Обнимая Эмму (ЛП) - Лансфорд Ли Энн (книга жизни .txt) 📗
– Поэтому случившееся - моя вина. Я знал, на что они способны, и уехал с ними.
Джеймс наклоняется ко мне, заслоняя мое тело своим. – Нет. Не говори так. Не верь в это. Мы так не считаем. – То, что они не обвиняют меня, просто непостижимо. Бретт падает передо мной на колени.
– Это наша обязанность. Тебе следовало прийти к нам несколько лет назад, когда все только началось. Я не обвиняю тебя, но нет ничего, чего бы мы не слышали.
– Моя собственная семья отреклась от меня, - напоминает мне Джеймс. – Ты был ребенком, попытка скрыть правду о твоем усыновлении не помогла. Прости. Прости нас. Поэтому Эмма сбежала?
– Да. Она умоляла меня рассказать вам. Она не знала об угрозах.
– Уехав, она поступила неправильно, – злится Бретт.
– Нет. Она правильно делает, что защищает себя от меня.
– Это не так. Ты любишь ее. Ты любишь нас. Нельзя винить себя за это. – Мы потратили часы, вороша прошлое, оправдывая друг друга. Это исцеляет. Очищает. Я потерял столько лет, позволяя словам определять свои поступки. Словам, которые не обязательно причинили бы вред… это я дал им на то разрешение.
– Нам следует рассказать тебе правду о твоем усыновлении. – Мой живот снова сводит. Не представляю, сколько еще я смогу выдержать.
– Ладно, - заявляю я.
– Мы были в Гондурасе несколько раз, прежде чем увидели тебя. Мне нравились культура, выращиваемые там зерновые, история земли и борьба народа; они демонстрировали упорство и достоинство. Мы проводили недели, изучая их и отдыхая. Как-то мы прогуливались и заметили группу детей, выстроенных в ряд за забором. За ним было заброшенное здание, пейзаж заслоняли разросшиеся повсюду сорняки. Маленькая девочка упала и начала плакать, а маленький мальчик, не обращая внимания на крики в его сторону, вышел из строя и помог ей подняться, вытирая ее лицо своей грязной футболкой и поддерживая ее, пока она ковыляла к своему месту. Тот же самый мальчик был отправлен обратно в помещение и упустил возможность быть увиденным потенциальными усыновителями. Тем маленьким мальчиком был ты. Бретт и я посмотрели друг на друга, и нам не нужно было ничего говорить, мы сразу все поняли. Мы никогда не обсуждали, что делать, когда вошли в дом, используемый в качестве детского приюта. – Джеймс всматривается в мое лицо и после моего кивка продолжает. – Нам было сказано, так как мы – однополая пара, то не могли усыновить ребенка, конституция запрещала подобное. Я был в бешенстве, мы захотели тебя с первого взгляда.
– Это еще слабо сказано, - добавляет Бретт. – Мы почувствовали связь. И усыновить тебя – стало нашей целью. Мы купили тебе чистую одежду, задавали вопросы о твоем состоянии. В последний день, когда мы пришли туда, нас в сопровождении милиции ждал мужчина. Он провел нас в кабинет и объяснил, как можно решить данный вопрос. В приюте размещались дети, у которых никого не осталось. Дети бедных рабочих-иммигрантов, жителей, привлеченных к борьбе с повстанцами в Сальвадоре. Он назвал цену и сказал нам, что, если мы заплатим, ты будешь нашим. – Он глубоко вздыхает и сконфуженно опускает голову. – Я не горжусь этим, но мы не видели другого способа. Ты был наш. Наш сын. В тот вечер мы должны были уехать домой, но ненадолго, а только чтобы хватило времени перечислить средства, полететь обратно и начать процесс по возвращению тебя домой. Нам следовало рассказать тебе обо всем, когда ты был моложе, и мы почувствовали, что ты отдаляешься.
– Так, значит, вы ничего не знаете обо мне?
Бретт качает головой. – К сожалению, нет. Мне известно, что твоя мама была убита повстанцами. Как нам намекнули, это случилось из-за преступлений твоего отца, она была сопутствующим ущербом, но на этом все. Все остальное, что мы рассказывали тебе – правда. Ты не говорил, совсем чуть-чуть на своем родном языке, но ты был молчаливым ребенком. У тебя не было имени. И когда ты увидел Эмму во второй раз, больше никогда не умолкал. Ты выучил английский язык; ты читал ей, следовал за ней по пятам, позволял ей бегать за тобой. Ты вытирал ее слезы, защищал ее.
– И я влюбился в нее.
– И она тоже влюбилась в тебя. Сынок, все наладится.
– А если нет?
Джеймс встает. – Я все исправлю. Это зашло слишком далеко, мы все виноваты, ни один из нас не безупречен.
– Не надо. Она уехала, не сказав ни единого слова. Это говорит о многом, и я буду уважать ее решение. Они знали? – На этот раз они оба избегают на меня смотреть. У меня есть свой ответ. – Вот почему Люк не хотел, чтобы я встречался с Эммой. Когда все началось, это сводило его с ума.
– Ты ошибаешься. У Люка свои собственные сражения из-за расставания с Эммой. Сражения, которые тебе не понять, пока сам в них не ввяжешься. Они с первого дня любили тебя так же сильно, как и мы. Не сомневайся в этом. – Я встаю, чтобы пойти домой.
– Мне нужно немного времени. – Они кивают. Я чувствую себя грязным. Понимаю, что они делали все от чистого сердца, но я по-прежнему был выменян, как товар. Я чувствую их любовь, но задаюсь вопросом, какие грехи совершил мой отец? Во мне течет кровь моих биологических родителей, может, я такой же, как они. Мерзкий, жестокий, безнравственный. Кто знает? Имеет ли это значение? Я безумно устал, и легче просто не бороться со своей сущностью.
Глава 37
Эмма
Я упаковываю письмо о моем зачислении и кладу его под рождественскую елку в стиле Чарли Брауна (Прим: «Рождество Чарли Брауна» - американский короткометражный рисованный мультфильм, где главный герой Чарли Браун пытается найти истинное значение Рождества вопреки его повсеместной коммерциализации, в мультфильме он выбирает маленькую и неказистую елку, украшает ее верхушку красным шаром).
Мои родители приезжают через час, и я торопливо собираюсь. Они остановились в отеле, так как квартира маленькая, это та квартира, где жила мама, пока убегала от своего прошлого. Поразительно, насколько близко яблоко упало от яблони. Я вздыхаю, мечтая о свежем холодном воздухе Джорджии с солнцем, проглядывающем сквозь облака, вместо порывистого ветра с мокрым снегом и гололедицей на земле.
Они не стучат, а просто заходят, и я не могу жаловаться, так как это их квартира. Я лечу в папины объятия, мама пробегается руками по моей голове, ласково приговаривая слова любви. Он отстраняет меня, пробегаясь по мне взглядом, чтобы убедиться в целостности и невредимости.
– Я в порядке.
– Я скучала по тебе. – Мама крадет меня из его объятий и долго не отпускает.
– Что нам необходимо сделать? – Папа ненавидит этот город и хочет свести вылазки сюда к минимуму, успев сделать все за раз и вновь превратиться в затворника. Мама закатывает глаза, а я протягиваю ему список. – Иисус, Эмма. Здесь же пять мест.
– Ты можешь остаться здесь, – предлагаю ему.
