Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга (лучшие книги онлайн txt) 📗
Прорывная сносит планы, с ходу врываясь в игру с привычного низкого старта.
Прорывная, сука, начинает с первого импульса, затем идет второй, третий... я их считаю, прекрасно узнаю, представляю цену каждого последующего.
Нужны таблетки. ... Дотянуться. Снова в коридоре, шарю руками по комоду, хватаю портмоне.
Пятый, восьмой, десятый...
Падаю с кошельком в руках на колени, вспоминая свое некогда привычное место вымаливающего прощение за то, что отвратительный ублюдок, не достойный любви, жалости, пощады, жизни... Образы оживают, и я с ужасом думаю о том, что Вера может зайти и увидеть. Испугается.
Пачка таблеток двоится, пальцы не слушаются, они горят, обугливаются, идут волдырями. Этого не может быть, не по-настоящему.
Держись, мать твою. Но откуда воняет паленой кожей? Вы тоже чувствуете, да?
Нихрена не вижу.
Зато знаю силу каждого импульса, но они спешат, обгоняют меня, подружки верные. Всего могу выдержать не больше двадцати, находясь в сознании, потом мозг вырубается, щадя.
Сука, больно.
Зову на помощь.
Импульс двенадцатый, пятнадцатый... - каждый последующий сильнее предыдущего, стреляет под кожей, отторгая ее. Жарко. Будто снова там, у озера. Вся моя жизнь, реабилитация, успех - сыплются золой сквозь пальцы. Помню, как стою на коленях, облитый, горящий, мечтающий сдохнуть. Надо ползти. Ползти к воде, чтобы выжить. Хочу жить... Господи, как я хочу жить...
Откуда-то издалека доносится знакомый женский голос.
Беги отсюда...
Шестнадцатый, девятнадцатый...
Кожа лопается, пузыри повсюду, зубы скрипят, губы трескаются, лицо липкое. Надо ползти к озеру, весь мир сужается до простого - успею или нет, там шагов двадцать, не больше. Он никогда не поджигает далеко от озера, ему надо, чтобы я успел. И мне это надо, я не готов сейчас на тот свет...рано же.
Двадцатый...
Слишком быстро. Прохладная чистая заманчивая лужа недостижима.
Как никогда ясно осознаю, что проклят. Не способный дальше терпеть - кричу.
Настоящего и будущего не существует. Только прошлое. Пальцы разжимаются, и я в него падаю, люк захлопывается сверху, над головой, боль рвет на части. Последнее, что слышу - это Верин голос, но даже не пытаюсь цепляться за него, боясь утянуть девушку за собой.
Часть V
V часть
Плотные жалюзи не пропускают в комнату послеполуденный свет, сплит шумит привычно и по-домашнему, если сосредоточиться на ощущениях, можно почувствовать неспешное движение воздуха по комнате. Вере хочется подтянуть под себя голые замерзшие ноги, закутаться в плед. А лучше забраться бы к Вику в постель, где тепло, уютно и он сам, горячий, родной и мирно спящий под ее пристальным взглядом.
Будут ли у них еще ночи, подобные прошлой - незабываемой, искренней, когда объятия - сильные, крепкие - изломали мешающие жить воспоминания, осталось смести прошлое в кучу и выбросить за ненадобностью. Зачем так много думать о былом, когда вот оно - будущее, и Вик с Верой точно знают, каким сладким, сочным оно может быть. Привкус на языке остался - интересно, у него тоже или только ей теперь так кажется?
Вера нехотя отводит глаза от лежащего на животе расслабленного мужчины, скользит ими по окружающей обстановке: флага нет, три стены окрашены бежевой краской, а посередине четвертой - от пола до потолка - фотообои с изображением стоящей вдалеке, спиной к камере, обнаженной модели и на первом плане - большого, брошенного на пол фотоаппарата. Разбитого, непоправимо испорченного. Мужская рука замерла, выронив его за ненадобностью. Левая рука, покрытая плотным разноцветным узором, - первая и последняя профессиональная фотография Белова, которую она видела. Работа, принесшая ему третье место на одном из конкурсов эротической фотографии. Вик поймал момент, когда страсть и похоть побеждают эстетическую потребность запечатлеть красоту. Наверное, эта борьба происходит внутри него каждый раз, когда работает в студии. Сильная фотография о приоритетах, выборе, наконец, признании поражения. В реальной жизни все иначе, в ней Белов так легко не проигрывает собственным демонам. Фальшивая фотография, и идея ее - пустая, глупая.
