Я. Ты. Мы. Они (СИ) - Евстигнеева Алиса (прочитать книгу TXT) 📗
— А что тогда включить?
— Пройдись по классике. Думаю, что Нирвана даже самым убитым гомикам зайдет.
Я продолжаю сидеть над учебниками, а ребенок стоит у меня над душой.
— Что случилось то?
— Говорю же ничего.
Вот как он сам себя то терпит. Ладно, пойдем длинным путем.
— Уроки сделал?
— Угу.
— Как первый учебный день?
— Пойдет.
— Как одноклассники?
— Есть парочка нормальных людей. Насчет других пока не решил.
— Хоть кто-то есть.
Что еще у него спросить я не знаю, поэтому возвращаюсь обратно к работе.
Рома еще какое-то время бродит по кухне, а потом все-таки садится напротив меня на табурет.
— Мам, а я похож на девку?
— Чего?! — теряюсь я и лишь хлопаю глазами.
— Да, блин! — возмущается сын, запуская пятерню в свою безупречную челку, и ерошит ее. Такой знакомый Черновский жест, правда, за Романом я его раньше не наблюдала.
— Тебе кто-то что-то сказал?
— Нет. Да. Короче! Сонька, дура эта набитая, сказала, что сидеть со мной не будет, потому что я на девку похож! — сын явно возмущен произошедшим, даже губы от обиды надувает. До этого он никогда особой чувствительностью или щепетильностью не отличался.
— Так-то тебе Стас каждый раз, когда ты ванную занимаешь, говорит, что ты как баба, — пытаюсь пошутить я. Что делать с Ромкиными чувствами я еще не знаю.
— Стасу можно, он вроде как свой. А тут эта! Идиотка!
— Она тебе понравилась, да?
— Мама! Ну что за бред. Она же дура! — возмущается ребенок, даже краснеет, скрещивает руки на груди.
Осторожно касаюсь Ромкиной головы, жду, что он отдернет ее, как делает обычно. Но голова остается на месте. Аккуратно глажу по волосам, дыхание у Рома постепенно выравнивается.
— Ром, ты понимаешь, симпатии они далеко не всегда правильные бывают. Нам часто нравятся те, кто не должен нам нравиться. И наоборот. А еще чаще всего мы не всегда умеем правильно показать свои чувства, стесняемся там, или боимся, вот и делаем больно другим людям, несем всякий бред.
— Ты на что намекаешь?
— Не на что.
— А все же?
Пытаюсь подобрать правильные слова. Сейчас бы отшутиться или хотя бы просто отмолчаться, но это же, блин, Рома, который о себе говорит два раза в год. Один раз уже было, теперь вот пришла очередь второго.
— Я тоже папе ни раз делала больно, отталкивала его, так как не знала, как совладать со своими эмоциями, боялась своих чувств к нему.
— Да я не про это, — пропускает он мое признание мимом ушей. — Ты действительно думаешь, что я ей понравился?
Какие мы все невыносимые, однако.
Вечером не утерпела и позвонила Ленке. Заперлась в ванной и бегло рассказала о нашем разговоре.
— Вот так тебя и оставляй одну! — восхищается подруга.
— Да ладно тебе.
— Переживаешь?
— Есть немного, — признаюсь я, внимательно разглядывая свое отражение в зеркале. Ощущение, что там вовсе не я, а какая-то абсолютно другая женщина. Еще не знакомая мне. И дело не в длине или цвете волос. Она теперь свободна. У нее даже взгляд другой. И это одновременно и манит, и пугает.
— Привыкнешь, — успокаивает Лена.
— Вроде как уже привыкла, ну или почти. Представляешь, все лето себя изводила, а тут бац… и буквально за какой-то там час решилась.
— И что же тебя так разозлило?
Описала события первого сентября, линейку и разговор с девочками.
— А они мне предлагают платье с него или шубу стребовать! — моему возмущению нет предела.
— Ты смотри… Далеко пойдут! Знаешь, мне иногда кажется, что твои дочери в свои шесть куда большие женщины, чем мы с тобой.
— Какие-то продажные женщины, не находишь?
— Да нет, все логично. Они же со своей позиции смотрят. Для них-то как раз идеальный расклад, папа домой вернулся, а мамке — платье красивое. Вика с Кристиной тебе тот вариант событий предлагали, который им больше подошел.
— А если они дальше вещами мир продолжат мерить?
