Чья-то любимая - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф (книги бесплатно без TXT) 📗
– Привет, Таб, – сказала я, входя в магазин.
Таб улыбнулся и застенчиво кивнул мне головой. К этому времени мне почти удалось преодолеть его стеснительность в разговорах со мной. Если я немножко задерживалась, а у него было подходящее настроение, Таб мог запросто рассказывать мне про свою жизнь, большую часть которой он провел на морском флоте. Но сегодня я сама была мало расположена к разговорам и потому сразу же направилась наверх, где стояли книги по костюмам. Проходя мимо, я мельком взглянула на раскладушку – не сменил ли Таб свой матрас. Разумеется, он ничего не изменил.
Я просидела наверху около часа, перелистывая книги и слушая шум автобусов, проезжавших по Западной авеню. А потом спустилась, чтобы выпить чаю. У Таба была еще одна весьма изысканная черта – он очень любил пить чай в любое время дня. Когда я спустилась, у столика с книгами стоял молодой человек с очень длинными волосами. Он показывал Табу какие-то книги. Юноша был ужасно бледный. На нем были джинсы фирмы «Левис» и старая варено-джинсовая рубашка. Меня поразило сердитое напряжение в его лице. Когда я вижу мужчину, я могу сразу же сказать, попытается он со мной заговорить или нет. Этот молодой человек заговаривать со мной не собирался. Он на меня даже не взглянул. Во всей представшей моему взору сцене было что-то монашеское: большой Таб выглядел как старый монах, а этот юноша – как преисполненный к нему почтением послушник. На лице Таба кривилась гримаса, словно его что-то мучило. Перед ним лежали три книжки, которые он разглядывал с таким видом, будто перед ним – настоящие драгоценные камни.
– Думаю, долларов триста, – сказал Таб. Молодой человек тотчас же кивнул. Таб поднялся, живот у него затрясся. Вернувшись, он принес пачку денег. Юноша взял деньги и очень аккуратно их сложил. Потом он кивнул Табу и вышел. Таб передал мне чашку с чаем. Он, видимо, несколько смутился, что я невольно увидела, как он делает бизнес.
– Это был Доуг, – сказал он, как бы объясняя мне то, что я увидела. – Он букскаут.
– Про бойскаутов я слыхала, а про букскаутов – никогда, – сказала я. – Чем он занимается – ставит палатки в книжных магазинах?
– О, он путешествует, – сказал Таб. – Он делает обходы – разные там распродажи недвижимости, лавки со всякой макулатурой, такие места, куда у меня нет времени зайти.
– Можно мне взглянуть? – спросила я, поставив чашку с чаем рядом с принесенными юношей книгами. Таб кивнул. Первая книга, которую я взяла, была в коричневом кожаном переплете.
– Это Маккензи, – сказал Таб так, словно я сразу же должна была понять, о ком идет речь.
Я никогда ни про какого Маккензи ничего не слыхала. На заглавной странице было написано: «Путешествие из Монреаля по реке Святого Лаврентия через континент Северной Америки». В книге была большая карта, но я раскрывать ее не стала. Название реки змейкой вползло в память. Потом моя память продралась через длинные барьеры лет и опыта, как ленточка реки на карте. И добралась до самого источника – до воспоминания об одном из моих возлюбленных, самом добром из всех. Это был мальчик, которого звали Дэнни Дек. Он, бывало, сидел со мною на матрасе в той самой комнате, которую мы с ним какое-то недолгое время снимали в Сан-Франциско. Там мы читали книжки про великие реки. Это воспоминание было таким нежным, особенно после всей грубости, свалившейся на меня в последние несколько недель. И через мгновение я почувствовала, что плачу, даже толком и не осознавая истинной причины своих слез. Я поняла, что плачу только тогда, когда увидела, как забеспокоился Таб Макдувел; правильнее сказать, он просто до смерти испугался.
Я действительно плакала. Слезы капали прямо на книжку. Наверняка в обычной ситуации это привело бы Таба в ужас. Но сейчас он слишком разволновался и ничего не замечал.
– Мы что-нибудь сделали не так? – спросил он, будто задавая этот вопрос себе самому, пытаясь понять, какая социальная ошибка могла вызвать такое несчастье.
– Нет, нет, ничего плохого не случилось, – сказала я, и это была чистая правда. Сейчас я чувствовала себя много лучше.
– Вытрите свою книжку, – сказала я.
