Раздел имущества - Джонсон Диана (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Эми, понимая, что между мужем и женой Аббу и Жеральдин разыгрывается какая-то драма, начала продвигаться к своему пальто, думая, что настал подходящий момент для того, чтобы выйти за цветами, — ведь она забыла купить цветы; она не станет свидетелем семейных сцен, хотя, возможно, дело только в том, что Эмиль опоздал, а его просили прийти намного раньше. Во всяком случае, этот инцидент, когда она увидела Эмиля участником семейной ссоры, заставил ее посмотреть на него как на женатого человека. Из того, что Жеральдин обронила за столом во время их ланча, Эми поняла, что финансовое положение у Эмиля и Виктуар изменилось в лучшую сторону: Эмиль получил новую работу, а она получит немного денег за château и за виноградник — неожиданная удача. Эми выскользнула в коридор, слыша позади себя возвышающийся голос Жеральдин, которая, кажется, ругала Виктуар.
На улице Эми купила тюльпаны и подождала минут двадцать, разглядывая витрины антикварных магазинчиков, цены в которых были такими высокими, что их просто невозможно было назвать. Она знала, что никогда не заставит себя хотя бы просто войти в один из них, да и, откровенно говоря, она бы не хотела иметь такие странные столы на изогнутых львиных лапах вместо ножек и трехстворчатые зеркала. Эпоха Наполеона, поняла Эми. Странно, что злодей из истории мог оказать такое огромное и вредоносное влияние на украшение интерьеров квартир. Без всякого сомнения, у месье Аббу найдется этому свое объяснение.
Когда Эми вернулась с огромным букетом, напряжение уже рассеялось; стали прибывать гости, которых встречали Жеральдин и служанка, специально нанятая на этот вечер, которую за несколько минут до этого Жеральдин инструктировала по поводу домофона. Эми тоже топталась около двери, чувствуя, что ее долг — знакомиться со всеми новыми людьми, которые приходили к Жеральдин. Пришли Тамми и Уэнди, потом Элейн Дитц, которая была на ланче, и позже — Долли Мартин.
Прибыл также господин Осуорси и с ним какая-то женщина, которую он представил как Памелу Венн — очевидно, это была мать Руперта и Поузи. Памела Венн и Жеральдин стразу же почувствовали друг к другу симпатию: одна — такая по-английски сильная, с красивыми седыми волосами и в платье с цветочным узором, которое было немного длинно, другая — искусно подкрашенная, в костюме, сшитом на заказ одной маленькой мастерицей из магазинчика, расположенного за собором Св. Магдалины. Женщины договорились встретиться на этой неделе еще раз за ланчем.
— Но мне так хотелось познакомиться еще и с Поузи и Рупертом! — воскликнула Жеральдин. Осуорси и Памела объяснили, что Руперт приедет в Париж на выходные. Они не упомянули о том, что их беспокоит вопрос, где сейчас находится Поузи, и не сказали, что она должна была приехать вчера и привезти прах Адриана, но в отеле ее сейчас нет, хотя, возможно, она повезла прах вдове Адриана. Выражения лиц обеих женщин говорили о том, насколько им безразличен этот прах. Пам рассказала о злобной мстительности Адриана, проявленной им по отношению к своевольной Поузи, которой он оставил в наследство десять фунтов.
— Благодарение Богу, что во Франции такого не может произойти, — сказала Жеральдин.
Эми не знала о том, что Эмиль имеет отношение к политике, что объяснило бы его безжалостную шовинистическую критику в адрес США, которую она не раз слышала от него в Вальмери, когда он пускался в догматические рассуждения с историческими экскурсами, все время направленными против американцев. Один раз, обсуждая получение кем-то медали, он сказал: «Конечно, это что-то значит. Это британская медаль. Только американцы раздают медали, просто чтобы покрасоваться». Эми тогда довольно сильно рассердилась, что Робин Крамли согласился с этими словами.
