Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна (читаем книги бесплатно txt) 📗
— Да, нет. Имя, как я понял. — Все так же спокойно и плоско сообщил Семен.
— Так, а я причем? Нашел здесь тряпку для соплей. Гони взашей, если ничего не может. Мне-то что.
— Девчонка не плоха, Вячеслав Генрихович. Я такого от нее не ждал. И номер придумала. — Доложил Семен. — И на пианино может, а у нас же с этим последнюю неделю проблема, я сообщал.
Боров, которому сейчас, действительно, было не до этого, стиснул зубы и отошел, кивком объяснив свой маневр другим мужикам.
— Так что тебе надо от меня? — Рыкнул он в трубку.
— Она бусинку потеряла.
— …! — Будь он рядом, Боров бы придушил Семена. — Какую бусинку, мать тебя так?! Ты охренел, Сема? Ты по какому поводу мне звонишь, а?!
— Извините, Вячеслав Генрихович. Был не прав. Просто подумал, что… Извините. — Администратор его ресторана быстро отключился.
А Боруцкий раздраженно бросил трубку сотового телефона на диван, и вернулся к разговору о том, почему именно он возглавляет «фирму», через которую все автодилеры города получают разрешение на ведение дела. Так случалось, что иногда ребятам об этом надо было напоминать. С наглядными аргументами.
Парень, сидевший на стуле в центре комнаты и привязанный, чтоб не упал с того, кажется, расслабился и отключился, пока Боров разговаривал. Вот, из-за каких-то «маньячных бусинок» у него люди от рук отбиваются. Надо и самому приложить руку к воспитанию. Делегировать полномочия хорошо и правильно, как и переквалифицироваться в бизнесмена, не те времена уже, все-таки. Но сейчас ему самому хотелось спустить на ком-то пар и раздражение.
Вячеслав махнул рукой, чтоб Федот, избивавший парня до этого, окатил того холодной водой из ведра. Парень захлебнулся, закашлялся и принялся отплевываться. Вместе со слюной, водой и кровью, на пол упал зуб.
— Так, о чем мы говорили, Влад? — Боруцкий хрустнул суставами.
Агния безуспешно пыталась заткнуть себе рот. Но истеричные, надрывные всхлипы, вперемешку с ужасной икотой, пробивались сквозь ненадежный заслон ее тонких, подрагивающих пальцев. Так обидно, просто кошмар! Даже узнав о пропаже родителей, даже поняв, что те уже не вернутся — она не плакала. А теперь — разревелась как дура, и вот уже почти час успокоиться не может. Хорошо еще, хоть успела показать администратору то, что придумала. Поначалу этот Семен Владимирович смотрел на нее еще более скептично и безразлично, чем Вячеслав Генрихович. Будто и не живой человек, а статуя на входе. Но потом, ничего, вроде бы одобрил. Если, конечно, его «посмотрим», можно считать одобрением.
Агния снова всхлипнула.
Еще несколько часов назад, идя сюда, она чувствовала себя победительницей. А теперь эйфория прошла. И она ощущала себя Дурой. Нет, хуже, самой большой дурой из всех дур.
Мимо ее убежища в одном из закутков коридора подсобных помещений, ухмыляясь, прошла Светлана — основная певица в этом ресторане. Солистка, если можно так сказать о певичке ресторана. Хотя, чем она-то, Агния, теперь лучше?
Уткнувшись в колени распухшим от слез носом, Агния сделала вид, что не замечает насмешливый, полный превосходства, взгляд певицы. Так стыдно, и противно.
Она очень хотела убежать. Вот просто все бросить, и рвануть отсюда домой, и никогда не возвращаться. Но ее останавливало то, что именно это и предрекал ей Вячеслав Генрихович вчера.
А значит, надо было или подниматься и дальше искать бусину из вышивки маминого платья, которое она взяла для сегодняшнего вечера, или прекращать рыдать, махнуть рукой на проклятый бисер, пусть и такой важный для нее. И идти выяснять у Семена Владимировича, может ли она и завтра выступать так же, как сегодня.
