Крик души (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Молча взяв журнал в руки, девушка широко расширившимися глазами уставилась на расплывающиеся перед глазами буквы, кое-как соединившиеся в строчки и предложения.
— Давно? — сухими губами проронила она, не глядя на подругу.
— Давно, — резко бросила та, садясь рядом. — Этот… козел уже полгода в столице!
Даша тихо охнула, уставившись в улыбающиеся глаза Антона Вересова, взиравшие на нее с обложки дорогого глянцевого журнала, и, опуская ресницы, силилась не закричать.
Полгода?! Целых шесть месяцев в Москве… Шесть долгих томительных месяцев, когда она, переживая, но надеясь, что он вернется, поинтересуется, вспомнит о ней, верила в него… Верила в то, что о нем ей рассказывал дядя Олег, в то, что он опомнится и придет.
Она думала, что, может быть, ошиблась в нем. Ведь и ему было непросто в тот миг, в тот роковой год. Она, наверное, даже понимала его. Долгие четыре года ложилась спать с мыслью, что ему было так же тяжело, как и ей, даже больнее, чем ей. Он потерял отца. Она оправдывала его, когда ей говорили, что она никогда не была ему нужна, что он ее бросил. Она искала ему оправдания, когда не получала от него новостей, даже коротких посланий, не слышала ни малейшей заинтересованности в своей судьбе, а ведь он являлся ее опекуном! Она шла против ветра, наперекор, стискивая зубы и силясь не сдаваться.
Когда ей говорили «Бросил!», она отвечала «Не верю!». Когда били суровыми словами и смеялись в лицо, она закрывала уши и не слушала. Когда твердили «Смирись!», она кричала «Никогда!».
Но постепенно стала в нем разочаровываться. Постепенно уходила мыслями от идеала, который для себя соорудила. Медленно, но уверенно приходила к закономерной истине, сущности бытия.
Она ему не нужна. И никогда не была нужна.
Нет, она не была наивной, никогда такой не была. Она не верила в то, что он заберет ее себе, станет о ней заботиться, когда его обучение в Англии подойдет к концу. Она знала, что этого никогда не произойдет. Но она ждала… просто участия, сочувствия, понимания, принятия своей беды и проблемы. Но наткнулась на равнодушную ледяную глыбу, усеянную острыми кольями. О которые резала пальцы вновь и вновь, когда спешила навстречу своим иллюзиям.
До того, как увидела эту журнал, Даша еще верила в то, что Маргарита Львовна лжет ей, колет словами и насмешками нарочно, вынуждая разрыдаться от боли и безысходности. Он интересуется ею, что бы ни говорил. Он не такой бессердечный, каким казался. Не может этого быть.
Оказалось, — может. Безразличный, равнодушный, бесчувственный ублюдок.
И Маргарита Львовна не лгала, когда ядовито смеялась над ней и сыпала градом насмешек.
Все вокруг нее были правы относительно него. Лишь она верила в то, чего не могло быть.
— Наверное, ему хорошо живется, — проронила Даша, невидящим взором глядя на страницы журнала и невольно сминая его пальцами.
— Хорошо! — зло хмыкнула Леся. — Еще бы ему жилось плохо! Квартиру вон прикупил на Кутузовском, работа высокооплачиваемая, говорят, он самый перспективный юрист компании. И девиц полным полно…
Леся говорила что-то еще, кляла его на чем свет стоит, чертыхалась, даже материлась немного, злилась и бушевала, а Даша уже не слышала ее. Перед глазами, словно и не было прошедших четырех лет — кабинет дяди Олега, он кажется ей пустым, равнодушно холодным, одиноким, и дождевые капли полосуют окно так же равнодушно и беспечно, им нет до нее дела. И он, Антон… стоит всего в нескольких шагах от нее, у него жесткий взгляд, суровый, хотя и немного растерянный. А его слова… жгут, бьют, режут, уничтожают.
Оказывается, он говорил правду… Не лгал ей. Это она обманулась в своих ожиданиях.
Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, какой была глупой, доверчивой, наивной девочкой.
