Все люди – хорошие - Волчок Ирина (полная версия книги .TXT) 📗
Только бы не спугнуть, подумала Людмила. Вчерашняя Наташка вызывала жалость и острое желание помочь, спасти. Сегодняшняя была как чистый лист. И следовало воздержаться от искушения заполнить его своим опытом, своей правдой. Она сейчас как экзотическое растение из зимнего сада, которое легко погубить излишней заботой. Надо просто создать благоприятные условия для роста. В данном случае – обыкновенное человеческое участие, ненавязчивое приятельство будет куда уместнее роли Пигмалиона.
Только на обратном пути Наташка спохватилась: за все платила Людмила. Парикмахерская, увесистые пакеты в руках у обеих. Это же сумасшедшие деньги! Как она будет рассчитываться с хозяйкой? Спросить было страшно. Людмила тоже молчала, но ее молчание было совсем другим. Молчание человека, который на совесть выполнил сложную задачу и доволен результатом. Молчание глубокого морального удовлетворения.
– Людмила, сколько вы денег-то на меня потратили? – все-таки отважилась спросить Наташка.
– Ты же раньше на такой работе не работала, вот и не знаешь просто… Твой имидж, ну, внешний вид, грубо говоря, – это моя забота. Согласись, что эта стрижка тебе больше идет. А если не нравится, то кто тебе запрещает попозже придумать себе другую? – Людмила противоречила сама себе, но ее несло, лишь бы замять этот разговор про деньги. – Ты проголодалась? Я, например, ужасно после магазинов устаю, слона съесть готова.
Наташка не устала. И есть совсем не хотела. Слишком много впечатлений, она была просто переполнена новыми впечатлениями. А еще в работу вникать надо, а то помощница называется: вчера спать завалилась, ничего сделать не успела, сегодня половину дня красоту наводила. И тоже сделать ничего не успела, даже не огляделась как следует. Больше всего ее интересовал зимний сад. Жалко, если одно название, если недавно все посадили и ничего еще не выросло…
Во время обеда из сооруженных наспех бутербродов со сливочным маслом и красной рыбой они завели разговор о кулинарии. Опасения Людмилы насчет способностей, а главное, познаний Наташки в этой области оказались напрасными. По крайней мере, говорить она на эту тему могла, и звучало все вполне грамотно. Деревенская, по собственному признанию, девчонка щеголяла терминами из итальянской и восточной кухни. Правда, иногда путала ударения в словах. Было понятно, что предмет ей знаком, но вот названий она никогда не слышала, а только читала.
Впрочем, среди Людмилиных знакомых попадались незаурядные теоретики, в ста процентах случаев портившие любой набор продуктов до состояния полнейшей несъедобности. Например, свекровь. Вместо плова у нее всегда получалась каша-размазня, жюльены в ее исполнении напоминали клейстер, а обычная окрошка годилась только для помойного ведра. При таких постоянных результатах дама пребывала в уверенности, что она кулинарный гений. Так что знание специфической лексики не освобождает от ответственности. Людмила решила предоставить своей помощнице карт-бланш.
Пусть готовит, что считает нужным, что лучше всего у нее получается. В конце концов, гостей сегодня не ожидается, да и времени достаточно, в случае фатальной неудачи можно самой включиться в приготовление ужина. Но контролировать Наташку она не стала, ушла возиться в зимний сад. Там ей лучше всего думалось.
Подумать было о чем. Вот она приютила – если верить Ираиде, просто-напросто спасла – одинокую девочку. А между прочим, дома-то не все гладко, и появление Наташки ситуацию может только обострить.
Во-первых, муж… Володьку она знала с детства. Они учились в одной школе, только он на год старше, жили в соседних домах с общим двором. И на лето она переставала быть для него малявкой, становилась полноправным участником шайки малолетних индейцев, ниндзя и других ковбоев. Конкретный фасон их банды напрямую зависел от того, какие книги читал или какой фильм посмотрел Володька, неизменный лидер, заводила и вождь. Лет до тринадцати расклад не менялся: в школе он не обращал на нее внимания, во дворе она была необходима, как единственная возможная радистка Кэт, принцесса Пакохонтес, незаменимая подруга Индианы Джонса. В какой-то неуловимый момент все изменилось. Это теперь Людмила понимала, что пубертатный период, в котором их компания подзадержалась, для Володьки пролетел гораздо быстрее. Пока все они азартно поливались водой на Ивана Купалу и строгали кухонными ножами самодельные луки и стрелы, его уже вовсю стали интересовать барышни. Когда ему стукнуло четырнадцать, его барышням в основном было по семнадцать. Опять же внешность: Володька даже в четырнадцать выглядел как молодой человек, перспективный для романа.
