Ботаники не сдаются (СИ) - Логвин Янина (полные книги txt) 📗
Трусиха. Увидела мельком в коридоре и сбежала. Думала, я не заметил. Не выдержал, как только началась пара, написал, зная, что она где-то неподалеку в корпусе:
«Привет, Очкастик»
Ответ упал почти сразу. Значит, тоже думала обо мне.
«Привет… Клюв!»
Что? Шутница! Хорошо, что парни не поняли, почему я рассмеялся. Ладно, попробуем иначе.
«Привет, Умка»
Ну вот, задумалась. Так и вижу, как она оглянулась, вернулась к сообщению и поправила очки. Тонкие пальцы скользнули по клавиатуре.
«Привет, Звездочет»
«Хочу повторить. На чем мы закончили? Я бы кое-чем разнообразил повтор — мы упустили важные детали»
Не ответила. Я догадываюсь почему и улыбка не сходит с лица. Представил, как она, краснея, быстро прячет телефон в карман от чужих глаз. Сидит с минуту натянутой тетивой… и снова достает сотовый и тайком включает экран, чтобы еще раз увидеть и прочесть мои слова…
— Ну, спор — это обмен мнениями, — где-то далеко отвечает Крымова.
— Не совсем, — поправляет ее Мерзлякин. — Скорее состязание мнений. Но продолжайте, пожалуйста.
— Вы с Уфимцевой спорили на тему, э-э, разногласий в происхождении человека и… веры?
— Близко. Ваша оценка? Каким вы увидели наш разговор? На что это было похоже?
— На обычный спор.
— Обычных споров, милочка, к вашему сведению существует четыре вида. На диалог или, возможно, на ссору? Спором может выступить даже драка.
— Скорее на первое.
— Верно! Попробуйте дать точное определение этому виду спора.
Мерзлякин совершенно точно что-то хочет от девушки, но вот что, она понять не может и хмуро косится на Очкастика.
Вот это Крымова зря. Помощи отсюда ей ждать не стоит. Я поймал взгляд своей заучки — распахнутый, голубой и растерянный, и не намерен отпускать. Теперь она моя, пусть все подождут. Вряд ли Катя сейчас слышит, что происходит вокруг. У меня у самого учащается пульс и шумит в ушах. Сейчас мы оба переживаем случившееся с нами вчера еще раз…
Где-то далеко Мерзлякин рассуждает о дискуссии, как о самом конструктивном из видов спора, наиболее безболезненно уменьшающем момент субъективности. О корректных и некорректных приемах спорщиков. О социальных и личностных факторах, ведущих одну из сторон к победе. О полемике, эклектике, софистике[35]… О науке спора и еще черт знает о чем!
В этот момент все это находится за пределами наших взглядов и нас.
— Слушай, Птиц, — удивленно отзывается Лаврик, глядя то на меня, то на кафедру, где замерла Катя. Он толкает Никиту Березу и оба друга поворачиваются ко мне. — Мне кажется, или ты сейчас намеренно смущаешь ботаншу?
Намеренно? Пожалуй, да.
— Тебе не кажется. Я ее действительно смущаю.
— Ну и дела, — присвистывает Дух. — Она что? Настолько тебя достала?
— А что у них? Между ними что-то есть? — я слышу любопытный голос Крымовой и неуверенный смешок ее подруги, но мне нет дела до нее. Между нами все однажды случилось и успело забыться давным-давно.
— Ты с ума сошла, Снежанка. Что у них может быть? Она же Заучка! — Лавр тихо ржет. — Они просто танец совместный готовят, их София с деканом заставили. Видела бы ты с какой мы девчонкой недавно встретили Воробышка в «Трех китах» — куда до нее Уфимцевой. Прикинь, мы с Саней Птицу — познакомь. А он — валите лесом, у меня тут личное.
— Личное у него, ясно, Крымова? — добавляет Никита. — Так что не облизывайся, подруга. Я сам не видел, но Гай сказал, что там девочка — конфетка! А Уфимцева заслужила. Лезет, мелочь, на глаза! Такую послушаешь и через пять минут хочется застрелиться из-за своей ущербности.
— Да очень мне надо…
— Заткнись уже, Береза! — не выдерживаю. — А то я тебя сейчас сам заткну! Лаврик, хватит!
Я отвлекаюсь всего на секунду, и Мерзлякину удается вырвать у меня Очкастика.
— Катя, ответь, пожалуйста, аудитории, — просит преподаватель. — Кажется, сегодня на это способна только ты. — Сложив руки за спиной, он важно вышагивает по кафедре. — Так каким же из четырех известных видов спора воспользуется умелый спорщик, чтобы победить? Если допустить, что он искусный оратор и виртуозно владеет полемическим диалогом? Будет ли он вести дискуссию, уйдет в полемику, или прибегнет к эклектике?
Но Очкастик растерянно моргает, словно не может понять, где находится.
— Катя?!
— Й-я, да. Что? Ой. Т-точнее… А? Что вы сказали, Павел Павлович? — И все-таки смысл сказанного оседает в ее сознании, потому что, обернувшись к философу, она тихо отвечает: — Это бесполезно. Владеющий четырьмя навыками, будет использовать их все, чтобы доказать правду. Если понадобится, применит силу.
Кажется, я переусердствовал. Щеки у Умки просто пунцовые.
— Павел Павлович, — просит девчонка, — можно я сяду. Пожалуйста.
— 41 —
— Катя? Подожди!
Лекция наконец закончилась, и мы выходим из аудитории. Я подхожу к Очкастику — она уже встала из-за стола и сложила рюкзак, но услышав мой голос, резко оборачивается и роняет его на пол, едва ли не вскрикнув.
— Д-да?
Я поднимаю рюкзак, но не спешу его возвращать. Я соскучился по ней и с удовольствием улыбаюсь.
— Привет, Катя.
— П-привет.
Она оглядывается, смотрит мне за спину и сжимается. Я вижу испуг в ее глазах, когда мимо проходят девчонки, и понимаю, что она не готова к публичности. Ничего, я подожду, но попробовать стоит.
— Я хотел сказать, что ты отлично держалась с Мерзлякиным. Я впечатлен! Мне кажется, ты заслужила поощрение. Ты обедала? Может, сходим в буфет?
За плечом Очкастика возникает ботан Морозов. Увидев меня, парень закидывает сумку на плечо и останавливается, прислушиваясь к разговору. Тот еще тип. Я смотрю на него и понимаю: странно, почему он меня раньше так не раздражал?
Он поправляет у виска очки и хмуро пялится, словно видит впервые.
— Э-э, Катя, я тебя подожду? — спрашивает у девушки. — Все хорошо?
Хорошо?! Да наверняка все фигово, раз уж я заговорил с Уфимцевой. Придурок.
— Будет хорошо, если ты свалишь, — не могу сдержаться, заметив, как легко пальцы Морозова касается локтя Очкастика.
Мы никогда не разговаривали, и он удивленно вскидывает брови.
