Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗
— Пойдемте же, Марджи, Джонни, — сказал он в конце концов. — Посмотрим, что у них тут есть в баре.
Когда Кейт и Талли остались наедине, Кейт сказала:
— Ты знаешь, как сделать свой выход запоминающимся. Мара будет помнить этот вечер всю жизнь.
— Ты считаешь, это слишком? — спросила Талли.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
Талли одарила подругу широкой улыбкой, но Кейт почувствовала в ней какую-то фальшь.
— Что не так? — тут же напрямик спросила она.
Но прежде чем Талли успела что-то ответить, к ним подбежала сияющая от радости Мара.
— Мы хотим сфотографироваться с тобой, тетя Талли!
Кейт молча наблюдала, как ее дочь не отходит от своей крестной. Кейт не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но она испытывала болезненные уколы ревности. Это должен был быть их вечер — ее и Мары.
Талли сидела в лимузине и гладила по темным шелковистым волосам Мару, заснувшую, положив голову ей на колени. Напротив спала Кейт, привалившись к Джонни, который тоже сидел, прикрыв глаза. И рядом с каждым из супругов Райан спал маленький мальчик. Они выглядели просто как фирменная идеальная семья.
Лимузин свернул на дорожку к пляжу. Талли поцеловала мягкую розовую щеку Мары.
— Мы почти дома, принцесса.
Девочка медленно разлепила глаза.
— Я люблю тебя, тетя Талли.
Сердце Талли сжалось от этих слов, она почувствовала какое-то обжигающее волнение.
Талли всегда считала, что успех подобен золоту: стоит того, чтобы покопаться ради него в грязи. Зато любовь всегда будет ждать ее на берегу и к ней можно будет обратиться, когда надоест мыть золото. Теперь она не могла бы ответить сама себе, почему она так думала, учитывая ее собственное прошлое. Ей надо было давно понять святость и важность любви в жизни человека. Если успех был золотом, лежащим на дне реки, то любовь была бриллиантом, зарытым глубоко в земле, который не всегда распознаешь с первого взгляда. И неудивительно, что ее так тронуло признание в любви, полученное от Мары. Она не часто слышала слова любви в своей жизни.
— Я тоже люблю тебя, Мара Роуз.
Лимузин подъехал к дому, шины зашуршали по гравию. Семейству Райанов понадобилась целая вечность, чтобы выбраться из машины и войти в дом. Они немедленно поднялись наверх.
Талли стояла в пустой гостиной и не знала, что ей делать. Сверху слышался скрип половиц.
Она попыталась помочь укладывать детей спать, постаралась вписаться в повседневную рутину их семейной жизни, но только путалась у всех под ногами и в конце концов сдалась.
Наконец Кейт, устало вздыхая, спустилась по лестнице с несколькими платками в руках.
— Ну хорошо, Талли. А теперь расскажи, что не так.
— Что ты имеешь в виду?
Кейт схватила подругу за руку и повела по комнатам с разбросанными игрушками. В кухне она задержалась, чтобы налить два бокала белого вина, затем подруги вышли наружу и уселись на лужайке в плетеные кресла. Тихий шум прибоя перенес Талли почти на двадцать лет назад, к тем ночам, когда они, сбежав из дома, сидели у реки, болтали о мальчиках и курили одну сигарету на двоих.
Талли накинула на себя вязаный платок. После стольких лет и, несомненно, множества стирок, платок по-прежнему пах ментоловыми сигаретами и духами миссис Муларки.
Кейт подтянула к подбородку укрытые большим вязаным платком колени и велела:
— Говори!
— И о чем же ты хочешь поговорить?
— Сколько лет мы с тобой лучшие подруги?
— С тех пор, как был в моде Дэвид Кэссиди.
— И ты думаешь, что я не вижу, когда с тобой что-то не так?
Талли откинулась на спинку кресла, потягивая вино. Правда была в том, что ей действительно хотелось поговорить об этом — в конце концов, отчасти поэтому она летела через всю страну, — и все же сейчас, когда она была здесь и ее лучшая подруга сидела рядом, Талли не знала, с чего начать. Хуже того, она чувствовала себя идиоткой, жалуясь на то, чего не было в ее жизни. Ведь у нее так много всего было.
