Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения (читаем книги TXT) 📗
Откуда она, вообще, его знает? Или он не только меня до дому подвозил из лучших своих побуждений? Светка вон какая яркая! Такую никогда не забудешь, не зря же она перевела три пачки краски.
— Совсем темная, да? У него ведь мама актриса! Эвелина Громова. Я ее жуть как обожаю, даже на спектакль однажды ходила! А Игоря этого она в прошлом году с собой на премьеру брала, все журналы их фотками пестрили! — едва не подпрыгивая от восторга, девушка хватает меня за руку. — Вы дружите, да? Сможешь автограф для меня достать? Я Лизка все что угодно для тебя сделаю! Хочешь, за тебя реферат по истории подготовлю?
— Нет уж, — покачиваю головой, прекрасно зная, что реферат и Трофимова — вещи несовместимые. Уж лучше сразу двойку просить, чем долго краснеть, пока преподавательница в пух и прах разносит мою работу. Да и пользоваться чужим трудом я как-то не привыкла…
— Ну, Лизонька, ну, пожалуйста! Он тебя тут пять минут прождал, неужели десять секунд не уделит? Всего-то и нужно, маме листик подсунуть…
— Я, вообще-то, не знаю… Да и не говорил он о ней никогда. Неудобно как-то… — сомневаюсь, а где-то внутри тоненький голосок уже подсказывает: «Чем не повод для очередной встречи?»
***
Таня сегодня сама серьезность, весь день где-то витает. Не сделав в тетради ни единой записи, она с отрешенным видом смотрит в окно, словно происходящее на улице интересует ее куда больше маячащих на носу экзаменов. Под глазами круги, будто и не спала вовсе, а от колпачка ее ручки уже почти ничего не осталось — жеваная пластмасса, теперь острой пикой торчащая на кончике прозрачного корпуса гелевой пасты.
— Если бы ты знала, сколько на ней микробов, никогда бы не стала облизывать, — не выдерживаю ее молчания, с шумом закрывая учебник. — Сама ведь просила с тобой позаниматься! Мне повторять не нужно, хоть сейчас сдам на отлично.
— Прости, Лиз, — она отмирает, пытаясь выдавить из себя улыбку, но, так и не сумев совладать с эмоциями, прячет лицо в ладонях.
От вида ее трясущихся плеч, мне становится не по себе — и сама не раз заливалась слезами из-за учебы, но Танькино отчаяние действует на меня оглушительно. Всегда такая улыбчивая, неунывающая, даже когда в зимнюю сессию была на волосок от отчисления, сейчас она сама на себя непохожа…
— Ну что ты, Татка. Сдашь ты эту математику! Я с тобой хоть каждый день заниматься буду! — крепко обнимаю рыдающую блондинку, пододвинув свой стул поближе. — Не зверь же он! Шпаргалки распечатаем, с ними любой дурак сдаст!
— Да не в математике дело, Лиза, — мотая своей головой, подруга едва не переходит на крик. Закусывает сжатую в кулачок ладошку и крепко жмурится, словно это поможет удержать непослушные слезинки, крупными каплями орошающие порозовевшие щеки.
— А что же тогда? Родители?
— Федька… — произносит одно лишь слово, а мне и спрашивать больше ничего не надо. Два дня назад он заявил, что теперь встречается с Алисой — тихой, незаметной девушкой с параллельной группы. Устал обивать Танины пороги и с того дня больше ни разу не взглянул ни то что на ее лицо, а даже вырез ее блузки оставил без внимания. А это о чем-то, да говорит…
— Не нравлюсь я ему больше!
— Ну и черт с ним! Моя тетка говорит, что толку от этих парней все равно не будет… — не знаю, с чего вдруг вспоминаю Вику, но именно сейчас считаю, что ее словам можно верить.
— А он хороший, Лиза! Цветы вон дарил! Контрольные за меня делал! — всхлипывает, пропуская мимо ушей мои утешительные речи, и сбрасывает со стола тетради.
— Давай я буду их решать! Мне нетрудно, они однотипные!
— Да ну ее эту математику! Люблю я его, хоть и пухлый! И прическа такая дурацкая! А он с этой Алисой… — еще больше раздается плачем, теперь завывая в голос. — Не понимаешь ты просто… Я их вместе вижу, и внутри все переворачивается!
— Ну, Тань, ну не реви! — уговариваю, спустя две минуты, поскольку сама она останавливаться не торопится. — Хочешь, я его позову? Скажешь, как есть, и будь что будет!
