Горькая сладость - Спенсер Лавирль (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
— Эрик! — взмолилась она, не отпуская его руки.
Мягко, но решительно он высвободил руку и спокойно сказал:
— Дай мне развод, Нэнси.
После долгой паузы она ответила:
— Развестись, чтобы позволить ей завладеть тобой? Никогда!
— Нэнси...
— Мой ответ — нет, — твердо повторила она, встала со стула и начала собирать рассыпанные по полу деревянные фрукты. — Я не хотела затевать войны, — сказала она, складывая груши из тикового дерева в вазу, — но, боюсь, придется. Мне совсем не нравится этот дом, но в нем есть и моя доля денег — я остаюсь.
— Хорошо. — Эрик поднялся. — Тогда я временно перееду к маме.
И вдруг Нэнси смягчилась.
— Не уходи, — взмолилась она, — останься, и мы попробуем все уладить.
— Не могу, — ответил он.
— Но, Эрик... восемнадцать лет.
— Не могу, — повторил он и, несмотря на мольбу в ее глазах, отправился наверх собирать вещи для переезда к матери.
Приехав к матери, он никого не застал в доме, но на кухне над мойкой горела лампа, освещая грязную кастрюлю, пару миксеров и два старых кухонных противня.
— Мама, — позвал он и не дождался ответа.
Телевизор не работал, ее вязанье валялось на кушетке, из клубка ниток торчал крючок. Он потащил чемодан по скрипучей лестнице в свою бывшую комнату, расположенную под навесом крыши. Это была убогая клетушка с потертыми ковриками, разбросанными по линолеуму, и изношенными шенильными покрывалами на двух кроватях. В ней стоял слабый запах испражнений летучих мышей, которые, сколько он себя помнил, всегда жили под карнизом за старыми ставнями. Иногда одна из них залетала в комнату, и они с братом ловили ее сачком. Даже в раннем детстве они не знали страха перед животными, а мать к тому же всегда следила, чтобы мальчики выпустили мышь на свободу. «Летучие мышки едят комаров, и вы не должны обижать их».
Сухой, с запахом летучих мышей чердак вызывал острую ностальгию, но в то же время и успокаивал.
Он включил ночник в «комнате мальчиков» и прошел в «комнату Рут». Из двух спален, расположенных пистолетом, «комната мальчиков» была проходной, и, прежде чем попасть к себе, Рут приходилось пройти через мальчишеский «бардак». В те времена между комнатами еще не было двери. Вместо нее висела цветастая хлопчатобумажная занавеска.
Топчась бесцельно по комнате Рут, Эрик подошел к окну. Сквозь сеть ветвей зимних деревьев с высоты чердака он увидел освещенные окна в доме Майка и Барб. Мама, конечно, пошла к ним. Она часто завтракала с ними вместе. Но сейчас он не испытывал никакого желания присоединиться к семейной трапезе. Он просто вернулся в «комнату мальчиков» и плюхнулся на одну из кроватей.
В полутьме чердака он горестно думал о своей несложившейся семейной жизни, обо всех своих ошибках, о том, что у него нет детей, о растраченных годах, приведших лишь к сожалениям и разочарованиям. Думал об отказе Нэнси дать развод и порвать отношения, не имеющие никакого будущего. Думал обо всех тех неприятностях, которые ждут его впереди. Он вспоминал минуты, когда они с Нэнси были счастливы. Воспоминания проносились в мозгу, как кадры кино, одно за другим, отчетливо и ясно. Вот они делают свою первую покупку — стереосистему. Конечно, не самый практичный выбор, но им так хотелось ее иметь. Они вдвоем тащили ее в квартиру, а потом, лежа прямо на полу, слушали два тогда же купленных альбома: Гордон Лайтфут — для него и «Битлз» — для Нэнси. Эти пластинки, наверное, целы до сих пор. Интересно, заберут ли они каждый свою при разделе имущества? А тогда, давно, лежа на полу и наслаждаясь музыкой, они мечтали о будущем. О тех временах, когда они обставят дом мебелью, причем самой лучшей, а сам дом, весь из стекла и красного дерева, будет стоять в каком-нибудь богатом пригороде Чикаго. Она абсолютно права: это он предал ее мечты.
