Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Я подумал попытать счастья и уговорить вас…
Возможность увидеть самого губернатора! Я сразу пожалела о своем грубом обращении с Эдвардом.
— Мне тоже будет очень приятно снова с вами увидеться, — ответила я, — чтобы лично поблагодарить вас за чудесные подарки.
Китайцев не допускали на скачки, и Волшебная Горлянка сказала, что нам стоит позаботиться о том, чтобы ни у кого не возникло сомнения в моем полном праве там находиться. Она вытащила из сундука лиловое платье, которое моя мать надевала на ипподром. Оно все еще казалось новым и модным. Я вспомнила, как она выглядела, когда в последний раз его надевала. Старая боль в сердце не утихла и готова была перерасти в ярость. Я сказала Волшебной Горлянке, что погода для этого платья слишком холодная, и нашла другой наряд, в котором посещала европейский ресторан: это был дорожный костюм из небесно-голубого вельвета. К нему прилагался короткий плащ, а у узкой юбки сзади имелись провокационные складки. Я примерила шляпку с несколькими скромными перьями. Но когда я представила, что буду сидеть среди иностранцев, жаждущих внимания губернатора, я быстро променяла скромность на шикарный плюмаж, который придаст мне уверенности. Я свободно уложила волосы и закрепила на них нитку жемчуга, которую Верный подарил мне в ночь, когда лишил меня девственности. Через час приехал Эдвард. Он сидел за рулем длинноносого автомобиля, резко отличающегося от приземистых коротких машинок, которые фыркали и хрипели на окрестных улицах. Он почти извиняющимся тоном объяснил, что автомобиль марки «Пирс-Арроу» прибыл на корабле в качестве подарка, который отец прислал ему на двадцатичетырехлетие. Значит, ему двадцать четыре — он на четыре года старше меня. По дороге на скачки я поняла, что мне вообще ничего не нужно делать, чтобы возбудить зависть и привлечь внимание: увидев нашу машину, люди на улицах изумленно застывали на месте, провожая ее взглядами.
Когда прибыл губернатор, поднялся невообразимый шум и все потянулись к нему, будто рой вылетевших из улья пчел. Мы наблюдали за этим со своих мест. Затем губернатор повернулся в нашу сторону и улыбнулся:
— Как я рад видеть вас здесь, мисс Минтерн!
Эта фраза спровоцировала целый рой вопросов. «Кто она? Неужели его тайная возлюбленная?» Я поразилась тому, что он знает мое имя, и у меня сразу закружилась голова от неожиданного внимания иностранцев. Эдвард тоже был под впечатлением и все подливал мне в бокал восхитительное холодное вино, так что я вскоре почувствовала необычную легкость и стала находить особую прелесть во всем, что нас окружало: в напряженных мускулах лошадей, в сияющем голубом небе, в море шляпок, среди которых моя была самой прекрасной. Если бы я в таком полупьяном восторге учуяла запах навоза, он наверняка показался бы мне изысканным ароматом. После третьего забега с места поднялся губернатор. Он снова посмотрел в мою сторону, приподнял шляпу и произнес:
— Доброго дня, мисс Минтерн.
Теперь я поняла, откуда губернатор меня знает: он был одним из любимых клиентов матери — добродушный мужчина, который всегда тепло приветствовал меня, когда я приходила на прием. Мать потом рассказывала мне о его дочери и о том, что она была примерно моего возраста, когда умерла. Мне не особо приятно было это услышать. Но теперь это искупалось тем, что он узнал меня на скачках. Я стала важной особой. Эдвард незаметно пустил еще одну сплетню, рассказав сидящим рядом людям, что он слышал, будто губернатор был другом нашей семьи:
— Она это отрицает, но я думаю, что ее отец занимал пост губернатора до сэра Мэя.
В тот день Эдвард спросил, сможем ли мы стать друзьями. Он сказал, что с удовольствием будет сопровождать меня в те места, которые хотелось бы посетить американке, но где ее не может сопровождать горничная. Я решила, что он просит разрешения стать моим покровителем. В таком случае он будет моим первым иностранцем.
@@
Вскоре я смогла убедиться, что, когда Эдвард просил разрешения стать моим компаньоном, он имел в виду именно это. В первую неделю мы с ним гуляли в городском парке, ужинали в ресторане и посещали американские книжные магазины. Я чувствовала, что он испытывает ко мне нежные чувства, но он ни разу не намекнул, что хочет большего. Мне казалось, что он боится просить о большем из-за нашего крайне неудачного начала знакомства. Или, возможно, он знал, что у меня есть другие клиенты, и считал неприличным с ними конкурировать. Возможно, он думал, что одним из них был Верный.
