Вилла «Аркадия» - Мойес Джоджо (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Я же принесла фотографии.
– Но там не вы. Там дом.
– Возможно, это одно и то же.
– Сдаюсь. – Дейзи исчезла в кухне, затем вернулась и примирительно пожала плечами. – Я понимаю, когда проигрываю. Раз так, давайте обсудим образцы тканей.
Пожилая женщина откинулась на спинку дивана и смерила ее долгим, немигающим взглядом. Дейзи подумала, что в этот вечер что-то в ней переменилось. Она всем своим видом как будто говорила: «Ладно, раз мы зашли так далеко…»
Дейзи молча ждала, а миссис Бернард снова занялась папками и через какое-то время открыла одну, держа ее на коленях.
– Хорошо, – кивнула она. – Если это тебя так волнует, я расскажу, как получила дом, но только ты должна обещать, что не станешь болтать об этом всем и каждому. Для начала выпью. И хватит тебе заниматься ерундой, называя меня миссис Бернард. Если уж я собираюсь выложить тебе все мои «государственные тайны», можешь обращаться ко мне по имени. Лотти.
14
Дорогой Джо!
Спасибо за письмо и фотографию, где ты со своей новой машиной. Выглядит она, конечно, шикарно, очень приятный оттенок красного. Сразу видно, что ты ею гордишься. Я поставила фото на маленький столик, рядом с фотографией матери. Их у меня немного, так что спасибо за подарок.
О своей жизни здесь сообщить мне почти нечего. Я теперь не занимаюсь домашней работой, а читаю книжку, одолженную Аделиной. Больше всего мне нравятся книги по истории искусств. Она говорит, что сделает из меня библиофила. А еще она заставляет меня заниматься живописью, чтобы я удивила Френсис, когда та приедет. У меня не очень хорошо получается: акварели почему-то расплываются, а когда я пишу углем, то его остается больше на пальцах, чем на листе бумаги. Но мне нравится. В школе мы не так рисовали. Аделина все время твердит, чтобы я научилась «выражать себя». Когда приезжает Джулиан, он говорит, что я «делаю успехи» и что в один прекрасный день он поместит мою работу в рамку и продаст для меня. По-моему, он так шутит.
Впрочем, шутки здесь звучат не так часто. В деревне тебя считают ветреной, если ты осмелишься приколоть к платью брошь в будний день. Есть, правда, одна женщина – она держит хлебную лавку (хлеб здесь пекут палками, длинными, что твоя нога!) – очень приятная, любящая с нами поболтать. Зато мадам Миго, своего рода доктор, всегда с нами очень сурова. Впрочем, она со всеми держится сурово. Но со мной и Аделиной особенно.
Не помню, рассказывала ли я, где находится наша деревня. На середине склона горы Фарон, но на горы со снежными вершинами, как в книжках, она совершенно не похожа. На этой горе очень жарко и сухо. Здесь расположен военный форт, а когда Джордж в первый раз отвез нас с Аделиной по узкой тропе на вершину, меня чуть не стошнило от страха. Стоя на вершине, я должна была держаться за дерево. Ты знал, что здесь растут сосны? Не такие, как дома, но все равно мне было приятно на них смотреть. Аделина передает привет. Она сейчас собирает травы в саду. Здесь они очень пахучие от жары, не то что в старом саду миссис Х.
Надеюсь, ты здоров, Джо. И спасибо, что пишешь мне письма. Иногда мне, по правде говоря, бывает одиноко, и тогда твои весточки служат утешением.
Твоя…
Лотти лежала на боку на прохладных плитах, подперев бедра одной подушкой, а вторую сунув под голову, в ожидании того момента, когда кости заноют от несгибаемой твердости пола. Суставы теперь долго не выдерживали: даже на мягкой перине начинали болеть через несколько минут неподвижного лежания, требуя, чтобы она сменила позу. Она отдыхала, чувствуя, как в левом бедре появляются первые признаки онемелости, и закрыла глаза в раздражении. Ей не хотелось шевелиться: пол был самым прохладным местом – фактически единственным прохладным местом в доме испепеляющей жары, колючих обивок и огромных жужжащих тварей, которые врезались в мебель и злобно бились об оконные стекла.
