Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата (книги онлайн полные TXT) 📗
Тоня понимающе кивнула и скрылась с глаз долой.
Ну что за люди пошли? Им, значит, надо, вынь да полож! И плевать, что у человека мигрень! И это он ещё не высшая ступень, что будет, когда весь город станет под его началом? Перед тем, как баллотироваться, надо в Ессентуки съездить, здоровье поправить. А то не ровен — час не выдержит моторчик политической гонки.
Еле слышно пошкрябав дверь, в кабинет снова заглянула Тоня:
— Роман Алексеевич…
— Ну что опять?
— Она говорит, что дело особой важности. На счёт вашей дочери.
Роман Алексеевич так и застыл с бутылкой "Боржоми" в руках. В груди неприятно кольнуло. Карина! Что ещё она натворила? Она же должна дома сейчас с Нонной сидеть, утром не смогла с постели подняться — похмелье, пришлось прогулять школу.
Господи, его шестнадцатилетний ребёнок страдает от похмелья. Какой позор на его голову! А тут ещё тётку эту принесло…
— Пусть заходит, — махнул рукой, предчувствуя нехорошее.
Через минуту в кабинет вошла женщина неопределенного возраста, в платье с аляпистыми маками. Рыжеватые с проседью волосы зачёсаны в неряшливую «дулю», под глазами мешки, а на скуле желтеющий фингал, который она неумело прикрыла будто случайно выпавшим засаленным локоном. На алкашку похожа, — резюмировал Роман Алексеевич, и брезгливо скривился. Но тут же одумался и взял себя в руки. Такие люди тоже его будущий электорат, а народ хочет доброго и отзывчивого главу.
— Здравствуйте, секретарь передала, что вы по поводу моей дочери пришли? — будущий мэр выдавил вымученную улыбку.
— Угу-у, — протянула тётка, с интересом озираясь по сторонам.
— Так что с Кариной?
— Какой Кариной? — захлопала глазами посетительница, явно не понимая о ком речь.
— Моей дочерью. Вы же пришли поговорить о ней? — теряя терпение, пока ещё вежливо уточнил он.
— Нет, — замотала головой. — Не знаю никакую Карину. Я по поводу Янки пришла.
Теперь пришла очередь Романа Алексеевича удивляться. Что за Янка? О ком она? Сумасшедший дом какой-то!
— Янка — это дочка моя старшая, — пояснила она, обнажая неприятные жёлтые пеньки. — Ну и твоя тоже, получается.
Она точно «того». Теперь сомнений никаких.
Роман Алексеевич с опаской покосился на её старую сумку с ободранными кожзамовскими ремешками. Надо скорее её отсюда выпроваживать, а то, не ровен час, вынет какую-нибудь гранату или дымовую шашку, а то и ножом пырнёт. Мало ли, что у этой чокнутой на уме!
— Простите, но я не понимаю о чём вы, поэтому попрошу вас покинуть мой кабинет, — твёрдо отчеканил он, хватаясь за телефонную трубку. Нужно набрать пост охраны, пусть выпроводят эту шизофреничку.
— Ну ты даёшь, совсем, что ли, не узнал? — хихикнула тётка, жеманно поправив причёску. — Это же я, Галя. Галя Иванникова.
Какая Галя? Может, и были в его жизни Гали, но точно не такие убогие. Он себе цену всегда знал и женщин выбирал видных, породистых. А эта, судя по лицу, какой год не просыхает.
— Да ты не тушуйся, я тебя тоже не сразу узнала. Вот, — она открыла сумку, и Набиева-старшего чуть удар не хватил. Но вместо гранаты она извлекла смятую газету. — Фото твоё тут увидела. Нашёлся, пропащий. Я уж думала, с концами сгинул. Ан нет, земля она круглая.
Он презрительно покосился на «Районный вестник».
— Ну да, фотография моя, с открытия после реставрации городского дома культуры. Но вы меня однозначно с кем-то путаете.
— Да не путаю я! — не спрашивая разрешения, Галя села в кресло напротив, аккуратно разгладив складки платья. — Вспоминай: семьдесят четвёртый год, лето. Этот вот, — ткнула пальцем с облупившимся лаком на фото, — дом культуры. Только он тогда старый был совсем, штукатурка на голову сыпалась. Кинотеатр на первом этаже ещё был…
— … «Заря», — тихо выдохнул Роман Алексеевич.
