Приговоренные к пожизненному (ЛП) - Харвей-Беррик Джейн (читать хорошую книгу TXT) 📗

Я покачал головой.

— Здесь больше нет ничего моего, милая.

Это было правдой по многим причинам.

У меня в бумажнике лежало фото Майки, но мне оно не требовалось, чтобы помнить о нём. Он всегда будет со мной. В моём сердце.

— Я бы хотел остановиться на могиле Майки, просто хочу попрощаться, — сказал я серьёзно, — я не был там со времён…

Она знала, что я имел в виду, поэтому мне не нужно было даже заканчивать предложение.

— Конечно, — сказал Торри, улыбаясь, — всегда знала, что мы вернёмся туда.

Я повернулся, чтобы посмотреть на дом, на место, в котором я вырос, на место в котором учился заново жить. Я знал, что дело было не в доме, а в этой замечательной девушке, стоящей возле меня. Но всё же это место когда-то было для меня домом, и это было счастливое время.

Мне стало интересно, вернусь ли я когда-нибудь ещё сюда. Я так же думал о том, увижу ли своих родителей снова. Конечно же, иногда мы будем созваниваться, но я не чувствовал особой близости с ними. Мы пытались отстроить мосты, иногда говорили о тюрьме, о Майки, но мне не терпелось уехать отсюда. Моё будущее было с Торри, и я хотел смотреть только вперёд, а не оглядываться назад. Настало время двигаться дальше.

Рано утром они уехали в церковь, зная, что к тому времени, как они вернутся домой, меня уже здесь давно не будет. Прощания были неловкими и недолгими. Я дал смутное обещание о том, что мы будем поддерживать связь. Я подозревал, что Торри будет заставлять меня делать это.

Я пробежался глазами по тополям, на которые мы с Майки, соревнуясь, залазили. По облицовке дома, по водосточной канаве, полной листвы. Я запомнил всё это.

Я так же оставляю грузовик Майка здесь. Я действительно это имел в виду, когда говорил, что здесь нет ничего моего. Мои родители могли делать с ним всё, что угодно. Он не был моим. Отец намекал, что я могу оставить его себе, но я больше ничего от них не хотел, поэтому отказался от его предложения.

Я положил руку на свежий рисунок — изображение сердца, истекающего кровью, вдоль которого написано имя Майки, а затем скользнул на пассажирское сидение машины Торри.

— Готов? — спросила она

— Готов.

Я смотрел в зеркало бокового вида, пока она ехала по грязной дороге, наблюдая за тем, как мой дом погружается в тени деревьев. Я прощался с ним.

Торри взяла меня за руку и слегка сжала ее, а затем положила на своё колено. На улице была осень, но было всё ещё тепло, когда мы приехали на кладбище. Я чувствовал запах соли, который ветер принёс с океана.

Мы прошлись по знакомой тропинке к могиле Майки. Но, когда мы дошли до неё, весь воздух из моих лёгких мучительно покинул меня, когда я увидел надгробную плиту.

МАЙКЛ ГАБРИЕЛЬ КЕЙН

25.11.1988 — 10.07.2006

ЛЮБИМЫЙ СЫН

И

БРАТ

«НЕ БОЙСЯ ТЕХ, КТО МОЖЕТ УБИТЬ ТЕЛО, НО НЕ МОЖЕТ УБИТЬ ДУШУ»

— О, Боже, — прошептала Торри. — «И брат»… они… твои родители… они поменяли надпись!

Я кивнул, неспособный подобрать слова.

Я был здесь, навеки увековеченный вместе с Майки. С моими родителями. Наша любовь к нему записана в одном месте. После стольких лет игнорирования меня, наконец-то, заметили. Это было почти невозможно принять. Впервые я почувствовал это внутри, почувствовал, что меня простили.

— Сейчас они должны быть в церкви, — сказала Торри мягко, — не хочешь поехать к ним? Попрощаться как следует? Мы можем это сделать, если ты хочешь…

— Да, — удалось произнести мне, — я бы хотел поехать туда.

Я положил руку на нагретое солнцем надгробие.

— Пока, Майки. Я должен уехать сейчас. Мы с Торри уезжаем из города, и я не знаю, вернёмся ли мы. Я тебя никогда не забуду.

Я ещё раз пробежался глазами по свежей надписи.

— Люблю тебя, брат.

