Вечность после... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна (лучшие книги TXT) 📗
Первыми на моём затылке всегда появляются его губы, затем присоединяется язык, в конце - один-два-три нежных укуса, разгоняющих импульсы моего желания. Оно растекается шустрыми волнами от затылка к пояснице и ниже, распускается жаром внизу моего живота, сползает к бёдрам, наполняя их томительным ожиданием.
Я дышу чаще, разворачиваюсь, чтобы уткнуться носом в его грудь, вдохнуть запах, вынырнуть и потянуться к ключицам. Он любит, когда мои губы и язык касаются его в этом месте, и я делаю это нежно, медленно, наслаждаясь сама вкусом его кожи, близостью и уязвимостью сильного и крепкого, как скала, мужчины. Только для меня он такой – до предела открытый, искренний, позволяющий увидеть хрупкость своей души и всю силу своего чувства.
А ещё он любит, когда я тихо и протяжно пропеваю его имя:
- Дааамиииеееен…
В такие моменты он всегда улыбается, выдаёт своё удовольствие дыханием, приоткрывает глаза и отзывается своим нежным:
- Моя Ееевааа….
И я снова пою ему:
- Дамиен, Дамиен, Дамиен…
Это моя утренняя молитва, моё «Аллилуйя» новому дню, где я жива, здорова, счастлива.
Мне даже не нужно проверять, есть ли у него эрекция, я и так это знаю: она есть, всегда есть. И в зависимости от моего настроения, она может быть обласкана, а может и не быть – Дамиен всё равно в этой игре ведущий. Он режиссёр, продюсер и главный герой в нашем бесконечном сериале. А в героини он хочет только меня, что и докажет прямо сейчас.
Для начала долго и с чувством поцелует. Затем стащит свою майку с моего тела, пройдётся ладонями, пальцами, лаская, пробуждая. Изнежит губами, ублажит языком и насытится сам. Потом соизволит, наконец, заметить, что мои бёдра давно уже разведены и ждут его - это он любит больше всего, что неизменно отражается в самодовольном сощуренном взгляде.
В комнате уже светло, небо за окном тёмно-синее – день будет ясным, и солнце вот-вот появится над водами залива.
Дамиен всегда смотрит в мои глаза, совершая своё первое касание, а за ним и первый толчок. И в этом взгляде всё, что у нас есть, что было, и что ещё будет.
Этот мужчина любит меня, и этого не изменить.
Этот мужчина жаждет лишь моей близости и заботы, и так будет всегда.
Этот мужчина бережёт и защищает меня, ведёт нас по самому светлому пути, и помешать ему невозможно.
После бурного одновременного финиша Дамиен ложится на спину, запрокинув за голову руки, и всегда произносит одну и ту же фразу:
- Иди ко мне!
Это означает, что я должна залезть на него и улечься сверху, прижавшись щекой к его щеке, грудью к груди, животом к животу, своими бёдрами к его бёдрам. Иногда мы целуемся, иногда шепчемся о планах на день.
Взбираюсь и лежу, прилипнув к мужу, как когда-то давно в юности на сказочном пляже в Италии. Мне нравится осознавать под собой его разгорячённое тело, которое теперь так и тянет назвать родным, наблюдать за тем, как интимно соприкасается кожа наших животов, уплотняясь от встречи запыхавшегося дыхания. И всякий раз я вспоминаю Лигурийский пляж, звёздный песок и самый сладкий, волшебный, сшибающий с ног мою разумность голос: «Мы один живот!».
Ева и Дамиен и теперь любят друг друга, и эта любовь повсюду: в простынях, в воздухе, в улыбках детей, в словах и взглядах, обращённых на самое важное во Вселенной лицо, глаза, губы, просто силуэт любимого человека в однообразной массе всех прочих.
Внезапно мою ладонь находит и сжимает в своей его рука, а я перестаю дышать, наблюдая за ростом волны, поднимающейся из глубин моей растрёпанной и такой ранимой души, поскольку знаю, что последует дальше: мягкие, горячие, ещё влажные после жадных целований губы нежно касаются моего мизинца - «За то, что ушёл от тебя»; задерживаются ненадолго и вот уже плотнее прижимаются к безымянному - «За то, что не подошёл в кафе»; за ним следует средний - «За то, что отверг тебя в первый раз»; «За то, что отверг во второй»; и когда его рот плотно и максимально долго вжимается в мой большой палец - «За то, что не защитил, не уберёг», на моих глазах уже слёзы.
