Светлячки на ветру - Таланова Галина (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Антон последнюю неделю совсем не выходил из палаты, и Вика подумала, что надо бы его завтра навестить… Попросила маму привезти ее на каталке к Антону. Когда она его увидела, то не узнала. Незабинтованный глаз застыл на раздвоенной трещинке на потолке, похожей на линию жизни. Застыл там, где эта трещинка обрывалась. Вика осторожно взяла Антона за руку:
— Антоша, привет! Как дела? Мне мама новую игру принесла, будем играть.
Но Антон смотрел сквозь нее, как сквозь стекло — и видел лишь свою трещинку, заканчивающуюся крестом. Вика глядела на него с ужасом. Теребила его руку, показавшуюся ей какой-то мягкой игрушкой, набитой опилками, теребила все настойчивее и упорнее. И о чудо! Антон посмотрел на Вику каким-то осознанным умудренным взглядом старца, все знающего про жизнь, знающего такое, что до поры до времени людям неведомо. Вике даже показалось, что его рука потянулась погладить ее по голове, немного согнув пальцы. Он улыбался какой-то виноватой улыбкой. Вика сжала его руку:
— Смотри, что я тебе принесла, — сказала Вика, протягивая ему игру.
Губы Антона растянулись в какой-то дрожащей улыбке, словно видела она его в отражении воды, волнуемой легким ветерком, здоровый глаз заморгал так, что можно было подумать, что ему в глаз попала соринка. Он что-то говорил будто, но слов не было слышно: точно сильный ветер относил его фразы в далекую даль. Вдруг его глаз перестал моргать и закрылся, но веко по-прежнему подрагивало, точно листок от дождя. Когда глаз снова открылся, он показался Вике стеклянным. Веко больше не дрожало, а зрачок, казавшийся стеклянной черной бусиной, смотрел в потолок, ни на что не реагируя. Вика стала теребить его руку, словно маленький ребенок дергает мамину юбку, требуя исполнить его каприз:
— Антоша, Антон, Антошечка!
Но больше Антон не слышал ее. Больше он ни на кого не реагировал, хотя прожил еще две недели. Вика постоянно прислушивалась к тому, что происходит в соседней палате, вся обмирая от страха. Липкая рубашонка противно прилипала к спине, точно она попала под дождь. Она еще верила в то, что смерть можно обмануть. Вот сейчас Антон очнется — и они сыграют в ее новую игру, которую ей так не терпелось ему показать. Она видела, как медсестры бегают к нему с кисло родными подушками и капельницами, видела, как его отец греет в руках пузырьки с плазмой, дышит на пузырек, пытаясь его согреть своим дыханием, точно оттаивает окно в замерзшем троллейбусе…
И сама она словно попала в этот замерзший троллейбус, в котором укачивает и поднимается тошнота. Ей снова не хватало воздуха… Он такой морозный, что замерз до ледяных призм, которые она никак не могла протолкнуть в свое горло. Обдирала его до боли, до крови, солоноватый вкус которой она чувствовала на своих губах…
Маленькая Вика провалилась то ли в обморок, то ли в тяжелый сон, придавивший ее холодным, колючим, осевшим после оттепели сугробом… Они идут с Антоном по коридору школы и ищут класс, на урок в котором они, заигравшись на перемене, опоздали. Школа новая, она недавно перешла в нее из другой — и плохо знает своих одноклассников. Вику охватывает страх, что ее будет ругать учительница, что она такая недисциплинированная. Учительница у них тоже новая и предмет новый, на улице весна — и ей так не хочется идти в душный класс, где не хватает спертого воздуха, а в виски больно стучатся настырные молоточки и кружится голова. Но надо! Они доходят с Антоном до какой-то двери, Антон робко стучится и приоткрывает дверь, растягивая большие ржавые пружины, на которых она держится. В открытую дверь она видит учителя с лицом реаниматора, только одет тот почему-то в черную рясу священника. Ей становится страшно. У доски она видит лысого мальчика, того самого, чья рубашонка была залита кровью в тот день, когда она бежала из больницы. Мальчик что-то пишет фломастером на белой доске, но буквы исчезают, как будто чернила испаряются или невидимы для нее. Она стоит и смотрит из-за спины Антона на его старания. Мальчик замечает их и приветливо им улыбается, махнув рукой: «Заходите!» Но Антон неожиданно оборачивается к Вике и очень тихо говорит:
— Тебе не сюда!
