Все люди – хорошие - Волчок Ирина (полная версия книги .TXT) 📗
Интересно, что за домработницу Людка себе нашла? Хорошо бы, если бы симпатичную и сговорчивую. Владимир даже улыбнулся проплывшей перед его внутренним взором сногсшибательной диве в кружевном переднике. И что это за пацан лопатой орудует, в деревне вроде все мужики в возрасте? Впрочем, и фантастической красоты домработница, и белобрысый подросток были быстро забыты, предстоял нудный и трудный день.
Наташка тоже недолго помнила о представительном мужике в дубленке. Она как раз закончила бросать снег от фундамента последней стороны дома и вернулась к фасаду, к узкой тропинке между сугробами. С тропинкой оказалось сложнее: расширяя ее, приходилось перекидывать уже спрессованные сугробы. Наташка почувствовала, что устала, решила отдышаться, остановилась, опершись на лопату. Отдыхала и радовалась: как все-таки приятно встать рано и хорошенько размяться. Каждая мышца поет, дышится легко – и ни одной грустной мысли в голове. Этим утром Наташку переполняла уверенность, что все будет хорошо. Все-все будет просто замечательно. И на дворе-то – февраль, самый тоскливый месяц в году. А весной, летом – да что там, и осенью! – красотища в этой Гати, наверное, просто невозможная…
…Людмила была удивлена, и очень неприятно удивлена: время половина девятого, а помощница по хозяйству дрыхнет как сурок. Как медведь в январе. Или когда им там лучше всего спится? В принципе время подъема они вчера не оговаривали, но вся семья уже позавтракала и разъехалась, а ее нет. Людмила пошла будить Наташку, и тут, поднимаясь по лестнице, увидела ее в окно. Раздражение сразу сменилось раскаянием – ее помощница по хозяйству стояла возле калитки с лопатой для снега в руках. Что это она выдумала – снег чистить! Этим совершенно другой человек занимается. Это совершенно не женская работа. Да еще и без завтрака. Во сколько же девочка встала? Людмила отправилась восстанавливать нормальный порядок вещей.
– Доброе утро! – издалека закричала веселая, румяная, по всей видимости, очень довольная жизнью Наташка и помахала ей рукой.
– Бросай, кушать пора, – позвала Людмила.
Но та сказала про пять минуточек еще, и Людмила вышла во двор. Масштабы снегоуборочных работ поражали: казалось, здесь не одна девочка трудилась, а целый взвод солдат. Людмила, зябко обнимая себя за плечи, с удивлением оглядывалась. Понятно, почему Наташка такая худенькая. Если вот так привыкла работать – так это какая же трата калорий? А она еще и на голодный желудок…
– Тебе как следует поесть надо, – озабоченно сказала Людмила. – Ты чем обычно завтракаешь?
– Какая разница? – искренне удивилась Наташка. – Чай, бутерброд. Наверное. Можно просто чай с хлебом.
Людмила жалостливо качнула головой и принялась перечислять все возможные варианты хорошего завтрака. Наташка, не прерывая работы, с удовольствием слушала, ахала, удивлялась, выражала недоверие и смеялась. Через пять минут она отбросила с заметно расширившейся дорожки последнюю лопату снега и охотно пошла в дом за Людмилой – совмещать завтрак с изучением кухонного пространства и его возможностей.
Но Людмила сказала, что завтрак – это святое, а изучение пространства подождет.
Людмила торопилась в город. Это только кажется, что пустяк – двадцать минут туда и столько же обратно. Дел выше крыши, и начинать надо с парикмахерской. Только вот как бы поделикатнее сказать Наташке, что у нее на голове воронье гнездо из жутко неудачной «химии» и провалившегося эксперимента с покраской в альбиноса. Корни своих волос уже показались, пепельно-блондинистые, очень необычный и приятный оттенок. Чуть-чуть в зеленое, серо-зеленое. Хотя, может, это освещение шутки шутит? Зачем, интересно, она волосы жгла, какого эффекта пыталась добиться?
Потом надо купить обувь – домашнюю, уличную и что-нибудь простенькое и элегантное на все случаи жизни. Одежда, белье… Что же ей все-таки наврать, чтобы не отказалась?
