. — Ответь, пожалуйста. Вот это заявление об отчислении сегодня утром мне сунула под нос Юлия Петровна. И сказать, что я удивился — значит, ничего не сказать. А мой секретарь разводит руками. Так что это такое?
Что это такое — мне прекрасно известно, но произнести вслух не так-то легко. Я поправляю очки, чувствуя, как бледнеют щеки.
— Это мое заявление об отчислении.
— И?
— Я хочу уйти из университета.
— Совсем?! Я не вижу вот здесь, — мужчина стучит пальцем по бумажке, — внятного объяснения такому поступку. Ты недовольна качеством образования? Отношением к тебе преподавателей? Возможно, программой обучения? В чем причина твоего решения?
Я молчу, и он окликает:
— Катерина!
— Да?
— Ты лучшая студентка моего факультета, лучшая за все то время, которое я здесь преподаю. Ты человек, наделенный исключительным интеллектом и способностью к анализу. Наука — твоя стезя! Нужно быть глупцом, чтобы этого не понимать! Я никогда не скрывал своей симпатии к тебе и намерен и дальше делать все, что в моих силах, лишь бы открыть перед тобой двери в ученый мир. Скажи, ты выбрала для обучения другой университет? Я не увидел в твоем заявлении просьбы о переводе.
— Нет, не выбрала.
— Тогда в чем дело, черт возьми? Что еще за сюрпризы?!
Крокотуха резко поднимается из-за стола и принимается вышагивать по кафедре, а я впервые вижу, как эмоции раздражения и непонимания играют на лице обычно сдержанного и серьезного декана.
— Отличные оценки, блестящие курсовые! Каждая из которых готова поспорить с дипломной работой. Четыре сложнейших курса за два года! — он вскидывает вверх указательный палец. — Остались магистратура и защита. Аспирантура! Мы планировали вырастить из тебя перспективнейшего физика и математика!
Словно устыдившись проявления своих чувств, мужчина резко выдыхает и снова садится за стол.
— Я понимаю…
— Что ты понимаешь, Катерина?
— Все понимаю, но я должна так поступить.
— Хорошо, мотивы? Объясни причины? Назови хоть одну убедительную и я попытаюсь понять.
— Они личные.
— Ага, то есть решение не связано с программой обучения? Конкретно по ней претензий нет?
— Нет, что вы, Сергей Михайлович! — вот теперь по щекам ползут пунцовые пятна. — Меня все устраивает!
— Тогда я хочу знать: твои родители в курсе происходящего? Только честно, Катерина.
— Нет.
Это подтверждает какую-то из его догадок и он вновь встает.
— Я так и думал, — в хлопке опускает ладонь на стол. — Здесь что-то нечисто. Расскажи-ка в чем дело? И давай начистоту.
Он смотрит с осуждением, и я опускаю взгляд. Почему, когда ты виноват, так трудно смотреть людям в глаза? Особенно тем людям, которые в тебя верят? В душе все бурлит от боли и стыда. Я не меньше этого человека люблю родной университет и благодарна ему всей душой. Но получается, что вместо благодарности заставляю преподавателя переживать за меня — неблагодарную ученицу. А все из-за собственной глупости!
Как же стыдно!
— Извините, Сергей Михайлович, но я не могу. Не могу назвать.
И я действительно не могу ему рассказать, потому что для него все прозвучит жалко и неубедительно. Потому что умные люди не попадаются на «слабо» и на уловки туалетных грымз. Ботаник во мне не сдался, но сдалось сердце и об этом не поведать так просто. Мне все равно не удастся объяснить, что через два дня мне будет немила не только учеба, но и весь белый свет! Я и так не знаю, как из всей этой лжи выкрутиться.
— Что значит не можешь? — мужчина изумляется. Для него это тоже серьезно.
— Я указала причину в заявлении.
— По собственному желанию?! Не смеши! — он вскидывает, а затем хмурит густые брови, и я вижу, как лоб декана прорезают морщины, придающие ему особенно грозный вид. Такого Крокотуху избегают не только студенты, но и коллеги-преподаватели. — Девочка, у тебя на носу летняя международная олимпиада! Ты — наша надежда, залог гранда, который кроме тебя выиграть никому не под силу. Ты — будущее имя и уже сегодня гордость нашего университета! В общем так, Катерина, — мужчина берет в руки лист заявления и небрежно прячет в стол. — Я отказываюсь «это» подписывать! Во всяком случае до тех пор, пока во всем не разберусь. И я намерен немедленно позвонить твоим родителям, чтобы выяснить, что происходит. Все это очень подозрительно!
Мне совестно и неудобно, но я заставляю себя ответить твердо, хотя голосу и не хватает силы.
— Мои родители не в курсе и ничего не смогут объяснить. Я совершеннолетняя, Сергей Михайлович, и могу за себя решать сама. Это моя жизнь.
— Черта с два твоя! — я вздрагиваю от стука ладони, опустившейся на столешницу и глухого хлопка папки, упавшей на пол, не веря своим глазам. Не веря, что вижу декана таким рассерженным. — Когда дело касается тебя — это преступление: не дать тебе возможность закончить обучение! — возмущается он. — Сдать сессию, в конце концов! Показать себя в Мюнхене и заявить о нашем факультете! Да ты в два счета утрешь нос любому их уникуму! Знай, Катерина, — Крокотуха важно трясет в воздухе пальцем, — я костьми лягу, но не дам тебе уйти из науки и совершить ошибку! Ну, ничего, — он кивает головой, одергивая на груди пиджак. — На Празднике факультетов будет ректор и люди из министерства, — я им о тебе рассказывал, хочу выбить дополнительное финансирование, — вот им и объяснишь свое решение!
Нет, только не это. Я закусываю губы, сглатываю и поднимаю глаза.
— Сергей Михайлович, понимаете, я не уверена, что буду на Празднике и смогу представить танец. Я еще не говорила с Софией Витальевной и Иваном, но я собираюсь…
Лицо Крокотухи бледнеет, и он, опускаясь на стул, хватается рукой за сердце.