Нам всем не хватает сказки (СИ) - Бриз Фреш (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
А когда уже совсем стемнело, впереди они увидели хоть и далёкие, но отчётливые огоньки, и тогда Анур, повернув голову к Нику, опять прокричал:
— Вот! Это дом Ясавэя! Приехали!
Глава 4
Затёкшие и замёрзшие ноги не слушались Ника, но нужно было встать хотя бы потому, что странное убежище, не похожее ни на дом, ни на уже виденные чумы, обещало молодому человеку радость тепла и горячей еды. А ещё сон — долгожданный, желанный и успокоительный, который окутает его своей милостивой темнотой, путь даже на чуждых, неприятно пахнущих шкурах некогда живых оленей, пусть даже ему не улыбнётся стянуть с себя прилипшую от пота свою и чужую одежду.
Вблизи тот свет, который они увидели, как думалось Нику, издалека, оказался не таким уж и ярким отсветом живого огня, проникающего сквозь окна этого странного дома. Парень окинул взглядом частично накрытые зачем-то шкурами очертания тёмного дома, выделяющиеся на фоне чёрно-синего неба, и вдруг осознал, что рядом громко лают собаки. Они не пытались кусать, но лишь отогнать чужака, посмевшего нарушить покой засыпающей тундры.
Глаз достиг ещё один источник света — это открылась дверь, и в проёме показалась фигура человека. На секунду человек замер, всматриваясь в наружную темень, затем громко крикнул собакам:
— Ая́н! Ляля́! Свои — молчать!
Анур уже произносил какие-то слова на своём родном языке — наверное, это было приветствие. А Ник всё не мог сдвинуться с места, так и стоял у снегохода, не решаясь двинуться вслед за своим спутником, уже крепко пожимавшим протянутую ему руку хозяина, вышедшего, наконец, за пределы порога.
— Ну, что стоишь, друг?! Проходи, — с неизменной улыбкой говорил Анур, указывая рукой в направлении открытой двери.
И Ник безропотно сделал несколько шагов навстречу. У самого порога он остановился, коснувшись рукавом куртки плеча Анура, — ведь человек, вышедший к ним, и не подумал сдвинуться с места, преграждая прибывшему гостю дорогу. Ник смотрел на него сверху вниз — тот был ниже его на целую голову — и постепенно понимал, что перед ним старик. Глубокие морщины, покрывавшие всё его лицо, не разглаживал уже даже морозный воздух. В глаза бросились те же высокие скулы, делавшие лица виденных сегодня людей широкими, иногда почти круглыми. Казалось, что эти скулы подпирают собою нижние веки, отчего глаза старика были похожи на узкие чёрные щели. Но эти щели глядели на молодого мужчину внимательно, не отрываясь и не моргая, заставив поёжиться от пробежавшего по телу озноба. Старик вышел из дома без шапки, и Ник видел, что волосы его такие же чёрные, как и шевелюра Анура, и даже подстрижены так же — покрывают недлинными прядями уши и виски.
Весь осмотр длился не долго — всего несколько зависших в пространстве секунд. Затем острые иглы в глазах старика сменились откуда-то взявшейся добротой, и молодой человек произнёс:
— Ник. Я — Ник.
— Ясавэй, — ответил ему глухим и словно потёртым голосом хозяин этого места. А затем протянул руку, которую Ник тут же пожал, стянув с и без того онемевшей руки перчатку.
Ясавэй сделал шаг в сторону, тем самым приглашая гостей укрыться от холода и усталости в стенах его дома. Первым в помещение вошёл Анур, и лишь затем Ник, спиной ощущавший упиравшийся в него взгляд старика. В лицо пахнуло теплом, запахом дыма и дров, а до ушей донёсся негромкий стук прикрытой хозяином двери.
Даже здесь, у самого порога, стало понятно, что в этом доме есть несколько комнат, разделённых между собою стенами и низкими проёмами в них всё с теми же шкурами, служившими то ль занавесями, то ли дверями. Первая комната, где стоял сейчас Ник, была главной и самой большой. Она освещалась светом двух керосиновых ламп, стоящих в разных её концах и отбрасывавших замысловатые танцующие тени на стены, кое-где укрытые, словно коврами, шкурами животных. Но местами эти импровизированные ковры сменялись ровными рядами светлых лакированных досок. Только на следующий день гость поймёт, что обшит деревом весь дом изнутри, и уже поверх этой обшивки развешены шкуры.
