Рожденный очаровывать - Филлипс Сьюзен Элизабет (читать книги полностью .TXT) 📗
– Прелесть новизны в том, – парировал Джек, – что ты как не можешь отряхнуть прах прошлого с ног своих.
Они принялись швыряться оскорблениями. Оба так зациклись на желании уберечь себя от боли, что не обращали внимание на раны, наносимые друг другу. Зато Дин все замечал. Он спустился со стремянки и покачал головой.
Правда, его собственная жизнь – настоящий кошмар, зато отчетливо понимает, как развести руками чужую беду и утихомирить родителей.
– Для меня очень важно, чтобы вы действительно помирились, и, если можно, перестали ненавидеть друг друга, – начал он. – Но это не ваша проблема, а моя. Понимаю, вы не хотите, чтобы я считал себя вашей совместной ошибкой. Но мне надоело видеть, как вы ссоритесь и скандалите, стоит мне очутиться поблизости.
Детская уловка, и Блу сразу же просекла бы правду, но она сидела в тюрьме за кражу колье, которое подложила Нита сумку, а эту парочку пожирали угрызения совести.
– Ошибка? – вскричала Эйприл, роняя кисть. – Как ты можешь думать такое?
Джек спустился вниз и стал рядом с ней. Теперь эти выступали единым фронтом.
– Ты был не ошибкой, а чудом, – заверил он.
Дин растер пятно краски по руке.
– Не знаю, Джек. Когда твои родители терпеть не могут друг друга…
– Но это вовсе не так, – резко перебил Джек. – Даже в худшие времена такого не случалось.
– Тогда – возможно, а вот сейчас... – Дин снова попытался стереть краску. – Судя по тому, что я наблюдал… не важно. Мне не следовало бы задаваться этими вопросами. Я буду доволен тем, что имею. И когда станете приходить на мои игры, постараюсь рассадить вас по разным концам стадиона.
Блу только закатила бы глаза к небу, но Эйприл судорожно прижала руку к груди, оставив на футболке мазок краски.
– О, Дин, тебе ми к чему разлучать нас. Все не так, как кажется.
Дин поспешно изобразил недоумение.
– И что это значит? Может, объясните сами, потому что я окончательно сбит с толку. Есть у меня семья или нет?
Эйприл сорвала косынку.
– Я люблю твоего отца, каким бы глупым это ни казалось. Любила тогда и люблю сейчас. Но это еще не означает, что он может появляться в моей жизни и исчезать, когда ему вздумается.
Она казалась скорее воинственной, чем любящей, и Дин не удивился, когда оскорбленный Джек пошел в атаку:
– Если любишь меня, почему выставила все иголки и упрямишься, как ослица?
Старик никак не мог найти подходящего тона и, похоже, готов все испортить! Поэтому Дин торопливо обнял мать за плечи.
– Потому что она покончила с одноразовыми отношениями, а ты, собственно, только это и предлагаешь, верно, Эйприл? Бьюсь об заклад, ты пригласишь мать на ужин раза два, а потом забудешь о ее существовании.
– Бред собачий! – взорвался Джек. – И хотел бы я знать, на чьей ты стороне.
Дин призадумался.
– На стороне матери, – наконец объявил он.
– Спасибо, сынок! – вознегодовал Джек и повелительно кивнул в сторону дома: – Знаешь, убирайся-ка и ты тоже. Нам с матерью нужно кое-что уладить.
– Да, сэр.
Дин схватил бутылку с водой и удрал. Ничего, ему до зарезу нужно побыть наедине с собой.
Джек тут же стиснул руку Эйприл и толкнул в сарай, подальше от посторонних глаз. Он весь горел, и не только от полуденной жары. Горел от угрызений совести, сознания собственной вины, страха, похоти и... надежды.
В пыльном сарае все еще слабо пахло сеном и навозом. Он прижал Эйприл к стене.
– И не смей говорить, что мне от тебя ничего не нужно, кроме секса. Слышишь?
Он встряхнул ее за плечи.
– Я люблю тебя! Да и как можно тебя не любить! Мы уже почти одно целое. Я вижу свое будущее только с тобой. И думаю, что тебе следовало дать мне возможность все обдумать самому, вместо того, чтобы убеждать нашего сына, что его отец – слизняк.
Но Эйприл не позволила себя запугивать.
– И когда ты понял, что любишь меня?
