Зови меня Златовлаской (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна (чтение книг .TXT) 📗

— Может, он отшил ее, потому что она ему не нравилась?

— Может, — пожала плечами Юля. — Но вообще Стас очень щепетилен в таких вопросах, говорит, что "никакая баба не стоит мужской дружбы".

Я поежилась. Тема Стаса, мужской дружбы и любовных отношений слишком уж напоминала мне о неразберихе, происходящей в моей личной жизни.

Когда заиграла музыка, мы с Юлей повернулись к музыкантам. Они исполняли свои старые песни, порой по несколько раз отрабатывая некоторые куплеты и придавая некоторым из них новое звучание. Затем парни сделали перерыв, чтобы обсудить моменты выступления. Я смотрела со стороны, как Влад погружен в рабочий процесс: очевидно, он не думал обо мне сейчас. А думал ли в предыдущие три недели? Я пыталась поймать его взгляд, чтобы прочитать ответ в глазах, но он смотрел куда угодно, только не на меня.

Я начала жалеть, что пришла сюда. Несомненно, он не хотел меня видеть. Видимо, он считал ошибкой то, что произошло между нами на крыше. Однако уйти сейчас было бы невежливо по отношению к остальным музыкантам, и я решила досидеть до конца. Все остальные ребята общались со мной как ни в чем не бывало, а вот Влад держался в стороне. За весь вечер он ни разу не заговорил со мной.

Под конец репетиции заиграла музыка, которую я раньше не слышала.

— Это их новое творение, — пояснила Юля.

Мелодия была красивая и немного грустная. А затем я услышала хрипловатый чарующий голос Влада:

Когда пшеница твоих волос лежит на моей груди,

Я хочу кричать, что люблю тебя, и плевать, что там впереди.

Но потом, спустя миг, вспоминаю,

Что ты об этом не знаешь.

Мои чувства меня убивают.

И сдержать их сложней, чем цунами.

Подойди ко мне ближе, родная.

Я в твоих глазах правду читаю.

Я читаю в них чистую истину,

И становится ясным мне смысл весь.

Сердце в груди отчего-то застучало сильнее и громче.

Когда репетиция закончилась, все засобирались по домам. Я тоже поднялась. Влад с Платоном тихо переговаривались, рассматривая листы с нотами. Юля уже была на улице, за ней на выход двинулись Илья с Артемом. Я пошла следом за ними. Внезапно за спиной я услышала:

— Саш, задержись ненадолго, пожалуйста, — голос Влада звучал сухо и как-то по-деловому.

Я повернулась и, подняв брови, спросила:

— Зачем?

Влад ничего не ответил. Он пожал руку Платону, который, махнув мне на прощанье, направился к выходу. Влад, пройдя мимо меня, закрыл за ним дверь на засов. Мы остались наедине.

— Как тебе песня? — спросил Влад, опираясь на стену.

— Нормально, — коротко ответила я.

— Как у тебя дела? Мы давно не общались.

— Нормально.

— И все?

— Если тебе так интересно, как у меня дела, почему не звонил? — едко спросила я.

— Я не знал, как тебе сказать.

— Сказать что?

Влад прикрыл глаза и тихо произнес:

— Все то, что я сказал в этой песне.

— Это ты ее написал?

— Да.

Не зная, что ответить, я присела на диван и сложила руки на груди.

— Это было такое паршивое время, ты бы знала, — продолжал Влад.

— Почему?

— Каждое утро я просыпаюсь разбитый вдребезги, потому что мне не хватает тебя. Я хочу вдыхать твой запах. Видеть небесные глаза. Трогать золотые волосы.

Влад оторвался от стены и сел на пол прямо передо мной. Он уронил голову мне на колени, обхватил мои ноги руками и замер. Этот трогательный и полный отчаяния жест окончательно разрушил мою броню. Я больше не могла изображать равнодушие.

Я погрузила пальцы в его непослушные мягкие волосы. Близость Влада бередила душу, и все чувства, которые я тщательно прятала, вырвались наружу. Боль и страстное желание быть с ним поглощали меня. В горле встал ком, слезы подступали, и я не могла совладать с собой.

— Но ты сам тогда в Питере оттолкнул меня, — дрогнувшим голосом проговорила я. — Ты сказал, что это помутнение и ничего не значит.

Когда Влад поднял лицо, в его глазах читалась горечь.

— И ты поверила?

