Цветок греха - Робертс Нора (читаем книги онлайн .TXT) 📗
– Балда! – перебила его Мегги. Вот теперь Шаннон узнавала ее. – Олух царя небесного! Деляга чертов! Заставляет меня до сих пор подписывать с ним контракты, словно мы почти незнакомы и я не родила ему ребенка и не ношу вот здесь, – она похлопала себя по животу, – второго!
Роган, казалось, не слышал ее слов. Он только слегка скосил на нее взгляд и спокойно спросил:
– Закончила? – И сразу продолжил, прежде чем она собралась с духом высказать еще что-то: – Так вот, Шаннон, в качестве разумного партнера Мегги я говорю вам от ее и от своего имени, что мы будем рады, если вы примете от нас в подарок эту работу.
Шаннон начала горячо протестовать, а Мегги, оправившись от некоторого шока, воскликнула:
– Роган Суини, никогда в жизни не ожидала от тебя подобных речей! – Она подскочила к нему и крепко поцеловала. – Ты не деляга, ты великий и великодушный мужчина, и я ужасно люблю тебя! – Она повернулась к Шаннон. – И не смей спорить с ним! Не порть впечатление от его благородного поступка! Поскорее согласись и пожми ему руку, пока он не передумал.
Шаннон, ошеломленная ее напором, была вынуждена подчиниться, продолжая рассыпаться в благодарности.
– Хватит! – скомандовала Мегги. – Идите с Роганом пить чай. Мы с Мерфи догоним вас. И опять все безропотно повиновались.
Когда Роган и Шаннон вышли из зала, Мегги слегка толкнула Мерфи в бок.
– Не унывай, парень. Я же вижу. Про Нью-Йорк она сказала просто так.
Но ее слова не принесли ему утешения, только еще сильнее разбередили душевную боль.
– Она хочет уехать, и она уедет, – повторял он. – Что же мне делать?
– Хочешь, чтобы она осталась? Значит, борись!
У него непроизвольно сжались кулаки. Да, он мог бы, если бы враг был явным, во плоти. Но тот был бесплотен, как дух, как привидение. Нет смысла бороться с призраками. Однако он все равно будет. Должен бороться.
– Я еще не закончил битву, – сказал он решительно, и глаза у него блеснули, что вселило в Мегги пусть небольшую, но надежду. – Но ведь и она тоже умеет бороться, – уныло добавил он.
На обратном пути Мерфи не стал спрашивать Шаннон, куда она поедет, а просто повез к своему дому. Но, когда они вышли из машины, повел ее в сторону поля.
– У тебя там остались какие-то дела? – удивленно спросила она, глядя ему на ноги.
На нем были не сапоги, а выходные туфли, в которых он обычно ходил в церковь.
– Нет. Пройдемся немного, если не против.
Мерфи находился в подавленном состоянии, она это понимала, и совместный путь от Эннистимона ничего не изменил в его настроении. Ей было неприятно, что он сделался таким после поездки на Луп Хед, где оба не сумели найти общий язык, проявили упрямство, способность обижаться друг на друга и обижать. Ей было его жаль. И себя тоже.
В душе у каждого из них поселилась неуступчивость, свила гнездо настойчивость, бушевала страсть. Оба желали и страшились окончательного разговора, который поставил бы точку в их отношениях.
– Мерфи, – неуверенно начала Шаннон, – ты расстроен, я вижу. Не лучше ли для нас обоих перестать говорить на эту тему?
Мерфи покачал головой.
– Я слишком долго откладывал этот разговор.
Он скользил взглядом по зеленеющему полю, видел своих коней на пастбище, но мысли его были далеко.
Каменное кольцо. Они уже возле него. Вошли внутрь.
Он остановился, посмотрел на нее, отпустил ее руку.
– Это должно произойти здесь. Ты знаешь это, – сказал он. – Оно наше.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Внутри у нее все дрожало, но она не опускала глаз.
Он знал, о чем говорит, знал, чего хочет. Чтобы эти камни, которые он считал своими, это поле, трава, чтобы все они стали своими и для нее. Но он понимал: пока это не так.
– Я люблю тебя, Шаннон, – начал он сдавленным голосом. – Люблю, как только может любить мужчина. Говорю тебе это здесь, на священной земле, под лучами солнца, которые проникают между этих камней.