Даже теперь, пока она пересекала гостиную, она слышала одну из его диатриб в ответ на чей-то вопрос:
— Вы считаете, что американцы плохо ведут себя сейчас? Давайте вернемся к алжирской войне — в этой войне действительно виноваты американцы. После вторжения 1942 года они распространяли листовки, призывающие к свободе колоний. Дело не в том, что un peuple colonisé[163] не надо освобождать, но это было несвоевременно, вызвало раздоры и подтолкнуло политические процессы, к которым Алжир не был готов. Плюс это был еще один удар по французской армии, мнимым союзником которой были США.
Эми хотела вступиться за Америку, но она ничего не знала об алжирской войне и никогда не слышала ни о чем подобном.
— Tiens[164], я и не знал, что вы алжирец, — сказал кто-то Эмилю.
Тот нахмурился.
— Вообще-то, я не алжирец.
Эми могла вполне себе представить, что Виктуар была бы замечательной женой для политика, полностью владеющая собой, утонченная и не интересующаяся Алжиром или медалями. Эми могла себе представить, каково это, быть женой политика. На самом деле, все, что не так важно, вряд ли стоило всех хлопот, связанных с замужеством. Неожиданно Эми поняла, что именно этого ей хочется больше всего на свете. Знала ли Виктуар, как ей повезло, что эта роль досталась ей?
Эми никак не ожидала увидеть барона Отто фон Штесселя, который, как оказалось, был одним из многочисленных знакомых Жеральдин. Она была поражена, когда заметила среди гостей знакомое лицо барона, с которым у нее связаны такие смущающие ее ассоциации, и вот вам — он целует ей руку и щелкает каблуками.
— Я приду к вам, — прошептал он, едва заметно кивнув на дверь, — как только вы сможете уйти.
— О, пожалуйста, не трудитесь, мне придется здесь задержаться, — быстро проговорила Эми, но он ответил, что дождется ее. Эми признала, что, хоть это было и неправильно, она немного рада его видеть. Их интимность, о которой она, тем не менее, сожалела, была непохожа ни на что другое, что она испытывала по отношению ко всем остальным присутствующим, что делало его, по крайней мере, другом. Изолированность, которую она ощущала постоянно, снова больно ее кольнула: чувство одиночества в толпе. Не поддаваясь ни рефлексии, ни жалости к себе, Эми, тем не менее, догадывалась, что, несмотря на успех, который сопутствовал ей, все-таки что-то от нее ускользало, хотя она и не была уверена, что именно.
Друзья Жеральдин, собравшиеся все вместе, казалось, представляли сущность Франции: оживленные, стройные, в костюмах, надушенные женщины с идеальными сумочками в руках, мужчины в галстуках, которые придавали значимость, как отметила для себя Эми, слову «cravate»[165], хотя, поскольку в Пало-Альто мужчины галстуков совсем не носили, возможно, любые галстуки произвели бы на нее впечатление как невыразимо европейские и элегантные. Многие мужчины носили небольшие бейджи[166], или у них на лацканах имелись тоненькие красные линии. Атмосфера в комнате оказалась иной, чем она была бы, будь комната наполнена американцами, она отличалась даже и от международной разноголосицы в отеле в Вальмери, когда его гости собирались в баре и говорили на десятке языков.
Француз поцеловал ей руку. Этот обычай жив до сих пор! Правила французской взаимопомощи уделяли большое внимание вежливости, которую так и излучали все друзья Жеральдин. Эми узнала французского адвоката, с которым она пыталась поговорить в Вальмери, — Антуан де Персан, имевший какое-то отношение к интересам детей Венна и так и не оказавший помощи Кипу и Керри. Она заметила, что он смотрит на нее довольно удивленно, не в состоянии представить себе, что она могла быть почетным гостем Жеральдин и что та назойливая американка из Вальмери — это она и есть. Теперь, однако, она протянула ему руку. Конечно, в этом дорогущем платье она чувствовала себя другой женщиной, совсем не похожей на ту, которую адвокат видел в лыжном костюме. Его сопровождала женщина одного с ним возраста, которую Эми до этого не видела.
— Его жена родила? — спросила у Жеральдин Эми. — В Вальмери она была на последнем сроке.
Жеральдин помолчала.