В ней он разглядел достойный усилий объект, когда она перешла в одиннадцатый класс. К этому времени консервативность ее семейства уже наложила на ее образ мыслей свой отпечаток. Если в тринадцать перемазанное чучело с синяками на коленках волновало родителей только тогда, когда дело касалось учебы, то к моменту, когда ей захотелось красить губы, предки всерьез озадачились ее нравственностью. Опасения были более чем напрасными: девочка, воспитанная на классической литературе, и подумать не могла о пресловутом поцелуе без любви. Володька вился вокруг нее ужом, она сдержанно принимала его уже умелые ухаживания, но сама страстью не пылала. Этот очевидный факт доводил кавалера до исступления. Как же так – все остальные прямо падают в его объятия, как перезрелые груши, а эта искренне не понимает, чего он от нее добивается. Соблазнить бывшую подругу по детским играм удалось благодаря исключительно трагедии ухода в армию. В далекий край товарищ улетает…
Надо отдать ему должное, в предармейский сексуальный марафон он вложил душу. И партнерша была, с одной стороны, прелестная, с другой – неискушенная, и предстоящее воздержание подогревало. Он был романтичен до смешного, а собственно говоря, что еще нужно девушке для того, чтобы ощутить невообразимо острое чувство первой любви? На вокзале Людмила рыдала, клялась и махала рукой до тех пор, пока поезд не скрылся. Не на горизонте, а так, за близким изгибом железнодорожного пути. Она пришла домой и сразу начала писать свое первое письмо любимому в армию…
В армии Володька не задержался, комиссовали. Труднопроизносимый диагноз, как много позже догадалась Людмила, обеспечил сыночку любящий родитель, сделав неожиданный подарок в особо крупных размерах городскому военкому. В принципе мог бы и раньше, но «косить» от службы Иван Алексеевич считал делом чуть ли не антигосударственным, а уж неприличным – в любом случае. В результате и волки наелись – в смысле общественное мнение сложилось правильное, – и агнец не подвергся всем тяготам и опасностям армейской службы.
Трехмесячное пребывание «в сапогах», бесконечные разговоры в казарме о том, как далекая любимая ждет, побудили Володьку к поступку, на который он, будучи в здравом уме и соответствующей памяти, не решился бы. А тут еще родители подлили масла в огонь: давай, мол, сыночек, женись, а то мы с Александром Михайловичем бизнес слить решили, распишетесь с Людкой, детей нарожаете, все вам достанется, все в семью.
Людмила, тогда просто оглушенная вынужденной разлукой, за три месяца успела влюбиться по уши. Может, если бы прошло побольше времени, она и переключилась бы на что-нибудь другое. Ведь она только что поступила на филфак, появились новые подруги, знакомые, занятия, интересы…
Но, видно, судьба: их с Володькой пригнали в ЗАГС как баранов, шумно отгуляли свадьбу, объявили просто потрясающе красивой парой и оставили строить семейную жизнь. В статусе жениха и невесты они с Володькой пробыли ровно две недели, причем все это время приготовления к торжеству шли столь бурно, что никто из них собственного мнения выразить не успел. Впрочем, их мнение никого и не интересовало. Не сопротивляются решению семей? Вот и хорошо, значит – согласны.
Дальше крепкого фундамента, предоставленного родителями, – не новая, но вполне приличная машина, изготовленная трудолюбивыми французами, двухкомнатная квартира, солидная должность в совместном семейном бизнесе, зарплата, неоправданно высокая для такого молодого человека… – так вот, дальше всего этого дело не пошло. Вернее, пошло, но не так, как хотелось бы.