Эта идея пришла им с Зоей Михайловной в три часа ночи, когда они смирились с тем, что и с самым «тяжелым» макияжем никто не примет Агнию за взрослую. А в свете настольной лампы, включенной в комнате, очень выразительно смотрелась тень от вазы, которую мать Агнии привезла из гастролей в Испании…
Потому, сегодня вечером она пришла в ресторан с белым экраном-ширмой, «заимствованной» в консерватории и романсом в репертуаре. И такой подход, определенно, заинтриговал посетителей ресторана Боруцкого. Они отвлеклись от еды и с интересом наблюдали за номером. Это ей сказал Петя, один из парней-официантов. И она так обрадовалась. А потом, уже переодевшись и сыграв на пианино по просьбе того же Семена Владимировича, обнаружила, что на вышивке платья, оставленного в одном из подсобных помещений, не хватает центрального элемента — крупной синей бусины из тонированного перламутра. И она вдруг так расстроилась, что разревелась в три ручья, едва сумев внятно объяснить причину своих слез тут же появившемуся невозмутимому Семену Владимировичу. Нет, она не сказала администратору о том, что только-только потеряла обоих родителей, что ее бабушка в десяти случаях из двенадцати не узнает свою внучку, встречая в коридоре квартиры. Не говорила о том, как устала приходить по ночам под окна этого ресторана, чтобы кого-то в чем-то убедить. Как устала бояться инспекторов соц. службы, имеющих полное право отправить ее в интернат из родного дома. И как невероятно вымоталась, придумывая способ обеспечить и бабушку, и себя, не утратив при этом возможности продолжать заниматься пением в консерватории, готовясь в ту поступать на основное отделение через год.
Она не говорила о том, как ей хочется купить себе шоколадку, и просто съесть ту, а не проходить мимо прилавка в магазине, подсчитывая каждую копейку. Господи, она и сама понимала, что еще совсем не взрослая! И не привыкла отвечать сама за себя! Она была ребенком, дитем, как называл ее Боруцкий. Только детство неожиданно кончилось два месяца назад, а Агния еще не успела вырасти.
— Это что за хрень? Ты мне тут болото решила устроить? — Раздраженный, полный издевки, голос Вячеслава Генриховича заставил Агнию резко вскинуть голову. — Быстро вытрись. Я что говорил — шуруй отсюда, никто не держит. А сопли распускать мне здесь нечего.
Мужчина возвышался над ней, скрестив руки на груди.
— П-п-простите, Вячеслав Генрихович. — Попыталась поглубже вдохнуть Агния. — Я … нет. Не болото. Я … просто… Бусину. Сейчас. Я найду. Просто нигде нет. А это с маминого платья…
— Е-п-т. — Боруцкий посмотрел на нее, как на идиотку. — Бусинку. — Передернул он ее с иронией. — Ясли, е-мое. Бусину она потеряла. Найти не может.
Вячеслав Генрихович фыркнул и, покачав головой, развернулся и ушел вглубь коридора.
Агния медленно поднялась, чувствуя себя еще хуже, чем до этого, и принялась вытирать слезы ладонями, не замечая, что испачкала те пылью, во время своих поисков под сценой.
Глубоко вдохнула и решила идти домой. Но уже на полпути к подсобке, где лежали ее вещи, опять натолкнулась на Вячеслава Генриховича.
— Дура ты, девка. Как и все бабы. — С насмешкой заметил он, и протянул ей руку. — На, держи свою бусинку. И больше не теряй. — Он разжал кулак.
На ладони Боруцкого действительно лежала та самая бусина. Агния, не поверив глазам, быстро схватила ту и крепко сжала в пальцах.
— Спасибо, Вячеслав Генрихович! Спасибо! Даже не представляю, где вы нашли ее! Я все обыскала! — Она уставилась на него восхищенным и благодарным взглядом.
Он фыркнул и покачал головой.
— Говорю же, дура, дурой. Не там ты искала. А теперь, давай, вали отсюда. Свое отработала, если верить Семену. — Боруцкий как-то устало потер лицо рукой.
И Агния только сейчас заметила, что тыльные стороны его рук, на костяшках, красные и немного припухшие. Будто бы Вячеслав Генрихович обо что-то ударился теми.
— Давай, давай, — подтолкнул он ее, разглядывающую его нескладные руки, к выходу. — Шуруй, Бусина. И завтра не опаздывай, коли не передумаешь.
Почти вытолкнув ее из коридора, Боруцкий отвернулся и пошел в сторону кухни.
— Только бусин и не хватало мне для полного кайфу. — Сокрушался он на ходу, покачивая головой.
Агния благоразумно решила последовать совету, и пошла за вещами.