В начале второй недели он взял меня на прогулку, чтобы посмотреть храм, но как только мы туда приехали, у него началась страшная головная боль, и ему пришлось срочно вернуться домой. Он рассказал мне, что с самого детства мучается от мигрени. Но я боялась, что он подхватил новый испанский грипп. «Торговая компания Айвори» не распространялась о том, что из Штатов в Шанхай прибыли трое заболевших. Почти сразу менеджер их шанхайского офиса тоже слег. Все заболевшие выздоровели, но никто не мог сказать с определенностью, была ли это та самая смертельная болезнь. Из-за всеобщей паники «Торговая компания Айвори» поместила своих работников под карантин — кроме Эдварда, который, строго говоря, не являлся работником компании. Если Эдвард и правда подхватил грипп, он мог заразить и меня, и тогда все в «Доме Красного Цветка» окажутся в опасности, а двери дома надолго закроются. Каждый день мы читали в газетах ужасные сообщения о том, сколько людей в других странах умерло от этой болезни. Она чуть не убила даже короля Испании. Начала эпидемии в Шанхае можно было ожидать в любой день. До сих пор мы знали всего о нескольких заболевших, исключая, конечно, людей в бедных кварталах города. В нашем доме мы пили горький настой и внимательно следили, нет ли у гостей лихорадки или головокружения — симптомов, которые легко было спутать с опьянением. Если мужчина кашлял — мадам Ли быстро вставала, прикрывая платком нос, и велела гостю приходить в другой раз. Те, кого она выпроваживала, даже не обижались. Каждую ночь трамвайные вагоны в городе отмывали известковой водой, и мадам Ли тоже взяла на вооружение этот метод — она заставила слуг каждое утро мыть внутренний дворик, ведущий к дому, крепким раствором извести.
Эдвард оправился от мигрени, но через несколько дней его атаковал новый приступ. Он говорил, что это похоже на яд, проникший в мозг. Начиналась мигрень с острого покалывания в глазах. Затем боль переходила в череп — и яд распространялся, как пожар. Перед приступами у него всегда было мрачное настроение: по нему я научилась предугадывать их начало. Он мог не появляться днями, но потом возвращался в отличном настроении. Эдвард говорил, что во время приступа ему необходимо оставаться в комнате с приглушенным светом. В это время он не может ничего делать, даже думать. Но как только ему удается сесть — значит, дело пошло на поправку. Тогда он начинает писать свои путевые заметки, и недомогание отступает, будто рождающиеся в его голове мысли смывают остатки яда с мозга.
Когда он спросил, сможем ли мы совершить долгую прогулку на машине, я засомневалась, разумно ли это. Что, если по дороге у него начнется очередной приступ — как мы вернемся? Именно тогда он решил научить меня водить машину.
Во время первого урока я ехала очень медленно, и он сказал, что счастлив, так как теперь у него появилась возможность наслаждаться окружающими видами. Мне они казались довольно однообразными. Не было видно ни клочка девственной равнины — все пригодные уголки распахали и засеяли. На каждом из перекрестков он заставлял меня отрабатывать повороты. Он подбрасывал монетку: если выпадал орел, я поворачивала направо, если решка — налево. Когда было необходимо развернуться, Эдвард брал управление на себя: в одном месте дорогу перекрыло стадо коров, в другом — фермеры с какой-то непонятной целью высыпали на дорогу кучу камней. И куда бы мы ни поехали, всюду привлекали внимание крестьян, работающих в полях. Эдвард сигналил им и махал рукой. Они бросали работу, разгибали спины и молча смотрели на нас, но ни разу никто не помахал нам в ответ. То там, то здесь мы видели стены домов, побелевших от известковой воды. Мы проезжали мимо деревень, где мужчины сколачивали из досок гробы. В одном месте мы миновали процессию людей в белых одеждах, бредущих по узкой тропинке между рисовыми полями по направлению к расположенному на холме кладбищу. Как только я лучше освоилась с машиной, я рискнула прибавить скорость. Страницы книги, которую Эдвард держал на коленях, взметнулись от ветра, из них вылетело письмо, и ветер унес его прочь — Эдвард не успел его поймать. Я спросила, стоит ли развернуться, но он ответил, что нет нужды возвращать письмо. Он и так знает, что в нем. Его прислала жена. Она писала, что здоровье у его отца совсем слабое.