Мы смотрели друг другу в душу, больше не притворяясь. Слезы потекли по щекам, и я спросила:

— Ты тогда так и не ответил… Ты любишь ее?

Не отрывая от меня взгляда, Влад медленно покачал головой из стороны в сторону.

Я всхлипнула и уже потянулась к нему, как вдруг раздался глухой стук в дверь. Мы вздрогнули. Стук повторился. Влад поднялся, подошел к двери и отодвинул засов.

Это была Кира Милославская. Едва он открыл дверь, как она бросилась к нему на шею и, крепко сжав его в объятьях, затараторила:

— Влад, прости, прости меня. Мы погорячились. Нам не стоило. Прости меня. Ты мне безумно дорог, я не могу, не хочу, не мыслю свою жизнь без тебя. Слышишь? Влад, миленький.

Я сидела на диване, с ужасом понимая, что Кира не заметила моего присутствия. Влад застыл, словно статуя, и ничего не говорил. Кира обхватила руками его лицо и попыталась заглянуть в глаза, ожидая хоть какой-то реакции.

Я неуклюже заерзала на диване, и она повернулась ко мне. Как оказалось, до этого момента значение слова "стыд" было мне неведомо. Наши взгляды встретились. Не выдержав напряжения, я упустила глаза.

Кира не проронила ни слова, она тяжело рухнула на табуретку, стоящую за ней, и уронила лицо в ладони. Через пару мгновений ее тело содрогнулось от беззвучных рыданий.

Мысль о том, что после расставания с отцом мама плакала в похожей позе и ее плечи так же вздрагивали, резанула меня до глубины души. Сложно описать, какой дрянью я себя ощущала в тот момент. Все мое существо пронзило острое отвращение. Мне стало противно от самой себя. Как могла я осуждать женщину, разрушившую нашу семью, когда сама была не многим лучше? Я мечтала о парне, который встречался с другой. И сейчас эта другая, ни в чем не повинная девушка, страдала из-за меня.

Раньше я не задумывалось о том, как часто мы делаем больно другим людям в угоду своим желаниям. Что значат страдания другого, когда тебе так хорошо? Думала ли я о том, как могла ранить Киру, когда целовала Влада на крыше? Предполагала ли, какую боль ощутила бы она, узнав его ответ на мой вопрос о чувствах к ней?

А ведь мне доставляло радость думать, что Владу нужна я, а не она. Я была готова с легкостью вычеркнуть Киру из нашего сценария ради того, чтобы мы с ним могли быть вместе. И мне было бы плевать на нее.

Что значит чужое несчастье? Оно, как муха, от которой можно отмахнуться. Пусть несчастный разгребает свое несчастье сам. А я что? Моя хата с краю, ничего не знаю.

Наверное, примерно так рассуждает женщина, которая ложится в постель с женатым мужчиной. Наверное, так рассуждала та подлая тварь, которая легла в постель с моим отцом.

Влад стоял рядом с плачущей Кирой, не предпринимая попыток ее успокоить или хоть как-то разрешить эту отвратительную ситуацию. Его глаза ничего не выражали. Пустота.

Я не могла выносить этого мучительного зрелища больше ни секунды. Я поднялась на ноги и пулей вылетела из гаража.

Я бежала без цели и направления до тех пор, пока не закончились силы и ноги отказались нести меня дальше. Я села на траву и дала волю слезам. Мне казалось, что небо рухнуло, и каждый падающий обломок вдавливает меня все глубже в землю. Я не могла выдержать этого, не могла разогнуться под этой невыносимо тяжелой грудой.

Не знаю, сколько я проплакала, не помню, как дошла до дома и забралась в кровать. Помню только боль, стыд и острое желание не просыпаться утром.

Когда папа ушел, мне казалось невыносимым разлепить глаза и встать с кровати. Было настолько паршиво, что не хотелось даже дышать, не то чтобы начинать день, идти в школу, разговаривать с людьми и притворяться.

Утро после сцены с Кирой и Владом в гараже напомнило мне эти притупленные временем чувства. Я до последнего валялась в кровати, игнорируя позывы мочевого пузыря и чувство голода. Наконец, когда терпеть стало совсем невмоготу, я умылась и вышла на кухню.

Мама пересаживала цветы. Цветоводство успокаивало ее, она выглядела довольно бодро. Пожелав мне доброго утра, она обеспокоенно разглядывала меня. Видимо, мое внешнее состояние было немногим лучше внутреннего.