Торри взяла меня за руку, пока мы шли обратно к машине.

— Ты в порядке? — спросила она с тревогой.

Я повернулся к ней с улыбкой.

— Да. Всё хорошо.

Кладбище находилось недалеко от церкви. Я услышал пение, как только открыл дверь машины.

Я знал, что мама с папой обычно сидели в самом конце, так что надеялся, что мы сможем увидеть их, не слишком мешая проведению службы. Но этого не случилось.

Пение прекратилось в ту же секунду, как я открыл тяжелую деревянную дверь. Она громко скрипнула и все, все прихожане, повернулись в нашу сторону.

Шепот прошёлся по всему залу. Я заметил лица своих родителей. Они были потрясенными, а затем отец помахал нам, прося присоединиться к ним. На мгновение я заколебался, но почувствовал тёплую ладошку Торри в своей руке, и она улыбнулась.

Мы шли по проходу, и я не мог не чувствовать всю эту символичность от того, что Торри шла со мной рядом. Когда мы сели с моими родителями, шепот стал громче. Я уже начал думать, что через пару секунд люди начнут демонстративно уходить, но тут Преподобная Вильямс откашлялась, привлекая к себе внимание:

— Тема моей проповеди сегодня — прощение.

И она посмотрела прямо на меня при этих словах.

— Я хочу, чтобы вы подумали над словами, сказанными нашим Господом в Евангелие, написанном апостолом Матфеем: «И тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе до семи, но до семисот семидесяти раз»

Я всё ещё ожидал, что люди начнут подниматься и уходить, не смотря на хорошую речь проповедницы, но они не ушли.

— Я сама была грешна, — продолжила Преподобная, — грешна тем, что не выполняла то, что сама проповедовала. И это изменилось сегодня. Я хотела бы поблагодарить свою дочь Торри Делани за то, что она присоединилась к нам, и хотела бы представить вам всем сына Глории и Пола. Рада тебя видеть, Джордан.

Послышалось недовольное бормотание, но вскоре оно затихло.

— Твою мать! — захихикала Торри за своей поднятой рукой.

Это было всё, что я мог сделать, чтобы не рассмеяться.

Преподобная начала говорить ещё что-то, но я едва улавливал её слова.

Я посмотрел на Торри, её глаза сияли любовью и гордостью. Она крепко сжала мою руку, и я заметил, как она старалась сдержать слёзы.

Каким-то образом моя жизнь стала полноценной. Я снова был окружен семьёй и чувствовал любовь в своём сердце. Всё ещё было впереди.

— Я бы хотела закончить, — сказала проповедница, — напомнив слова Иезекииля: «Ибо нет для меня никакого удовольствия в любой смерти, говорит Господь, так что вращайтесь и живите»

Я никогда настолько не увлекался Библией. Хотя и читал её тысячу раз в тюрьме, потому что там больше нечего было читать. Но мне понравились те слова насчёт вращения и жизни, потому что именно этому Торри пыталась меня научить. Я, наконец-то, усвоил урок и именно так и собирался поступать.

После службы прихожане поднялись и стали уходить. Несколько человек подошли к отцу и матери, чтобы поговорить с ними, а пара человек даже подошли ко мне, чтобы поблагодарить за то, что я пришёл, и пожали мне руку. Я был настолько удивлён, что не знал, что ответить. Торри подтолкнула меня локтём и усмехнулась.

А затем я увидел, что проповедница идёт в нашу сторону.

— Кажется, твоей маме есть, что тебе сказать, — прошептал я, указывая в сторону Преподобной.

Торри поджала губы и сложила руки на груди.

— Не будь с ней слишком сурова, милая. То, что она сказал сегодня, было, на самом деле, мило.

Она нахмурилась.

— Это заняло у неё слишком много времени, чтобы сказать на публике!

— Да. Но я помню, что ты мне говорила о том, что лучше поздно, чем никогда, — напомнил я ей.

— Здравствуйте, Торри и Джордан.

— Преподобная, — сказал я, протягивая руку.

Она пожала её, улыбнувшись мне.

— Слышала, вы покидаете нас?

Я пожал плечами.

— Да. Жизнь с чистого листа. Кажется, это будет к лучшему.

— Вы уверены? — спросила она. — У вас есть здесь друзья среди местных. Это заняло у нас много времени, я знаю, но это правда.