Дамиен не любитель много говорить, единственное исключение - пора моей душевной болезни, когда он выполнял миссию по моему возвращению в мир здоровых людей. Свои «Прости» он произнёс только раз, целуя каждый мой палец на левой руке, и сделал это задолго до того, как мы узнали о своём «неродстве» - в пору нашей странной, но максимально полной жизни в уединении в Доминикане. Это был особенный, непохожий на все другие день: мы гуляли больше обычного, обедали в лучшем во всей округе ресторане, а ужинали в море едой, приготовленной Дамиеном, и она оказалась в тысячу раз вкуснее ресторанной. На мне было простое белое платье, Дамиен тоже надел с самого утра всё белое, и в таком виде мы вышли в плавание на нашей небольшой яхте. И там, в оранжево-розовых лучах заходящего солнца, он и совершил этот жест – высказал просьбу о прощении, повергнув мою непутёвую сущность в пучину слёз. Дамиен обнимал меня, утешал, говорил, как сильно любит, и что отныне и навсегда мы вместе, он рядом, а я обижалась на то, что «напомнил», что влез в мою рану и ковыряется в ней. И только годы спустя до меня дошло, что же на самом деле произошло в тот день.
Дамиен
- Да? – отзывается, уже целуя мою ладонь.
Набираю воздуха и решаюсь, наконец, спросить:
- Тогда в море, что это было?
- Где? Когда? В каком ещё море?
- Ты знаешь!
- Нет, не знаю! Понятия не имею, о чём ты! – смеётся.
- В Доминикане, когда мы вышли на яхте в море: розовый вечер, ты впервые сделал это, то же, что и сейчас, и произнёс те слова… Что это было?
- Ты знаешь, – шепчет.
- Дамиен!
- Ну, ты ведь, действительно, знаешь! – старается придерживаться шутливого тона, но я уже чувствую трещинки сентиментальности в его голосе.
- Может, и знаю, но хочу услышать от тебя!
Чувствую, как он нервно сглатывает – борется с эмоциями:
- Это было наше с тобой обручение, Ева. Мы по-настоящему стали мужем и женой в тот день, и если Бог есть, он благословил нас именно тогда.
В нём больше нет игривости, весёлости, лёгкости. В каждом слове, произнесённом звуке – океан пережитой нами обоими боли.
В моих глазах потоп, и Дамиен, конечно, об этом знает, поэтому его губы уже на моих веках, однако от этой нежности слёзы становятся ещё обильнее и ещё упорнее.
- Я люблю тебя! – шепчет у самого уха, целуя. – Я так сильно люблю тебя!
- За что? – умудряюсь выдавить внезапно родившийся в моей голове вопрос.
- За то, что ты у меня есть!
Вечность спустя, но, судя по часам, минуты через две, Дамиен снова заносит руки над головой, с по-детски ждущей улыбкой демонстрируя мне свои мышцы – результат упорного труда.
Возраст стал проявлять себя, и мой муж вдруг кинулся «поддерживать форму», втиснув питание в собственноручно придуманные диетические рамки и начав посещать спортзал:
- Чтобы иметь то, что раньше было подарено природой, теперь приходится вкалывать! - пояснил себя, смеясь.
Ну и, конечно, я должна оценить его выставленные напоказ усилия: провожу пальцами по волнам эффектно напряжённых в этом положении мышц со словами:
- Ну, прямо Аполлон!
И Дамиен расплывается в улыбке до ушей, довольный, что я оценила его усилия. Однако следует признать, мне и не нужно подыгрывать: его тело действительно красиво, а сейчас, когда отчётливее прорисовался пресс и рельеф рук, особенно. Не знаю, под влиянием каких желаний и побуждений, но я целую его подмышку.
- А! Щекотно! - жалуется, смеясь, и вынимает из-под своей головы руки, опуская их на мою спину и ягодицы.
- Мне нравится, как ты пахнешь после секса… - заявляю ему.
- По́том? - кривится и улыбается одновременно.
- Мужчиной… - тяну.
- А во все остальное время женщиной, что ли?
- Нет, продуктами парфюмерной индустрии!
Дамиен заходится в игривом смешке, а я прислушиваюсь к расслабляющим ласкам его пальцев на моей пояснице, плавно перетекающим к ягодицам.