– Вот сейчас. В эту минуту, – честно ответил он и, заметив ее скептический взгляд, добавил: – Может, не в первую ночь. Может, не сразу.
– Как насчет вчера?
Он хотел солгать, но не смог.
– Сердцем я это сознавал, а вот разум... не хотел смириться.
Он осторожно провел по ее щеке костяшками пальцев.
– Ты оказалась храбрее меня. И стоило тебе сказать вслух эти три слова... показалось, что вдруг треснуло большое яйцо, и я смог увидеть, что находится внутри.
– И это...
– Сердце, полное любви к тебе, моя сладкая Эйприл.
Голос Джека прерывался от переполнявших его эмоций, но Эйприл не смягчилась.
– Говори, – велела она, глядя ему в глаза.
– Я напишу тебе песню.
– Ты уже написал одну. Кто может забыть бессмертные стихи о «красавице блондинке в мешке для перевозки трупов»?
Джек улыбнулся, пропуская прядь се волос между пальцами.
– На этот раз я напишу настоящую любовную песню. Я люблю тебя, Эйприл. Ты вернула мне дочь и сына. До приезда сюда я жил в мире, где все цвета перемешались и приобрели один, грязноватый оттенок. Но, увидев тебя, я вдруг осознал, что мир засиял чистыми красками. Ты – нежданный волшебный дар, и я просто не выживу, если этот дар вдруг исчезнет.
Он ожидал, что она снова заупрямится. Но вместо этого мягкие губы дрогнули в легкой улыбке, а руки легли на талию.
– Ладно, сдаюсь. Раздевайся.
Джек взорвался смехом и потащил ее в глубь сарая. Они нашли мятое старое одеяло и сбросили пропотевшую, заляпанную краской одежду. Тела потеряли юношескую упругость, но ее округлившаяся фигура понравилась ему даже больше, чем прежде, а она упивалась его видом, словно он по-прежнему оставался двадцатитрехлетним.
Он не мог ее разочаровать и поэтому поскорее уложил на одеяло, где они целовались целую вечность. Он исследовал ее изгибы и впадины, а острые лезвия света, проникавшие сквозь щели, падали на сплетавшиеся тела тонкими золотистыми веревками, словно связывая их вместе.
И когда они больше не смогли выносить сладкой муки, он осторожно лег на нее. Эйприл раздвинула ноги и впустила его. Она была по-прежнему тугой и влажной. Жесткие доски пола испытывали их на прочность, завтра придется платить, но пока что им было все равно.
Он стал двигаться. Поза была самой простой, миссионерской. Вдохновленной любовью. Чистой и незамысловатой. Нетерпение молодости их давно покинуло, зато теперь осталось время смотреть в беззащитные глаза друг друга. Время произносить безмолвные клятвы и признания в любви.
Они двигались вместе. Раскачивались вместе. Вместе делали выпады и отвечали на них. И когда все было кончено, они окунулись в чудо, случившееся с ними.
– Ты заставил меня ощутить себя девственницей, – призналась она.
– Ты заставила меня ощутить себя сверхчеловеком, – вторил он.
Окутанные земными запахами секса и пыли, пота и давно исчезнувших животных, они продолжали обнимать друг друга, хотя все мышцы ныли от возни на твердом полу. Сердца пели. Ее прекрасные длинные волосы рассыпались по его телу, когда она приподнялась на локте и стала целовать его грудь. Он погладил выступающие позвонки.
– Что нам теперь делать, любимая?
Эйприл улыбнулась ему сквозь золотистую паутину волос.
– Не будем торопиться, любимый, станем жить одним днем. Шаг за шагом...
Оказалось, быть заключенной вовсе не так уж страшно, как воображала Блу.
– Мне нравятся подсолнухи, – сообщил помощник шерифа Карл Докс, приглаживая свою короткую «афро». – И стрекозы просто прелесть.
Блу вытерла кисть и пошла по коридору, проверяя пропорции рисунка.
– А мне нравится рисовать жуков. И я обязательно добавлю еще и паука.
– Ну... не знаю. Люди вроде как недолюбливают пауков.
– А этого полюбят. Паутина будет смотреться, будто сотканная из бисера.
– Ничего не скажешь, идей у тебя хоть отбавляй, – покачал головой Карл, изучая фреску с другого угла. – Шеф Уэсли считает, что нужно бы нарисовать в вестибюле череп со скрещенными костями как предупреждение тем, кто не желает подчиняться закону, но я сказал, что ты такими вещами не занимаешься.