Бежевый диван у противоположной стены в зоне гостиной завален купленными Верой веселенькими подушками, большой рабочий стол, расположенный ближе к центру просторной комнаты, - набросками и папками с чертежами. Шкаф, комод, небольшая горка с телевизором - пожалуй, на этом все. Типичная берлога холостяка, почему-то ставшая родным домом находящейся на грани нервного срыва обычной, запуганной до смерти девушке.
На ум приходит первое в ее жизни решение, принятое не по указке родителей. Когда Вера училась в седьмом классе, неожиданно прямо на уроке от сердечного приступа умер учитель физики. Добрый, остроумный дядька, который проработал в школе более тридцати лет, учил еще Верину маму. Он запомнился тем, что с легкостью мог часами болтать на разные темы - от черных дыр в космосе до американских ситкомов, ставить единицы, радостной улыбкой встречая детские слезы, дремать во время контрольных, - в общем, всем, кроме как самой физикой. Родители решили, что Вере незачем прощаться с бывшим педагогом, сразу после школы ей следовало бежать домой. Будут ведь сниться кошмары, зачем портить детскую психику? Но она все равно пошла. Принесла цветы, помолчала у открытого гроба. Кошмары не преследовали, слезы не душили. От этого дня сейчас хочется оттолкнуться.
Веру всегда считали слишком слабой для потрясений и поступков, берегли и ни за что бы не отпустили в Москву, если бы не двоюродный брат, уехавший десять лет назад в Санкт-Петербург, сделавший там успешную карьеру. Едва ли не каждый вечер мама с упоением рассказывала, какой он молодец, талантливый, смелый, умный... Но когда Вера заявила, что тоже хочет испытать себя, над ней лишь посмеялись.
«Все будет хорошо, мама» - собирая вещи, монотонно бубнила она в ответ на причитания о том, что большой город ее погубит. Провожали девушку со слезами на глазах, как в последний путь. И весь первый год ждали, что сломается, вернется, испугается. Не испугалась. Периодами нападали тоска под руку с тем самым мерзким страхом, путающим мысли, подталкивающим к легким решениям, о которых потом жалеешь спустя годы, но Вера ни разу не пожаловалась и не попросила больше ежемесячно выделяемых денег. Потому что намного тяжелее было бы вернуться домой и каждый день слушать рассказы о других, более талантливых и рискованных людях. Поначалу она делала карьеру как будто назло родителям, но одним обыкновенным вечером, возвращаясь с работы по знакомому маршруту, вдруг поняла, что живет именно так, как ей нравится, и просыпается утром для себя любимой. А сомнения друзей и родственников лишь подстегивают действовать активнее, но не более того. Осознание уже достигнутого и предстоящего радужного - воодушевило, породив новые, более смелые цели. Через месяц после того неожиданно судьбоносного вечера ее взяли на новую работу, а еще через год - в «Веранду».
Неуверенность в себе - хорошо ей знакомое, перманентно давящее чувство, то и дело порождающее внутри сомнения, что прошла естественный отбор случайно, каким-то чудом урвала право на жизнь, а уж успех точно не дается таким жалким и хилым. Они с Виком абсолютно разные и одновременно поразительно похожи. Их отличающиеся вплоть до мелочей внутренние миры как будто выкроены по единому шаблону. Они оба предпочитают молчать, скрывая, как много сил уходит на внутренние сражения.
Борись, мой хороший, самый сильный, смелый, надежный. Я буду рядом в беде и радости, держать тебя за руку, как ты меня всегда раньше. Знаю, что возьмешь на себя каждую мою проблему, как только скинешь гнет своих. Ты должен справиться сам, но если тебе, любимый, нужен стимул, то я вот она, рядом, посмотри и поверь, наконец. Если ты считаешь себя проклятым, то я такая же.