А однажды они неожиданно решили слетать в Сан-Диего. Подсчитали деньги, созвонились во время работы в пятницу и вылетели в тот же день. Уже в десять вечера они оказались в отеле «Ля Джолла». Бродили по горбатым улицам города, держась за руки, пили коктейли на верандах открытых кафе, любуясь закатом над Тихим океаном, отведали знаменитый гороховый суп в ресторане-ветряной мельнице, исследовали Капистрано-Мишн и предались любви среди бела дня в укромном уголке пляжа на Оушнсайд. Они пообещали друг другу, что никогда не станут солидными и предсказуемыми и еще не раз совершат такие вот стихийные поездки, так просто, по наитию. Теперь же их жизнь протекает с такой же точностью, как циклы луны, а разъезды Нэнси не оставляют никакой надежды на импровизированные путешествия.
Еще одна картинка памяти: второй год их супружества, Нэнси поскользнулась на обледеневшем тротуаре и получила сотрясение мозга. Холодный страх за нее в приемном покое больницы в ожидании результатов рентгена. Ощущение пустоты во время ее отсутствия, и огромное облегчение, охватившее его, когда она вернулась домой. В то время даже одна ночь, которую они проводили раздельно, казалась им серьезным испытанием. А теперь? Пять дней вдали друг от друга — не разлука, а нормальный образ жизни.
Надо было найти компромисс, позволивший бы им чаще бывать вместе.
Надо было построить дом из стекла и красного дерева.
Надо было договориться о детях до свадьбы.
Он лежал на своей детской кровати, погруженный в воспоминания, и на глаза наворачивались слезы.
Он слышал, как вошла мать, ее шаги, ведущие в гостиную.
— Эрик? — Она видела у дома его припаркованный грузовичок.
— Я тут, наверху. Сейчас спущусь.
Он смахнул слезы кулаком, поднялся, высморкался в запачканный кровью платок и, сутулясь, спустился по деревянным ступенькам лестницы. Чтобы не упасть, он придерживался за стенку, засаленную обитателями этого дома.
В стеганой нейлоновой куртке «Хэллоуин» и оранжевом хлопчатобумажном платке, разрисованном чудовищными бордовыми розами, туго подвязанном под самым подбородком, мать стояла и ждала его у основания лестницы. В тепле дома очки запотели, и, чтобы разглядеть сына, она подняла их на лоб.
— Какого черта ты забрался наверх?
— Понюхать дерьмо летучих мышей и кое-что вспомнить.
— Что случилось? Неприятности?
— Ничего, я поплакал немного, не стоит волноваться.
— Расскажи, что случилось?
— Я ушел от Нэнси.
— А-а, это... — Она внимательно смотрела на сына, и тот вдруг осознал, как безразлична ей судьба его жены, и впервые задумался о том, что чувствовала мать все эти годы.
Мать раскрыла руки для объятий и позвала:
— Иди сюда, сынок.
Он подошел к ней и, чуть приподняв, прижал ее маленькое крепкое тело к своему, дыша ароматом поздней зимы, исходящим от ее куртки, едва уловимым запахом топливного масла, идущим от платка, и какими-то еще, наверное, от блюд, приготовленных Барб на завтрак, и от волос.
— Мама, какое-то время мне придется пожить у тебя.
— Сколько захочешь.
— Возможно, я буду в плохом настроении...
Она освободилась от его объятий и взглянула в глаза сыну.
— Меня это не пугает.
Ему стало немного легче.
— Мама, что происходит с людьми, они становятся совсем другими.
— Такова жизнь, сынок.
— Но вы с отцом всегда были верны себе. От начала и до конца.
— Да нет, мы тоже менялись. Все меняются. Но в наше время все было проще, не так запутанно. А сейчас тысячи советчиков учат молодых, что надо чувствовать, как думать и как правильно действовать, чтобы найти самого себя,— она глумливо растянула раздражающие ее слова. — Дурацкие выражения... «найти себя» и «занять чужое место», — снова издевательски проговорила мать. — В наши времена место мужчины было рядом со своей женой, а место жены — около мужа, и если мы что-то и давали друг другу, то это — руку помощи и немного любви, если к концу дня на нее оставалась хоть капля сил. А сегодня они заставили вас поверить, что, если ты не главный, значит, делаешь что-то не так. К сожалению, в семейной жизни это правило не срабатывает. Нет, нет, я не собираюсь упрекать тебя, сын, я просто хочу сказать, что ты родился не в самое удачное время для хорошей женитьбы.