— С ума сошла? Разве такое говорят? — оторопев, Петрова забывает об истерике, теперь удивленно вытаращив на меня глаза.
— А почему бы нет? — встаю тем временем, уверенно направляясь к шкафу, вознамерившись отыскать свой спортивный костюм. В этом коротеньком платьице идти на мужской этаж мне совсем не хочется.
— А сама тогда чего молчишь? — ее слова застают меня врасплох, и я так и замираю со штанами в руках. — Сохнешь по этому Игорю, а виделись всего три раза! Каждый вечер болтаешь с ним о всякой ерунде, а до главного так и не дошла!
— А вот возьму и скажу! — со свойственной мне упертостью, я вздергиваю подбородок.
— Обязательно скажу, чтобы потом как ты локти не кусать! — добавляю уже про себя.
— Ага, пошлешь ему СМС? Или любовное письмо на ящик кинешь?
— Если надо будет, то хоть в газету объявление дам! А ты сама виновата, Самсонов за тобой два месяца бегал, а ты времени не нашла взаимностью ответить!
— Да что бы ты понимала? Сама ни разу на свидание не сходила, а о поцелуях я, вообще, молчу! — наступает на меня Петрова, задевая за живое. Ведь и вправду, разве я что-то в этом смыслю?
— А чтобы ты знала, меня Игорь в театр позвал! Свидание у нас! — нагло вру, но не испытываю ни капли стыда, не желая выглядеть бледной молью в глазах подруги. Плевать, что я первая написала, что про маму его спросила и дифирамбы ей пела, хоть всегда считала, что Эвелина Громова — актриса посредственная. То ли роли ей плохие достаются, то ли в камеру много жеманничает…
— Вот я и посмотрю, как ты решишься ему в любви признаться! Думаешь это так просто?
— Просто! Всего лишь три слова! Вот сейчас их Самсонову и скажешь! — с шумом захлопываю дверь, закрывая подругу на ключ. Нечего ей себя жалеть, пора бы за Федьку и побороться! Сначала им помогу, а потом и сама с Громовым точки над i расставлю. Ведь непросто же так он со мной общается — красивый, взрослый, опытный! Прыгну с высокого утеса, и пусть он решает, ловить меня или дать разбиться о скалы.
— Игорь Валентинович, — слышу, но намеренно игнорирую своего водителя, жестом приказывая замолчать. Я так крепко сжимаю в руках планшет, что он сейчас треснет в стальных тисках моих похолодевших пальцев. Непроизвольно тянусь к изображению на экране, желая хотя бы так почувствовать бархатистость ее кожи, и случайно сворачиваю картинку, теперь грязно ругаясь себе под нос.
— Мы на встречу не успеваем, пробку не объехать, — тем временем Витя никак не уймется, поворачивая ко мне свое раскрасневшееся лицо, и нервно елозя на водительском сиденье, ждет моих дальнейших указаний.
Что мне сказать? Что я плевать хотел на московские пробки? На китайцев, дожидающихся меня в ресторане в компании моего заместителя? Что даже начнись сейчас землетрясение, я все равно не смогу заставить себя думать о чем-то, кроме этой хрупкой женщины, устроившейся в кресле по ту сторону экрана? Жадно изучаю ее лицо (уставшее, чего не смог скрыть даже профессиональный макияж), и в который раз поражаюсь цвету ее глаз, больше всего на свете мечтая вытащить шпильки из этой строгой прически, позволив волосам цвета молочного шоколада упасть ей на плечи…
— Может, на метро, Игорь Валентинович? — уже порядком поднадоевший шофер упрямо добивается моего внимания, словно от подписания контракта зависит не мое, а его процветание. — А я за вами заеду, движение как раз возобновится…
— Может, еще и пешком до ресторана пройтись предложишь? Твое дело молчать и баранку крутить, — грубо пресекаю дальнейшие разговоры, и все так же не сводя глаз с транслируемого в прямом эфире выпуска скандального ток-шоу, достаю свой мобильный.
— Начинай без меня, — бросаю в трубку и больше не могу ни о чем думать, кроме как о той, что сейчас горько улыбается, глядя в камеру.
— Он обсуждал с вами своих женщин? Ведь наверняка поклонниц у него было немало, — спрашивает ее ведущий, разглядывая мои студенческие фото на огромной плазме в центре студии. А Лиза даже головой не ведет, отвечая на его вопрос.
