Осенние звёзды - Бенуа Ольга (книга жизни TXT) 📗
— Бургундское.
— Во-во, этого самого, они распустятся во всей своей красе.
— S’il vous plaît, pardonnez mon ami. Il est un brave homme, mais il y a bu un peu trop, et votre beauté l’а fait perdre la tête. [10]
Лариса рассмеялась, радуясь, что поняла фразу почти полностью.
— Проблема лишь в языке, — продолжил поклонник француженок. — Одна бутылка виски спасает мой английский. Но чтобы понимать французский, так много я не выпью, — закончил он с грустью.
— Я есть савсем мало говорить русский, — пришла на помощь Лариса.
— Это меняет дело, мадам! Так вы, значит, из самого Парижа?
Лариса зацокала языком:
— Вы есть хорошо знать мировой география.
— Ну так ваши предки ж у нас в гувернантках были, обучены кое-чему.
— Молодца, русский Иван.
— Я Петр. Ну, не важно. Можно вас угостить?
— Я не пить виски, только хороший красный вино.
— Бургундское, нет проблем, сейчас изобразим.
Петр подбежал к Ларисе и галантно отодвинул стул.
— Мерси, — ответила та и, приняв предложенную руку, отправилась с ним в сторону бара.
Напоследок рыжий, повернувшись к Александру, поднял палец вверх, показывая всем видом, что вечер удался. Слюни и язык тянулись за ним, как у героя диснеевских мультяшек.
Светлана и Александр расхохотались.
— Света, я так рад видеть тебя. Так соскучился, — Александр почувствовал, что горло сдавила невидимая рука, — что-то случилось? Ты в последнее время избегаешь меня.
— Кто это? — показала Светлана глазами на удаляющегося Петю.
— Приятель, вместе работали. Знаешь, на подобных вечеринках часто натыкаешься на бывших партнеров по бизнесу, но ты уходишь от ответа.
— Саша, это сложно объяснить.
— А ты попробуй.
— У нас с Колей произошли некоторые перемены. Я, наверное, скоро стану бабушкой двоих внуков.
— Что ты говоришь? — выразил удивление Александр, а про себя отметил: «С учетом принятых мер — вряд ли».
— Я очень рад, только каким образом появление внуков отражается на наших отношениях? Ты можешь быть бабушкой, но выкроить пару часов для друга, разве это сложно?
— Ты же понимаешь, что это невозможно. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, что чувствую, — Светлана паниковала, не зная, куда заведет их этот разговор.
— Хорошо, давай сменим тему, не будем торопить события, — почувствовал ее напряжение Александр. — Если ты решишь, что наши отношения зашли в тупик, что я ничего не могу тебе дать, кроме проблем, то я сразу удалюсь. «И не надейся», — подумал он и продолжил: — Кстати, когда ты последний раз кружилась в вальсе?
— Очень давно, — ответила Светлана, радуясь, что объяснение с Александром далось так легко, зря она столько волновалась, каждый день придумывая план разговора.
— Пойдем потанцуем, — предложил он и повел ее к танцполу. — Ты такая красивая.
— Ты уже говорил.
— Но я хочу повторить еще и еще раз, что встреча с тобой — это лучшее, что со мной произошло за много лет.
Светлана хотела возразить, но он остановил ее, мягко скользнув по ее губам теплыми пальцами:
— Позволь мне сказать. Ты мой идеал женщины, моя мечта юности, которая пришла ко мне теперь, чтобы я, циник, вспомнил, что любовь важнее, чем деньги, работа, власть. Любовь — то, что нельзя ничем заменить, потому что или ты влюблен, или нет. Обмануть себя невозможно. Все это я понял, встретив тебя. Ты живая, понимаешь? Твои глаза, губы, руки — это живой человек, а не набор косметических услуг. Не видя тебя, я тоскую и слышу твой голос. Ты как ангел, с которым я постоянно разговариваю, чувствую твое присутствие рядом. Я, как собака, скучаю по хозяину, который меня приручил и вдруг покинул в связи с окончанием дачного сезона, мне плохо без тебя. Я хочу, чтобы эти глаза смотрели с обожанием только на меня, я хочу, чтобы эти руки прикасались ко мне, я хочу, чтобы эти губы знали только мои поцелуи.