Наташка о Людмилиных планах, конечно, не подозревала, она интересовалась хозяйственными вопросами: где какие продукты стоят, как плита работает, сложная ли штука посудомоечная машина, всю посуду можно брать, или есть каждодневная и парадная, сколько раз отмораживать холодильник, у них с мамкой прямо беда, два раза в месяц приходилось, потому что старый совсем…
Позавтракала она быстро. Людмила усмехнулась про себя: правду говорят, кто как работает, тот так и ест. Сразу вымыла чашку, ложку и ножик, огляделась в поисках посудного полотенца. Людмила поторопила: все, хватит, а то ничего не успеем, одевайся, поехали, под глазами припудри слегка… Наташка охнула: вспомнила про синяки. Что о ней хозяин с утра подумал? Ужас! Но зеркало слегка утешило ее – клеймо ее прошлой, закончившейся жизни пожелтело, стало совсем светлым. Все как на собаке заживает, с гордостью подумала она. И правда, под пудрой совсем ничего не заметно.
С автовокзала сразу отправились на другой конец города, Людмила сказала, что им обеим нужно привести себя в порядок. С Наташкиной точки зрения хозяйка была в полном порядке. Но если надо, так надо. В парикмахерской Наташка ни разу не была. Никогда в жизни. Вот такой получился пробел в образовании. В детстве ее стригла мать, до больницы – той самой больницы – у нее отросла было коса – коротенькая, но толстая и пушистая, из которой в целях удобства санитарка в первый же день соорудила примитивное укороченное каре. Хорошо, что хоть наголо не обрила…
Поддерживала этот нехитрый имидж Наташка самостоятельно, а перед самым Новым годом Лизка, веселая пьяница и по совместительству добрая душа, сделала ей «химию» у себя на кухне. Наташка подозревала, что в рамках эксперимента, для тренировки. Получился кошмар, не укладывающийся ни в какие рамки, причем как в прямом, так и в переносном смысле. Лизка пробовала исправить положение, перекрасив Наташку в платиновую блондинку, после чего волосы больше всего стали похожи на старомодную мочалку из тонкой лески.
Перед Новым годом бедной Наташке мучительно хотелось избавиться от этого кошмара самыми радикальными мерами. Например, сбрить эту мочалку наголо. Но она не рискнула. И Лизка обидится, и Маратик прибьет. Так и ходила как одуванчик.
Сейчас ее волновали два вопроса: первый – возможно ли вообще соорудить на ее голове хоть что-нибудь приличное; и второй – если можно, то сколько это будет стоить. У нее осталось три сотни с какими-то копейками.
Мастерица повернула Наташкино кресло спинкой к зеркалу. Виновато улыбаясь Людмиле, резво защелкала ножницами. Волосы падали на пол, как хлопья грязноватой мыльной пены. Наташка обреченно закрыла глаза.
– А и ничего, Людмила Александровна. На мальчика похожа, но цвет и фактура вполне человеческие, – удивленно сказала парикмахерша минут через двадцать. Она развернула кресло к зеркалу, и Наташка, не дыша, открыла глаза. Да уж, одно слово – мастер. Из зеркала ей неуверенно улыбался светловолосый и сероглазый подросток неопределенного пола. Симпатичный. Только с косым шрамом на подбородке.
Дальнейшее Наташка воспринимала смутно, как яркий, красочный сон, не имеющий никакого отношения к жизни. К ее жизни. Они садились в транспорт, куда-то приезжали, что-то мерили… Вернее, мерила одна Наташка, а Людмила только кивала или качала головой. Наташка не узнавала себя в зеркале, терялась, даже, можно сказать, слегка пугалась и поэтому не задавала никаких вопросов. А Людмила ничего не объясняла, но выглядела очень довольной.
Наташка все думала: что же в ней так разительно изменилось за одно, пусть и очень длинное, утро? Почему ее отражение в зеркалах и в витринах магазинов кажется ей чужим? Неужели дело в короткой стрижке?
Людмила тоже смотрела на Наташку с радостным удивлением. Стрижка, конечно, очень изменила внешность, очень… Но дело было в другом. Дело было в том, что исчез затравленный звереныш. Перепуганный, зависимый, готовый в любой момент либо бежать, либо, виляя хвостом, ползти к источнику опасности, как щенок, которого хозяин только что наказал, но зовет опять. На месте запуганного существа сейчас была совсем юная девушка, почти ребенок. Удивленная, растерянная и… радостная.
