Математика любви - Дарвин Эмма (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗

У меня возникло странное ощущение, что вдвоем мы переступаем некий порог. Я взял ее за руку и сказал:

– Очень хорошо, мисс Дурвард. Без всякой излишней вежливости и куртуазности заявляю, что мне очень хочется, чтобы вы отправились со мной в Испанию.

– Благодарю вас, Стивен, – ответила она.

Мы развернулись, и она снова взяла меня под руку. Ее прикосновение показалось мне таким привычным, что лишь через несколько мгновений я осознал, что даже этот простой жест изменился и обрел большую значимость вследствие решения, которое мы только что приняли вместе.

Рука об руку мы некоторое время шли в молчании. По мере того как мы приближались к гостинице, толпа становилась все гуще, и меня охватило предчувствие, что мы совершили страшную глупость, вступив на выбранный путь. Что мы наделали? Мы сделали все от нас зависящее, чтобы о нас говорили как о леди, опозорившей свое имя, и как о мужчине, который стал виновником ее падения. Незнакомые люди, через толпу которых мы пробирались, знай они о наших намерениях, имели бы полное право выразить неодобрение по поводу столь явного пренебрежения правилами приличия, выразить нам свое сожаление, продемонстрировать отвращение или, хуже того, похоть, которая стала бы настолько же оскорбительной для моей компаньонки, насколько неприемлемой для меня. Я не мог даже утешиться мыслью о тех, кто с улыбкой отнесся бы к тому, что они сочли бы страстным – пусть и необычным – приключением, поскольку и они тоже бы ошибались. Мы отнюдь не были теми, кем они готовы были считать нас, и мы даже не думали об этом. Действительно, некогда я всерьез рассматривал возможность заключить брачный контракт с сестрой миссис Барклай, но при этом отчетливо и с болью сознавал, что не смогу предложить мисс Дурвард свое сердце, чего она, безусловно, заслуживала, поскольку оно уже занято. Во всяком случае, мисс Дурвард заявила, что не претендует на сердце какого бы то ни было мужчины. Тем не менее я знал, что ничто не сможет поколебать уверенности окружающих в том, что раз мы вскоре поднимемся на борт одного корабля, будем сидеть за одним столом, желать друг другу спокойной ночи и доброго утра, путешествовать в одном экипаже и ночевать в одной гостинице, то, значит, мы любовники.

Но не мог я отрицать и того, что мне приятно и желательно ее общество. Вероятно, даже более, чем всегда. Раздумывая о том, что ждало меня впереди, ожидая воскрешения старых печалей и столкновения с новыми трудностями, я понимал, что мне очень пригодится ее здравый смысл, смекалка и наблюдательность, ее беспристрастный взгляд на мир, ее готовность прийти на помощь, равно как и ее непричастность, которая позволит ей отступить в сторону, как только я решу, что ее помощь мне более не нужна. И я не мог заполучить всего этого, как мне отчаянно хотелось, без некоторого риска, строго говоря, полной уверенности в том, что навлеку позор и бесчестье на нее и диффамацию на себя.

– Знаете, – внезапно обратилась ко мне мисс Дурвард, вздернув подбородок и крепче сжав мою руку, – если мы собираемся изображать брата и сестру, вы должны звать меня Люси.

Мы падаем без сил и тут же засыпаем на месте. Мы – это жалкая горстка людей, оставшаяся от пятитысячного полка. Наши рты пересохли от крика и порохового дыма. Невозможно сделать шаг, чтобы не наступить на мертвых. Некоторые выглядят так, словно они просто спят. Другие лежат с вывалившимися кишками в лужах крови собственных лошадей. Здесь очень много наших. Полег весь 27-й полк. Целый полк мертвецов. Изуродованные тела громоздятся друг на друге, как тряпичные куклы на залитом кровью полу детской комнаты.

Я поскальзываюсь, наступив на оторванную руку. Спотыкаюсь о размозженную морду мула. Мы должны подсчитать своих мертвых, но намного проще будет подсчитать живых!