Он поцеловал ее, она ответила. Ее сердце раскололось ровненько на две половины. Больше поцелуев не было, но и одного было достаточно, чтобы весь вечер у Светланы горели щеки. Иногда она украдкой дотрагивалась до губ, не веря, что она вот так, прямо у всех на глазах, поцеловала мужчину, будучи замужем за другим. Было страшно и в то же время грустно от того, что она точно знала, что следующий шаг она не совершит никогда. Хотя бы из уважения к их с Николаем супружеской жизни и к себе. В остальном вечер прошел великолепно. Они много разговаривали, танцевали, пару раз мимо них промелькнула маман Натальи то с одним кавалером, то с другим. Пару раз она видела Ларису в компании приятеля Александра. Все были заняты и, как ей показалось, счастливы.
ГЛАВА 41
Лариса открыла глаза. По утверждению редакторов издательств, именно с пробуждения главного героя начинается две трети бульварных романов. В большей части романов главный герой просыпается с похмелья. Судя по раскалывающейся голове, Лариса не избежала участи большинства.
— Господи, кто я? Где я?
— Остался последний вопрос «почём я?» — раздался мужской голос с другой стороны кровати.
— Ну и? — поинтересовалась Лариса со своей половины, боясь повернуться на знакомый, но вряд ли родной голос.
— Дорого, очень дорого. Не побоюсь этого слова, так дорого я еще ни разу. Чертово вино! Не мог же я ударить лицом в грязь и поить Эдит Пиаф шипучкой.
— Кого? — Лариса мгновенно села в кровати с широко раскрытыми глазами.
— Разрешите представиться, Ив Монтан, — рыжий друг Александра, опершись на подушки, изобразил полупоклон.
Лариса отметила черную футболку, деталь гардероба, которая накануне вряд ли скрывалась под костюмом с галстуком.
— Оказывается, все еще хуже, чем я думала, — и она рухнула обратно.
— Если тебя терзает вопрос, — начал он многозначительно, — было или нет, то…
— Судя по количеству гномиков в моей голове, — перебила его Лариса, — выбивающих мои драгоценные мозги, я со спокойной совестью могу сказать, что ты остался девственником.
Бросив взгляд на стол, где стояло пять пустых бутылок из-под «Шато Мутон Ротшильд», она продолжила:
— М-да, странно, что я вообще встретила утро. А почему Эдит Пиаф? Я как-то прокомментировала?
— Сначала мы хорошо отметили знакомство на вечеринке. Потом поехали кататься по ночному городу. Потом ты пела. Но, рьен до рьен, но, же не регрет де рьен…
— Точно! На курсах проходили, — припомнила Лариса.
— А потом жаловалась на поруганную честь, загубленные годы, и что он сволочь. Потом ныла, что нет ни одного друга, кто бы понял твою мятущуюся душу, и назвала меня Ивом Монтаном. Я согласился. А дальше мы с тобой поехали сюда и выхлебали все коллекционное вино, имеющееся в ресторане гостиницы.
— А почему я к тебе поехала? — недоумевала новоявленная пьяница.
Они так и лежали в кровати, глядя в потолок на огромную люстру с висюльками под чешский хрусталь.
— Потому что мы дружили.
— Да, да, — в задумчивости, как бы про себя, произнесла Лариса, — Эдит дружила с Ивом Монтаном, он присутствовал на ее последнем концерте в «Олимпии».
— Ага, ты так и сказала: «Страх одиночества выше, чем страх смерти. Поедем, я буду петь, чтобы доказать, что я еще живу».
— Какое счастье, что в момент моего грехопадения на пути возник ты. Кстати, как тебя зовут по паспорту?
— Забудь. Пусть я навсегда для тебя останусь Ивом Монтаном. Честно говоря, даже денег не жалко. Знаешь, давно, в юности, мы с пацанами разработали классификацию дам по спиртным напиткам. С годами, набираясь опыта, я ее усовершенствовал.
— Внимаю, — Лариса поудобнее устроила на подушке больную голову.
— Двадцать — это пиво, много пены, а кайфа ноль. Тридцать — вино, как правило, хорошее, но безумно дорогое. Сорок — коньячок. Здесь можешь нарваться и на марочный, и на отдающий клопами, как повезет. Пятьдесят — «амаретто». С одной стороны, вроде тот же ликер, но нотка ореха будоражит и запоминается навсегда. Шестьдесят — сладкое пойло типа «Бейлиз», которое мужики пьют изредка, в домашней обстановке, когда женат тридцать лет и три года, одну рюмочку и спать. Семьдесят — чай с малиновым вареньем.