— На это у них есть ты, чтобы научить. Кстати, они же не понимают, чего такого Сашка натворить мог. Это вон, Стас тот же все понимает. А для девочек обидел и все. А обиду простить можно.
— Знаешь, по-моему, у Чернова то же самое в голове. Я тебя обидел, я тебе больно сделал. А ведь не в этом дело. Как ему объяснить, что он разрушил ту основу, на которой все это время наши отношения и стояли? Знание того, что Саша всегда рядом, независимо от того где он, что он никогда не предаст, и не обманет. Я ведь в него верила, больше, чем в себя.
Кудякова лишь глубоко вздыхает.
— Я, наверное, смогла бы его простить. Убедить себя, что не было другой женщины. Уверена, он бы сделал все возможное ради этого, осыпал бы подарками, увез бы на край света, от меня бы не отходил… Но, блин, Лен, как жить с ним таким?! Никогда бы не подумала, что у него такая хрень может в голове твориться, что он вообще на такое способен. Он же это все реально осознанно сделал!
— Ну не то чтобы осознанно, — включает психолога Лена. — Иногда самые обдуманные поступки из такого подсознания лезут, что прям уф… Там не то что женам изменяют, там и с моста прыгают.
— Я не поняла, ты сейчас на чьей стороне?
— На твоей, не бойся. Просто что-то мне подсказывает, что вы с Сашкой можете посоревноваться по размеру снарядов в голове.
— Ленка, давай, сегодня без психоанализа, — морщусь я.
— Без него, так без него. А то смотри, возьму тебе и счет выставлю, — ни чуть не обидевшись, смеется Кудякова. — Ты мне лучше вот скажи что. Ты действительно разводиться думаешь?
Незнакомка в зеркале закусывает губу и с серьезным видом рассматривает меня.
— Не знаю. Мне это кажется уже чем-то вторичным, ведь главное было принять решение?
— Это тебе сейчас легко говорить. Пока ты с детьми там, где ты есть. А Чернов тут в Москве. А если он решит детей делить? Имущество? Ты вообще на что жить собираешься? И не говори, что сама заработаешь. Максимум себя и хомяков прокормить сможешь.
— Он не будет со мной детей делить, — уверенно говорю я. — С деньгами так же. Он мне их еще навязывать будет. По крайней мере, не позволит, чтобы дети хоть в чем-то нуждались.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Санька, ты какая-то блаженная, вот честное слово, — вздыхает Лена. — А если его та баба в оборот возьмет? Как там ее… Олеся? Знаешь, какие они нынче прыткие эти профурсетки?!
— Ничего не будет… Лен, ну как это объяснить?… Я просто знаю, что он никогда так не поступит со мной.
— Он уже тебе изменил!
Голос у подруги очень строгий, только сейчас понимаю, что по ходу дела она сама очень на Сашу зла. Раньше я как-то этого не замечала, казалось, что все ее силы направлены на поддержку меня, а до Чернова, как такового ей дела не было. А тут смотри… Чуть ли не монстра из него делает.
— Это другое. Мы для него все еще его семья, и он нас до последнего оберегать будет, и защищать тоже. Как бы он на меня не разозлился, он никогда не позволит, чтобы со мной что-то случилось. Тем более, не сделает специально то, что заставило бы страдать ребят.
— И все-таки ты все еще ему доверяешь, — выносит свой вердикт Лена.
Сентябрь набирает свои обороты. Времени нет ни на что. Разбудить детей — накормить всех завтраком и в школу — собраться самой — пережить уроки — добежать до дома, собрав по пути все магазины — поставить готовиться ужин — приготовиться к следующему дню — собрать детей в кучу— поужинать — проверить уроки — спать. Устаю так, что к вечеру просто звездочки из глаз летят. Мне везет трижды: парни сами попеременно гуляют с собакой, девочек из школы забирает мама и отвозит их в театральную студию, а потом возвращает их домой, на тренировки все ездят сами.
Иногда я лежу ночами на своем диване в кухне и слушаю, как капает кран. Мне бы давно спать, только вот сон не идет от слова совсем. Именно в эти моменты меня нагоняют мысли о себе и Саше. Днем так легко от них скрываться, а вот ночью… Ночью они мне мстят, завладевая каждой клеточкой моего воспаленного мозга. У меня в голове снаряд. Кажется, так говорит Лена.