В противоположную от входа стену, делившую дом как минимум на две части, была встроена большая, метра три в длину печь. От неё исходило тепло, и слышались даже треск огня и шёпот золы. На печи стояла посуда — опять чёрные, покрытые сажей, казаны. Почти сразу за первым проёмом, скрывавшим за собою другие комнаты, начиналась ещё одна внутренняя стена с таким же, скрытым пологом, проходом куда-то.
На полу в беспорядке разбросаны шкуры, по которым уже ступают разутые ноги старика и Анура. Осматриваясь, Ник также поспешил скинуть с бесчувственных ног надоевшую обувь.
— Снимай куртку, — бросил ему через плечо Ясавэй, принимая из рук Анура сумку с продуктами. — Здесь тепло.
— Это Нынэля собрала, — пояснял Анур. — А где Юля и Ябне?
— Ябне! У нас гости — выходи, накорми! — выкрикнул старик куда-то в сторону печи, затем добавил уже чуть тише для Анура: — А Юля спит — нездоровится ей.
Пока Ник искал глазами, куда же деть снятую куртку с сунутой в рукав, как в детстве, шапкой, приподнялся полог одной из комнат, и в помещение к мужчинам бесшумно проскользнула та, кого звал Ясавэй.
Светящимися любопытством глазами девушка вскользь коснулась Анура, подарив тому мимолётную скромную улыбку. Этого человека она знала с детства, хоть и редко очень он был гостем в их доме. А вот рядом с ним…
Рядом с Ануром стоял Золотой Дракон! Холодные глаза его отблёскивали сталью острых древних мечей и, подобно им, рассекавшим когда-то беспрепятственно плоть врагов, пронзали не тело её, но самую душу. На лице Дракона увидела Я́бне отчётливый отпечаток не выразимой словами тоски и вместе с ней проблеск пытавшейся бороться с этой тоской неясной надежды. И не было крыльев у Дракона — их съели печаль и усталость. Но всё равно им, забравшим прекрасные крылья, не победить ту упрямую жёсткость, что сомкнула губы его в твёрдую линию и отразилась хмурой тенью на высоком и светлом челе. И был он ростом выше всех в этой комнате, потому казалось девушке, что нависает Дракон над нею, закрывает плечами широкими от взора её всё, что находится у него за спиной, и опаляет кожу её горячим пламенем, оставляя пекучие ожоги под тонкой суконной па́ницей.
Сердце девушки забилось чаще, и, забыв произнести положенные слова приветствия, она кинулась к печи, затем к столу, затем заметалась по комнате, собирая отовсюду и снося в одно место всё то, чем могли сегодня хозяева привечать гостей. Стол был низкий, не выше пятидесяти сантиметров от пола, и сидеть за ним пришлось на подстилках, предусмотрительно разложенных вокруг.
Анур тоже вытаскивал из своей сумки продукты и расставлял их рядом с поданными Ябне строганиной, отогретыми уже в печи лепёшками, и мисками с горячей ухой из солёной рыбы. Благодаря Нынэля куски строганины, которые именно тут пришлось пробовать Нику впервые, он мог макать в острую горчицу или другие соусы, как расфасованные в привычные заводские упаковки, так и закатанные собственноручно женой Анура. От неё же на столе стояли в прозрачных коробочках цветные пятна овощей и фруктов, перетёртых с солью и специями свежих трав, и жареная оленина, которой за всю дорогу так и не съели мужчины ни кусочка.
— Какими судьбами? — спрашивал у Анура Ясавэй, когда первый голод был утолён.
— Хочу оставить у тебя ненадолго вот этого молодого, — ответил Анур, указав рукой и глазами на Ника. И улыбнулся так открыто и гордо, будто тот, о ком говорили, был самым лучшим подарком для ведущих уединённую жизнь людей. — Совсем ненадолго. Буквально на несколько дней.
— А сам?
— У меня же Нынэля и дети, — сам не могу остаться.
— Но я не видел в твоём доме детей, — удивился вслух Ник. — Не мог же я быть настолько невнимательным…
— Э-э, не печалься, друг. Они были в ту ночь у моей матери. Если всё будет хорошо, на обратном пути познакомишься с ними.
Внимательные и строгие, несмотря на улыбку, глаза старика остановились на Нике.