— Я всегда думала, что ты сваляла дурака, отказавшись от карьеры, — начала Талли. — Четыре года всякий раз, когда я тебе звонила, я слышала на заднем плане плач или нытье Мары. Я думала, что покончила бы с собой, если бы это была моя жизнь, а твой голос всегда был расстроенным или злым, но в то же время почему-то счастливым.
— Когда-нибудь и ты узнаешь, как это.
— Нет, не узнаю. Мне почти сорок, Кейти. — Она наконец взглянула на подругу. — Теперь я знаю: это я была сумасшедшей, когда не хотела ничего, кроме карьеры.
— Зато какую ты сделала карьеру!
— Да, но иногда этого бывает недостаточно. Я знаю, стыдно говорить это, но иногда я устаю работать по восемнадцать часов в день и возвращаться в пустой дом.
— Но ты можешь изменить свою жизнь. Просто надо захотеть по-настоящему.
— Благодарю тебя, подруга. Очень глубокая мысль.
Кейт смотрела на волны, набегающие на берег.
— Все таблоиды писали на прошлой неделе о шестидесятилетней женщине, которой удалось родить.
— Ну и дрянь же ты! — рассмеялась Талли.
— Я знаю. А теперь пойдем, маленькая бедная мегабогатая девочка, я провожу тебя в твою комнату.
— Я буду завтра жалеть, что жаловалась, да?
— Ну да…
Они прошли через темный дом. У дверей гостевой комнаты Кейт повернулась к подруге:
— Не надо больше портить Мару, ладно? Она и так уже думает, что ты можешь достать луну с неба.
— Не глупи, Кейти. Я заработала в прошлом году чертовых два миллиона долларов. И что я, по-твоему, должна с ними делать?
— Пожертвуй на благотворительность. Но никаких больше розовых лимузинов, хорошо?
— Знаешь, ты стала очень скучная.
И только позже, лежа на продавленном матрасе раскладной кровати и глядя в окно на Большую Медведицу, Талли вдруг поняла, что не спросила Кейт о ее собственной жизни.
Кейт смотрела на календарь, висящий на стене у холодильника. Невозможно было поверить, что время летит так быстро. Но доказательство находилось прямо перед ней. На календаре был ноябрь две тысячи второго года, и последние четырнадцать месяцев изменили весь мир. В сентябре прошлого года террористы направили самолеты на башни Всемирного торгового центра и на Пентагон. Погибли тысячи людей. Еще один самолет угнали, и в результате он разбился. Никто не выжил. В вечерних новостях все чаще мелькали сообщения о заминированных машинах и взрывниках-смертниках, разработках оружия массового поражения. Слова «Аль-Каида», «Талибан», «Пакистан» можно было услышать в любом разговоре, их повторяли практически в каждом эфире.
Страх изменил всех и все вокруг, но все же жизнь шла своим чередом. Час за часом, день за днем, пока политики и военные искали бомбы и террористов, пока Министерство юстиции рушило бумажные стены «Энрон», семьи простых людей жили своей жизнью. Кейт продолжала крутиться по дому, растить детей и любить мужа. И если она старалась теперь крепче привязать их к себе и заставить держаться поближе к дому, то все понимали: это оттого, что мир стал небезопасным.
И вот пора уже готовиться ко Дню благодарения, а из-за угла выглядывает Рождество. Наступает пора праздников, которая делает чуть ли не каждую семейную женщину почти что невменяемой личностью, разрывающейся между радостью и той огромной работой, которую надо было переделать, чтобы организовать эту радость для всех. Кейт часто забывала замедлить свой бег, чтобы насладиться чудесным праздничным настроением, царившим вокруг. Необходимо было все время что-то печь — для школьных вечеринок и благотворительных базаров, для распродажи в танцевальном классе, для пожертвований. И конечно, нужно было сделать множество покупок. Каким бы прекрасным ни был остров Бейнбридж, когда дело доходило до подарков к Рождеству, тут же приходилось вспоминать, что это — часть суши, окруженная водой, и все крупные торговые центры и магазины находятся неблизко. Иногда Кейт чувствовала себя альпинистом, отправившимся на покорение вершины, не запасясь кислородом. Вершиной был торговый центр «Нордстром». Когда у тебя трое детей, уходит довольно много времени на то, чтобы выбрать всем подарки, а праздники стремительно приближаются.