Сердце у нее сжалось – от любви и от боли. Выражение его глаз, переполненных болью и страданием, было красноречивее любых слов, и она понимала: ничто не остановит его.
– Прошу тебя: стань моей женой. Позволь разделить мою жизнь с твоей, ответь мне тем же. Прошу тебя об этом на священной земле, на виду у древних камней, под лучами солнца, – повторил он как заклинание.
Его чувства захлестнули ее, она испугалась, что утонет в них. Однако нашла в себе силы проговорить:
– Не проси об этом, Мерфи.
– Я уже попросил. Но ты не ответила.
– Я не могу, – выдавила она через силу. – Не могу сделать того, о чем ты просишь.
Глаза у него бешено сверкнули. Гнев и боль переполняли их.
– Ты вольна поступать как хочешь. Только отвечай честно.
– Я была честной с самого начала, Мерфи, когда говорила тебе «нет».
– Ложь, – прорычал он. – Ты все время говорила неправду и мне, и себе.
Ему казалось, что его ранило, что кровь сочится из десятка ран.
– Это ты грешишь против истины! – Она знала: его напору нужно противопоставить свой, его обвинениям – свою яростную защиту. – Я сразу сказала тебе, Мерфи, у нас нет будущего, не нужно ни на что надеяться, затевать серьезное. Да, я спала с тобой, – голос ее задрожал, несмотря на все усилия, – потому что хотела тебя. Но это не значит, будто можно что-то изменить.
– Ты говорила, что любишь меня.
– Да, люблю! – крикнула она в ярости. – Люблю, как не любила никого раньше! Но что из этого?
– Для меня это все.
– А для меня нет! Я не ты, Мерфи. Не Брианна! Не Мегги! – Она отвернулась, борясь с желанием бить кулаками по каменной стене, пока на пальцах не появится кровь. – То, что мне представлялось отнятым у меня, когда мать рассказала, кто я такая, я вернула сполна. И увезу с собой, В свою собственную жизнь.
Глаза ее, когда она вновь повернулась, казались почти черными.
Мерфи молчал. Чего он ждал? На что надеялся, глупец!
Она опять заговорила:
– Думаешь, я не понимала, чего ты хочешь? Впрочем, ты никогда и не скрывал. Я видела твое лицо, когда ты сидел на кухне, а я готовила завтрак. Оно все расставило на свои места. Тебе нужна женщина, чтобы вести хозяйство, удовлетворять в постели, рожать детей и быть довольной всем, что ее окружает. Твоим садом, этой долиной, печкой, в которой горит торф. Что, неправда?
Он не мог не признать, что она почти в точности выразила его желания и намерения.
– А тебе претят все эти вещи? – спросил он.
– Да нет. Просто они не для меня. У меня есть работа, от которой я чего-то жду. Есть страна, город, дом, куда я всегда могу вернуться.
– Здесь тоже твой дом.
– Нет, – не согласилась она. – У меня здесь семья. Меня окружают люди, которые стали для меня очень много значить. Но это еще не настоящий дом.
– Что же мешает ему стать настоящим?! – выкрикнул он. – Что, черт возьми? Ты воображаешь, что нужна мне, чтобы готовить еду и стирать грязные рубашки? Я и сам с этим прекрасно справлялся многие годы и смогу делать то же и впредь. Мне наплевать, если ты пальцем не шевельнешь ради хозяйства! Я не так уж беден и в состоянии нанять помощницу, если нужно. Ты все время говоришь о своей карьере. Что тебе здесь мешает писать картины от рассвета до заката? Я буду только рад.
– Ты не понимаешь меня.
– Да, не понимаю. Не возьму в толк: как это получается – если ты любишь меня, а я тебя, то зачем бежать и от любви, и от меня? Какие уступки тебе нужны? Ты только скажи.
– Какие уступки? – Она тоже закричала, потому что его потребность в ней больно ранила, тисками сжимала ее сердце. – Речь не об уступках. Не о приспособлении одного из нас к другому. И дело не в том, чтобы сменить дом, деревню или город. Между нами континенты, Мерфи. Целые миры. Причина не в каких-то там домашних заботах. Для меня то, что ты предлагаешь, означает попасть в другое измерение. На другую планету. Для тебя не изменится ничего, я же лишусь всего! Разве можешь ты настаивать на таком раскладе?