Я приказываю разрубить на дрова вражеский деревянный фургон для подвоза боеприпасов, но, должно быть, сабля ударяет по гвоздю. Происходит взрыв, по силе намного превосходящий выстрел из пушки. Двоих солдат подбрасывает в воздух. Они взлетают на высоту дома, потом падают вниз, снова взлетают вверх и опять падают вниз, как марионетки, прежде чем окончательно застыть на земле. Мы бежим к ним. Они еще живы, но почернели от гари, и с них сорвало обмундирование. Кожа покрылась волдырями от ожогов, глаза покраснели и вылезли из орбит, и они не могут говорить, встать, идти. Четверо моих солдат уносят их. Им осталось жить совсем немного, а ведь приказ отдал я. Я поворачиваюсь к ним спиной. Мы должны подсчитать, опознать и похоронить друзей. Здесь, у остатков забора, который был нашим единственным укрытием, на позициях остались мертвые артиллеристы. Я осторожно пробираюсь среди мертвых лошадей, разбитых лафетов, постромок, зарядных ящиков, ядер. Я снова поскальзываюсь. В ушах у меня звучит грохот взрыва, и я думаю: «Как странно! Фургон взорвался во второй раз».

Хирург трудился весь день и всю предыдущую ночь. Он ампутирует мне ногу. Он должен сделать это. Мне повезло, что он может провести ампутацию сейчас, до того как начнется гангрена. «Не беспокойтесь, сэр, он работает быстро и умело», – говорит мне санитар и протягивает руку за пилой, которая лежит на пыльном подоконнике. Я чувствую, как она вгрызается в мою плоть. Кровь везде, даже у меня на лице. А потом я слышу ее. Лезвие пилы дрожит в агонии, оно двигается так быстро, что я чувствую запах горелой кости. Или ампутация, или смерть.

Я не умру.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

Мне понадобился продолжительный ужин в гостинице «Король Георг», чтобы привыкнуть обращаться к мисс Дурвард по имени, и к тому времени, когда мы поднялись на борт, оно скатывалось с моего языка без особых колебаний и затруднений. Когда мы направились к пристани, Люси хранила непривычное молчание. Так что именно мне пришлось вступить в разговор с вахтенным матросом у трапа, в ходе которого, среди прочих обстоятельств, выяснилось, что «Уникорн» – трехмачтовый бриг, груженный ланкаширским хлопком и фарфором, который он должен доставить в Мадрид, а на обратном пути забрать груз табака, какао и кукурузы. «Пассажиры, – пустился в объяснения вахтенный, провожая нас вниз, – со всеми удобствами размещаются, главным образом, в кормовой части судна, позади мачты на главной палубе». Он с поклоном указал Люси ее каюту и проводил меня в мою. Выражение «со всеми удобствами» в данном случае не совсем подходило, но помещение было чистым и обставлено мебелью, которая могла понадобиться в течение нескольких дней морского путешествия. А когда я встретился с Люси в кают-компании, она сообщила, что и ее каюта ничем не отличается от моей.

За иллюминаторами сгущались сумерки. Дрожь палубы пришвартованного у пристани корабля сменилась легкой качкой, как у лошади, беспокойно перебирающей ногами в стойле, и наконец отлив уступил место приливу. Звуки приказов и ругань, доносившиеся до нас, пока мы стояли бок о бок у борта, казались мне знакомыми, как любимая, хотя и забытая песня, пусть даже относились они к фоку и брамселям. В проклятьях не слышалось особой злобы, и Люси, явно чувствуя себя не в своей тарелке, делала вид, что все в порядке, и морщилась только тогда, когда подмечала осторожные взгляды, которые я бросал на нее.

Мы отчалили в начале девятого, и «Уникорн» двинулся по фарватеру к выходу в открытое море. Когда мы вышли из-под защиты бухты, корабль задрожал под ударами волн и Люси зябко повела плечами.

– Вам не холодно? Ветер с моря довольно свеж. Может быть, вы предпочтете сойти вниз? Салон выглядит вполне комфортабельно.

– Нет, благодарю вас, я не замерзла.

После этого мы почти не разговаривали, просто стояли рядом, опершись о фальшборт, слушая, как лотовый выкрикивает промеры глубины, и наблюдая, как по обе стороны Ла-Манша медленно уплывала назад и терялась в туманной дымке земля. Вскоре ничего уже нельзя было различить, только вдали виднелись тусклые огоньки коттеджей да впереди мерцали плавучие сигналы бакенов, обозначающие наш путь вокруг острова Уайт в открытое море. И только тогда, когда, пронзая сплошную пелену мрака, вдали засияли огни маяка и мы уже с трудом различали громаду парусов у себя над головой, подсвеченную огнями фонариков, раскачивающихся на салингах, Люси решила сойти вниз.