Она видела, как Аделина в огромной соломенной шляпе медленно бродит по желтеющему заросшему саду, срывает травки и нюхает их, прежде чем положить в маленькую корзинку. Когда она повернула к дому, ребенок сильно толкнулся, и Лотти, сердито буркнув, запахнула полы шелкового кимоно, чтобы не смотреть на свой разбухший живот.
– Хочешь попить, Лотти, дорогая? – Аделина переступила через нее, направившись к раковине. Она давно привыкла, что Лотти лежит на полу.
Она также привыкла к ее мрачному расположению духа.
– Нет, спасибо.
– Вот досада, у нас нет гранатового сиропа. Надеюсь, та злосчастная женщина из деревни скоро придет, а то припасы почти закончились. И постельное белье пора постирать – на этой неделе возвращается Джулиан.
Лотти рывком села, подавив желание извиниться. Сколько бы Аделина ни ругала за это, она все равно чувствовала вину за то, что в последние недели беременности стала толстой, неповоротливой и бесполезной. Первые несколько месяцев после приезда Лотти удавалось выполнять всю работу по дому и готовить («У нас была прислуга из деревни, но она оказалась совершенно негодной»), постепенно наводя порядок в обветшалом французском домишке. Она превратилась в некий гибрид миссис Холден и Вирджинии, взяв на себя роль экономки в качестве платы за гостеприимство Аделины. Аделина, конечно, никакой платы не требовала, но Лотти так было спокойнее. Если ты платишь за свое содержание, людям труднее попросить тебя уехать.
Аделина тем временем посчитала своим долгом убедить Лотти (вопреки, как казалось Лотти, очевидным фактам), что ее отъезд из Мерхема был только на пользу. Аделина превратилась в своего рода наставника, поощряя ее быть «храброй» в попытках заняться живописью. Поначалу стесняясь и не желая браться за это, Лотти в скором времени с удивлением обнаружила, что для того, кто вроде бы нигде больше не существовал, она создает на бумаге вполне понятные образы. Похвалы Аделины вселили в нее редкое чувство уверенности, что она чего-то может добиться (единственным, кто когда-то ее за что-то хвалил, был доктор Холден), чувство, что в ее жизни может быть цель. Постепенно, не сразу, она была вынуждена признать зарождающийся интерес к этим новым мирам. Они хотя бы предлагали возможность убежать от ее нынешнего мира. Но теперь она расплылась. Стала никчемной. Если она слишком долго оставалась в вертикальном положении, у нее начиналось головокружение и отекали лодыжки. Если она слишком много двигалась, у нее выступала испарина, а те части тела, которые теперь терлись друг о друга, краснели и болели. Ребенок беспокойно шевелился, вытворяя в ее животе неизвестно что, толкаясь во все стороны, не давая спать ночью и лишая сил днем. Поэтому она сидела или лежала на полу, погруженная в невеселые мысли, и ждала, когда прекратится жара или успокоится ребенок.
Аделина, к счастью, ничего не говорила о ее депрессии и дурном настроении. Миссис Холден на месте Аделины обязательно бы рассердилась, заявив, что Лотти заражает всех своей тоской зеленой. Но Аделина не обращала внимания, если Лотти не желала разговаривать или реагировать. Она просто продолжала напевать, обходя Лотти, интересуясь без всякого раздражения, не хочет ли та пить, не подать ли ей еще одну подушку, или просила написать очередное письмо Френсис. Аделина отправляла Френсис много писем.
Но, видимо, ответов не получала.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как Лотти уехала из Англии, и семь – как покинула Мерхем. Но, если судить по расстоянию, могли пройти и все десять лет.
Еще не оправившись от шока, Лотти по наивности поехала к матери, которая, с гладко залакированной головой и ярко накрашенным ртом, велела дочери и не мечтать о возвращении домой. Ей даже не верится, говорила она, размахивая сигаретой, что Лотти не извлекла урока из ее собственного примера. Лотти профукала все шансы, что дал ей Господь, а их было немало, не то что у матери, и уехала от Холденов, оставив о себе самое плохое мнение.