Таб обрадовался, что может чем-нибудь себя занять. Хотя, наверное, из-за меня эта книжка стала ему почти противна, как будто она каким-то образом была повинна в моих слезах.
Я плачу мало; слезы не любила никогда. С одной стороны, мужчины при виде их всегда чувствуют себя такими виноватыми и настолько теряют уверенность в себе, что куда легче любые слезы сразу же подавить. И подобные приступы сентиментальности у меня обычно случаются лишь тогда, когда я в полном одиночестве.
Справившись наконец с воспоминанием о Дэнни, я выпила чаю. К моему полному замешательству, по щекам моим все еще текли слезы. У меня было такое чувство, будто слезные железы вышли из-под моего контроля, как моющая часть дворника на ветровом стекле автомобиля. Кто-то внутри меня все нажимал и нажимал на кнопку слезного механизма. И мне не оставалось ничего другого, как попытаться объяснить Табу в чем дело.
– Вам никоим образом не следует относить это на свой счет, – сказала я. – Когда-то у меня был приятель, который все свое время тратил на то, чтобы читать книжки про разные реки. Эта книжка напомнила мне о нем, вот и все.
– У меня уйма книг про разные реки, – сказал Таб, словно это было одно-единственное замечание, которое он мог сделать в этой ситуации.
– На самом-то деле, он был писателем, этот мой давний приятель, – сказала я. – Он написал роман под названием «Неугомонная трава».
Выражение лица у Таба вдруг резко изменилось.
– Дэнни Дек? – переспросил он. – Вы его знали?
Он зашлепал в проходы между полками и через минуту вернулся, держа в руках книгу Дэнни.
– Доуг нашел ее в Сан-Франциско, – сказал он. – Она с надписью.
Я никогда толком этой книги не видела, мне не хотелось на нее смотреть даже сейчас. Дэнни исчез всего через пару дней после ее выхода в свет. Он утонул в Рио-Гранде, как считали все. Во всяком случае, там нашли его припаркованную машину. Я никогда не знала, что по этому поводу думать. Разве только одно – что бы он там с собою ни сделал, все равно в этом отчасти была виновата я, потому что я предала нас обоих, хотя Дэнни прекрасно понимал, что я ничего изменить не могла. И все-таки мне ни разу не захотелось прочитать эту книгу. Дэнни сам прочел мне большую ее часть, сидя на матрасе в нашей комнате. И меня это вполне устроило.
Но теперь, когда Таб положил эту книгу здесь, передо мной, я ее открыла. И увидела на первом месте крупный неровный почерк Дэнни. Надпись гласила: «Ву, единственному, кто победил меня в пинг-понге семнадцать раз подряд. В знак дружбы. Дэнни».
– Но я этого человека знала, – сказала я. – Я знала этого By. Как же он мог эту книгу продать?
Таб пожал плечами.
– Может быть, он умер, а книгу продала его вдова, – предположил он. – Она ведь стоит немалых денег.
– Сколько?
– Где-то долларов сто.
Я перевернула книгу и взглянула на портрет автора. Вот он весь тут, слишком нарядный и потому чопорный. В чем-то очень похож на меня – не удивительно, что у нас отчего не вышло. Разница только в том, что Дэнни был бесконечно щедрее меня. Я вернула книгу Табу. Честно говоря, из всех моих романов это, пожалуй, единственный, который не вызывал у меня никаких скверных чувств, хотя он так до конца и не состоялся.
Мне даже вспомнилось, как я тогда от Дэнни уходила. Было раннее утро, и все покрывал типичный санфранцисский туман. Мне очень хотелось треснуть Дэнни за то, что он вызывает во мне такую любовь, а сам меня никак не удерживает. Но в то же время я твердо решила уйти. И из всех моих расставаний это было единственным, не вызвавшим ни горечи, ни чувства мести. И все-таки, если бы Дэнни тогда стал говорить мне горькие слова, или решил бы мне отомстить, или же обвинил меня в том, что полностью соответствовало действительности, наверное, я бы с ним осталась. После этого прошло несколько недель, и я уехала в Европу с другим мужчиной. Долгое время я вообще не знала о том, что Дэнни пропал. К тому времени жизнь моя понеслась с такой скоростью, что у меня не было ни единой свободной минутки, чтобы почувствовать истинную печаль. Мне даже некогда было решить – верю я в его смерть или нет.