— Ну! «Заря»! Там у билетных касс мы с тобой и познакомились. Ты меня ещё с охапкой ромашек у входа потом ждал, неужто и правда не припоминаешь? Тогда и закрутилось у нас с тобой. В гостиницу на Пролетарской ещё частенько забегали, — она снова хихикнула, как будто флиртуя.
— Не забыл, потому что не было такого! — категорично отрезал он, собравшись. — Да, я тут раньше жил, поэтому и кинотеатр знаю, и вообще весь город как свои пять пальцев. Но в семьдесят четвёртом находился в Подмосковье со своей семьёй.
— Да-да. Только тогда про семью-то ты мне сразу не сказал, сначала в койку затащил.
— Ну знаете, попрошу! — побагровел Набиев-старший.
— Воспользовался наивной студенткой и смотался, концов не сыскать. А я между прочим — беременная оказалась. На, знакомься, дочь твоя, — она снова поковырялась в сумке, и бросила на стол потёртую фотокарточку. На ней, за пушистым букетом гладиолусов, торчала худенькая девочка в школьной форме с большими белыми бантами. — Фотография старая, нет у меня свежих, что нашла, то и принесла. Ей тут лет десять, а сейчас ни много ни мало — двадцать три! Умница и красавица! — не без гордости добавила она.
— Заберите это и уходите. А за клевету я могу и в суд подать! — разнервничался Роман Алексеевич, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. На выпуклом лоснящемся лбу проступили крупные капли пота.
— А это, — она вытащила ещё один снимок, — мы с тобой. У этого самого дома культуры.
Трясущимися руками Набиев взял снимок, и заметно побледнел. Положил фото обратно на стол, взял бутылочку «Боржоми», открутил крышку и сделал большой глоток. Струйка воды потекла по подбородку, капая на полосатый галстук.
— А дочка всё спрашивала, когда маленькая была: "где мой папка, где мой папка", а сказать-то и нечего, — подначивала Иванникова, доводя Романа Алексеевича до полуобморочного состояния.
— Уходите, — хрипло произнёс он и прокашлялся.
— То есть? — возмутилась Галина. — Тогда удрал, и сейчас напопятную?
— У меня много работы, идите! — прокричал он, указав дрожащей рукой на дверь.
— Хорошо, я уйду, но завтра расскажу всем, кто у нас в мэры метит. Подлец и трус! Гулял от жены и, имея маленького сына, заделал ещё дочь на стороне. А как жена твоя отреагирует на это всё? Вот скоро и узнаем, — Иванникова гордо задрала подбородок, собираясь уходить.
— Стойте! — Набиев-старший тяжело поднялся. — Допустим, так всё и было. Допустим, — допустим! — нажимая, повторил он, — эта девочка действительно моя дочь. И что дальше? Какую цель вы преследовали, принося сюда эти снимки и вороша прошлое?
— Я просто хотела, чтобы ты знал! Надеялась, что проснётся совесть!
— Ой, да бросьте вы, — скривился в саркастической ухмылке Роман Алексеевич. — Вы пришли за деньгами, я с самого начала понял, к чему вы клоните! Вы — аферистка, и я это непременно докажу.
На долю секунды Иванникова стушевалась, глаза забегали, но Набиев этого не заметил, лихорадочно размышляя о своём.
Надо что-то придумать, как-то заткнуть ей рот, пока не случилось непоправимого. Отпираться бессмысленно, нужно действовать быстро и на опережение.
— Давайте так, — понизил голос, — я даю вам пять миллионов*, вы оставляете мне фотографию, и больше никогда, слышите, никогда не появляетесь у меня на пороге!
Пять миллионов! Это же куча деньжищ! Щёки Галины вспыхнули, глаза блеснули алчным огоньком.
— А чего всего пять? Десять! Нет — двадцать миллионов! — смело выдала она, входя в кураж.
— Сколько?! Да ты рехнулась! — заорал Набиев. Лицо пошло красными пятнами, внушительные щёки мелко подрагивали, отзываясь на внутренний тремор. — Вон! Пошла вон отсюда! Проходимка! Аферистка! Да я тебе…
Галина ни на шутку испугалась разъярённого мужчину, схватила фотографию со стола и шустро поспешила к выходу, захлопнув дверь ровно за секунду до того, как в ту влетела полупустая бутылка минеральной воды.
Бледная Тоня попыталась узнать, что произошло в кабинете её шефа, но тут же была послана куда подальше.
Романа Алексеевича трясло. Он ходил по кабинету из угла в угол, размышляя о том, как непредсказуема жизнь: ещё вчера он строил радужные планы, а уже завтра все его мечты рухнут словно песочный замок.