Он отталкивает Вику и ныряет в узкий проем двери, которая с шумом захлопывается, больно ударив ее руку так, что из глаз Вики брызнули слезы, и она отшатнулась к холодной шершавой стене, покрашенной в бледно-зеленую краску цвета травы, закрытой от света. Стена нежно и щекотно колется, точно папина небритая щека или зеленый мох.
Через три часа всех детей собрали в коридоре и повели гулять, чтобы вынести тело мальчика без свидетелей. Дети шли молча, как набрав в рот воды, не обращая ни на что внимания, сгорбившись, как маленькие лысенькие старички, опустив глаза, в которых у многих из них блестели слезы. Они шли гуськом, как под конвоем по тюремному двору.
83
Сонную вечернюю тишину выходного вспорол крик Никитиной мамы: «Помогите, Никите плохо!»
У Никиты открылось сильное носовое кровотечение, ему было тяжело дышать — и нужен был кислород. Одной кислородной подушки хватало на семь-десять минут. В отделении было только три кислородные подушки, которые надо было наполнить в реанимации, до которой бежать четыре этажа, так как лифт опять не работал, переход между отделениями, соединяющий старый и новый корпуса больницы, и два длинных коридора. Поэтому родители из тех, кто оставался здесь почти круглосуточно, выстроились в конвейер: бегали в реанимацию, наполняли подушки и бежали обратно, боясь не успеть, отдавали наполненную кислородом, хватали пустую — и снова бежали в реанимацию, по пути заскочив к своему ребенку посмотреть, не кончается ли бутылочка, из которой капает лекарство. Не дай бог, кончится и медсестра проворонит: побежит по тоненькой пластиковой трубочке воздух, втекая в сосуды. Мысль одна: успеть, успеть, только успеть…
Вике с еще тремя детьми дали в руки флакончики с плазмой и поручили их греть. Их нужно было оттаять немедленно — и почему-то именно теплом тела. Вика держала в ладони ледышку, холодом обжигающую руки. Она даже пыталась дышать на флакон и греть его своим дыханием. Стекло запотевало, по нему капельками стекала вода, руки леденели, кончики пальцев были уже совсем деревянные — и она очень боялась, что флакончик юркнет на пол из скользких негнущихся рук. Поэтому она передала флакончик Тане и грела свои руки, потирая ладошки друг о друга и делая пальцами упражнение: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…» Пальчики стали красные, как у той красной руки, что прилетала к Вике по ночам. Их надо было отогреть как можно быстрее: скоро флакончик, пройдя по кругу детских рук, опять вернется к ней… Пальчики покалывало сотнями мелких иголочек, и Вика чувствовала, как холод из пальчиков проникал в ее тело, доходя до сердца. Она начала дрожать, и ей казалось, что вот-вот потеряет сознание. Чья-то мама грела кипятильником воду и мочила кипятком тряпочки, которыми дети обертывали ладони, чтобы быстрее согреть затекшие пальцы.
84
«Опять… Сколько можно, почему они не могут ничего сделать?» — из коридора донесся крик Никитиной мамы. Вика боязливо вышла из палаты и увидела, что тетя Наташа, молодая и очень красивая, похожая на дикторшу с телевидения (у нее были такие же иссиня-черные волосы, напоминавшие Вике вороново крыло, без всякой завивки, прямые, но всегда аккуратно расчесанные…), стояла возле палаты сына и буквально лезла на стену, обдирая пальцы до крови. Кровавые полоски тянулись по желтой стене, выкрашенной масляной краской… Из палаты донесся крик Никиты:
— Мама, прекрати!
Этот крик вдруг захлебнулся кашлем, сквозь который прорывались, словно голос за кадром, рыдания. Несколько мам выбежали на крик и попытались оторвать женщину от стены. Оттаскивали, но та вырывалась и бросалась на стену снова, точно это могло спасти ее сына.
— Не могу больше, я больше не могу!!! — выла Никитина мама каким-то шакальим голосом. От этого ее воя и Никитиного кашля, перемешанного с плачем, Вике хотелось зажать ладошками уши, но она стеснялась. У нее все холодело внутри от этого зрелища, будто ей проталкивали внутрь пищевода огромный холодный зонд. Какая-то мамочка попыталась всучить тете Наташе желтые таблетки валерьянки, поблескивавшие на ее раскрытой ладони, точно маленькие пуговки.