Как только могла такой стать?! Ведь, казалось бы, видела всё и всех, светила их, словно рентгеном, определяя на расстоянии, что человек из себя представляет. Читала по лицам, по эмоциям, по действиям и поступкам. И ни одно действие Антона не говорило за него. Он всегда был с ней… терпелив, но между тем и несдержан тоже. Он старался игнорировать ее, это делала и она. Он был необоснованно груб, а она не обращала на него внимания, теряясь в собственных мыслях. Они не могли стать друзьями. И оба это знали.
Почему же тогда, когда умер дядя Олег, она поверила в возможность перемен? Почему ждала их… два года?! Так долго, мучительно долго. Падала, вставала, поднималась с колен, упрямо шла вперед, наперекор всему миру, одна. Ей нельзя было ему верить, он сам так сказал.
Они ничего друг другу не должны. Они не друзья и никогда ими не были. Зачем же притворяться?..
Он прав оказался, а она… Она хотела найти в нем что-то хорошее. Даже когда услышала роковые слова, сказанные жестко и грубо, она все равно верила во что-то. Во что?.. Она негодовала, недоумевала, злилась, кидалась проклятьями и обвинениями, ее трясло от ярости и едва сдерживаемого гнева, в тот миг, когда за ним захлопнулась дверь кабинета дяди Олега, она почти его ненавидела. А потом…
Наверное, ей не стоило об этом думать… Он оформил опекунство, он вынудил ее лгать социальным службам, и она думала, что они поступают верно, — почему-то поверила в это. Он начал о ней заботиться!.. И она захотела поверить в него. Ведь дядя Олег почему-то оставил ее именно Антону? Именно своему сыну вручил заботу о девочке, которая стала ему так дорога! Не постороннему человеку, который смог бы заботиться о ней, а именно ему. Верил Антону, знал, что тот справится, выполнит свой долг и не отступит, не бросит ее одну! Ведь Олег так ему верил! И она тоже решила поверить.
Она хотела увидеть в Антоне что-то хорошее, то, что дядя Олег видел в нем. Ведь было что-то, должно было быть, может, она просто не разглядела, не заметила, не обратила внимания!? Ведь так могло быть, что это просто проскользнуло мимо нее в небытие, растворилось и ушло в предубежденной ненависти?
Но ничего не было. Кроме презрения, ярости, зыбкой злобы и колючего обвинения. Ничего не было.
И спустя два года самообмана она перестала верить. И ждать тоже перестала.
А спустя еще два года, неужели он думал, что она распахнет перед ним объятья?! Неужели рассчитывал на теплый прием, радостное приветствие и счастливую улыбку?!
Не заслужил. Потому и не получил.
Думал, она забудет, простит, поймет? Его!? Того, кто когда-то сбросил ее на чужую женщину, скинул с рук, как ненужную вещь?! Бросил, оставил одну вопреки воле отца?! Обманул и ее надежды?!
Теперь его поступок в ее глазах не терпел оправданий, он вещал истину. И она верила ей, она знала, что правда, а что ложь. И она также знала, что никогда не позволит ему разрушить свой мир вновь.
Она опять оказалась на его шее. Со смертью Маргариты Львовны снова оказалась сброшенной на него, как ненужный хлам. И на этот раз он решил… остаться! Воспитывать ее сам.
Его заявления казались Даше нелепыми и пустыми. Он не сделает этого, не выдержит, сбежит. Она была полностью в этом уверена, об этом и заявила открыто и не скрываясь за ледяной стеной равнодушия.
Отважился? Решился? Дал слово?! Неужели не боится? Так, как боялся раньше!? Останется с ней!?
Да бросьте вы, сбежит, и месяца не пройдет, как сбежит!
И она бросила ему вызов. Неожиданно для самой себя, откровенно, язвительно, уничижительно.
И выиграла в этой схватке. Он согласился его принять.
Сначала она злилась, бесилась, что своими вспыльчивыми необдуманными словами вынудила его подписать смертный приговор не только себе, но и ей тоже, а потом возмутилась. Он думает, что справится, докажет ей свое превосходство, хладнокровность, терпение!? Не уступит? Рискнет и выиграет?!
Но Даша не давала ему надежд на победу. Ни единой, даже в мыслях. Победителем останется она.
Ночь прошла беспокойно. Девушка почти не спала, заснув лишь к рассвету, ворочалась в постели, глядя на освещенный неоновыми огоньками потолок, а проснулась оттого, что будильник трезвонил на всю комнату, вынуждая подниматься с постели.
